Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена Ивановна. Страница 23

– Марецкая, мне с того валидолу толку – как покойнику с газировки. А если у тебя болит душа за старого Вермана, так принеси ему стрихнина, чтоб не мучился.

Сема тяжело вздохнул и вытер лоб ладонью.

– Стрихнин, вы не поверите, стоит денег, – сказал он. – Хватит с вас, Моня, и крысиного яду.

– И я буду лежать синий и некрасивый? – покачал головой Верман. – Нет уж, Сема, я не дам вам этого удовольствия. Я буду лежать такой, чтобы все поглядели на меня и зарыдали от зависти. Потому что я, стройный и безразличный, уже отдыхаю спокойно в своем лучшем костюме, а они бегают вокруг взволнованные и в мятых подштанниках.

Майя с облегчением поняла, что они шутят. Снова шутят! Значит, не все так плохо, как ей показалось?

Вернулся Яша, закрывший окна:

– Вы расскажете нам, в чем дело, или так и будете морочить голову? Дядя Сема, чего от вас хотел этот разбойник? Мы уже думали, вы не выйдете живыми.

– Пускай этот шлимазл говорит, – кивнул Дворкин на Моню Вермана. – Скажи, во что ты нас втянул, не стесняйся!

И Моня, понурившись, рассказал.

Когда девица с бриллиантами появилась в его салоне и попросила вставить их в ожерелье, он сначала наметанным взглядом оценил камни, а затем их владелицу.

– Камни – прекрасные! – горячо убеждал Моня слушателей. – Марецкая, ты права: редко увидишь восемь таких чистых камней.

Верман даже усомнился, не синтетические ли бриллианты достались девушке в наследство, но Сема разубедил его.

«Конечно, это все натуральное, – заверил Дворкин. – Есть небольшие включения, прозрачность не идеальна. Камешки хорошие, да. Похожи на те, что ты привез из Цюриха».

Сема бросил фразу про Цюрих без задней мысли, но Моню словно обожгло. Из Швейцарии, где проходила ювелирная выставка, он привез, среди прочего, восемь бесцветных топазов.

Стоило Моне упомянуть топазы, Яша вздрогнул.

– Дядя, ты не мог! – воскликнул он.

– Ювелир короля Португалии мог, а я не мог?! – запальчиво крикнул в ответ Верман.

– Стойте! Замолчите оба! – рассердилась Майя. – Почему топазы? При чем тут король Португалии?

Яша с Моней переглянулись.

– Пускай Дворкин объясняет, – уныло сказал Моня, утративший весь задор. – Дворкин, объясни Марецкой, что там с королем Португалии.

И Сема объяснил. Выяснилось, что король Португалии ни при чем. Но всемирно известный алмаз под названием «Браганза» весом в полторы тысячи карат когда-то был огранен и вставлен именно в его корону.

– Ну и что? – продолжала недоумевать Майя.

– То, что это никакой не алмаз. Это топаз. Большой бесцветный топаз, который по ошибке приняли за алмаз. Большие деньги предлагали за него королю, говорят, без малого сто миллионов фунтов стерлингов.

– Надо было брать, – подал голос Верман. – Сглупил король.

– За то, кто сглупил, мы еще поговорим, – строго сказал ему Дворкин и повернулся к Майе. – Так вот, уточка, бесцветный топаз – камень неинтересный. Скучный камень, говоря откровенно. Разве что похож на алмаз. Вот его иногда и используют, чтобы…

– Чтобы подделать бриллианты, – закончила Майя упавшим голосом. – Моня, скажите, что вы не могли этого сделать!

– Я и не мог, – мрачно сказал Моня. – Сема мог. У него руки золотые.

– А у тебя глаз стеклянный! – сердито засопел Сема. – Ты же видел девчонку, разговаривал с ней, павлином хвост распускал. Как же ты ее просмотрел, а?

Майя опустилась на стул. Так вот что придумал Верман! Он оставил себе бриллианты, которые принесла Алина, и заменил их бесцветными топазами в полной уверенности, что девушка не сможет опознать подделку. Сема огранил их как бриллианты, и получились точные копии. За тем лишь исключением, что они стоили во много раз дешевле оригинала.

И все могло бы пройти успешно… Но клиенткой оказалась не кто-нибудь, а подруга Николая Хрящевского.

– Моня, вы же – рентген, – умоляюще проговорила Майя. – Вы любого человека насквозь видите. Как вы могли так ошибиться с этой Алиной?

Верман вместо ответа только сокрушенно развел руками. Что он мог сказать? Был такой день – пятница, дурные клиенты валили косяком, и девчонка была невероятно убедительна в роли молодой дурочки, не понимающей, какое богатство на нее свалилось. Бес попутал Моню Вермана, не иначе!

– Актриса она первостатейная, эта Алина, – тихо сказал Дворкин. – Переиграла нашего Моню по всем фронтам.

– Я бы сказал, кто она первостатейная, но здесь женщины и дети! – вскинулся Моня. – И через это я промолчу.

Майя взглянула на Яшу, которого назвали ребенком. Вопреки своему обыкновению, парень не проронил ни слова за все время, что Моня с Семой вели рассказ. Ни насмешек, ни язвительных вопросов… Очевидно, Моня тоже подумал об этом, потому что повернулся к Яше:

– Что ты молчишь на мою голову? Скажи уже что-нибудь, вбей свой гвоздик.

Яша поднял на дядю серьезные глаза и спросил без тени усмешки:

– Дядя, что он от вас хочет, этот поц?

Моня с Семой переглянулись. Минута прошла в молчании, словно каждый из них решался – и не мог решиться ответить на простой вопрос.

– Хрящ предлагает сделку, – упавшим голосом сказал, наконец, Верман. – Мы должны кое-что провернуть…

Глава 5

Когда Майя услышала, что предложил Хрящевский, она открыла рот и сидела с самым глупым видом до тех пор, пока Моня не предложил ей «законопатить скворечник».

– Он хочет, чтобы вы продали Аману Купцову партию бриллиантов? – переспросила она. – Господи, зачем?!

– Я тоже не понимаю, – поддержал ее Яша. – Дядя, в чем подвох?

– Сема, нет сил объяснять, – с отчаянием признался Моня. – Начинай ты, я подхвачу.

– Ты ведь знаешь, уточка, что Аман приехал в Москву не так давно и с Хрящевским они конкуренты? – мягко сказал Дворкин.

Майя кивнула.

– У Хряща есть свои люди там, – Сема показал на потолок, – но и наш Аман не так уж прост. Иначе Москва давно съела бы его, прожевала, переварила и выплюнула. А он открывает все новые салоны. Да и прежние живут неплохо. Посмотри на нашу «Афродиту»: мы взяли в штат ювелира, пристроили к себе Яшу… Потому что у Мони – карт-бланш, Аман ему доверяет. Если Моня сказал, что хочет взять партию прозрачныхза пятьдесят миллионов, то он получает на это средства. Аман знает, что Верман вернет ему деньги с небольшим верхом.

Майя с Яшей одновременно кивнули: в способностях Мони по этой части они не сомневались.

– У Амана Купцова есть свой человек там, наверху, – продолжал Дворкин. – Как можно сейчас делать бизнес без покровителя? Нельзя, никак нельзя. У нас такая страна, что тебя съедят раньше, чем ты успеешь положить в карман первую заработанную тысячу. Он – большой человек, купил себе два телеканала и имеет с них свой гешефт. Ну, еще парочку-троечку радиостанций, но такую мелочь мы даже не будем брать в расчет. Верно я говорю, Верман?

– Верно, – подтвердил Моня. – Шпарьте дальше, Дворкин, вы грамотно излагаете.

– Ты понимаешь, уточка, что иметь такого человека за своей спиной – неплохое подспорье для бизнеса. А потерять его равносильно тому, как войти в бухту, кишащую акулами.

– Положим, не кишащую, – возразил Моня. – Не сбивай ее с толку. Акул всего две.

Майя недоуменно переводила взгляд с Дворкина на Вермана. Почему именно две акулы?

Увидев на ее лице вопрос, Верман объяснил.

Ювелирный рынок Москвы последние пять лет контролировали три человека. Самый известный – Николай Хрящевский, человек страшный, поднявшийся на криминальном бизнесе девяностых. Второй – пресловутый Аман Купцов, тихой сапой пробравшийся в столицу и прибравший к рукам десятки магазинов, где, как грибы, вырастали его «Золотые Купцы». А третий – Григорий Стропарь: темная лошадка, самый загадочный из трех конкурентов, о котором мало кто знал. Однако его доля была самой весомой.

– Он пришел раньше Хрящевского, – рассказывал Моня, понизив голос. – Говорят, все дела Стропарь ведет из-за границы, здесь у него сплошь доверенные лица. Было время, когда они с Хрящевским кружили один вокруг другого, точно вороны, потому что никто не хотел делить лакомый пирог с другим едоком. Но разошлись тихо.