Теперь или никогда - Горшкова Яна Александровна "Sidha". Страница 41

Зато сама процедура «выкупа» оказалась будничной до безобразия. К агенту кредитора отправили посыльного, и, пока длилось недолгое ожидание, Грэйн успела выпить неизменной кадфы и притом не поморщиться, а также – коротко ответить на расспросы чиновников.

– Кем вы приходитесь упомянутому ир?Апэйну, сударыня? – в третий раз тщательно перепроверив предъявленные Грэйн бумаги и разве что не обнюхав печати, спросил секретарь судьи, занося перо над постановлением.

– Теткой, – гавкнула ролфийка и тотчас уточнила, не скрывая презрительной гримасы: – Двоюродной. Сводной. По матери. К сожалению, о существовании сего родственника я узнала совсем недавно.

«И еще двести лет не узнавала бы», – откровенно читалось на хмуром лице ролфи.

Судейский понимающе кивнул. Родство с должником и картежником не может радовать никого, а уж если вспомнить, как эти бешеные ролфи грызутся между собой… О?о! Несчастному арестанту можно даже посочувствовать.

– Надеюсь, сударыня, что, будучи на вашем попечении, господин ир?Апэйн не доставит больше хлопот… э?э…

– Увер?ряю вас, – Грэйн клацнула зубами и кивком приказала охраннику выложить на стол мешочки, – вы о нем больше не услышите.

Ролфийское серебро сменило владельца, а эрна Кэдвен цапнула со стола свежезаполненное постановление об освобождении. Теперь Святоша, он же «Удэйз ир?Апэйн», принадлежал посвященной эрне лейтенанту Грэйн Кэдвен со всеми потрохами. Оставалось только отправиться в долговую яму и забрать покупку.

– Когти Локки, ну и имечко… – покачала головой ролфийка, усаживаясь в закрытый экипаж вместе с молчаливыми охранниками. – Удэйз! Хе! Вам приходилось слышать подобное, почтенные?

Один из гвардейцев молча покачал головой, а второй пробурчал:

– Чего же ждать от смеска, посвященная? Небось сам себе и придумал… Вы, эрна, сами?то из кареты не выходите, больно много чести. И запашок от него будет, после тюрьмы?то…

– К сожалению, сержант, я должна прибыть за своим подопечным лично, – вздохнула Грэйн. – Вот и поглядим, что там за «Удэйз».

Удаз Апэйн

Еще несколько лет назад он бы с ума сошел от стыда и позора, очутившись в долговой тюрьме среди безрассудных гуляк, неуемных игроков и неудачников всех мастей. Но, видимо, правы эсмонды, когда без устали твердят: «Человеческая природа такова, что морально опускаться проще, чем взбираться вверх по духовной лестнице». Всеми уважаемый тив, доверенное лицо Эсмонд?Круга, владелец премиленького домика в живописной местности, собственного выезда и стабильного дохода, и предположить не мог, что так быстро скатится вниз. Лишение сана, отлучение от магии, изгнание и бедность – не повод превращаться в полное ничтожество, но за восемь месяцев сидения в тюрьме Удаз уверился, что окончательно пал. Делать здесь все равно было нечего, кроме как играть в карты и насмехаться над перепуганными новичками. Умение играть, по большому счету, спасло Апэйна от голодной смерти, потому что кредитор оплачивал его содержание нерегулярно, а у администрации долговой тюрьмы лишних средств не было. Играли на хлеб и эль, и до следующей проплаты кое?как хватало. Раз в месяц посольство передавало скромную посылку с бельем и книгами. Словом, Удазу пришлось несладко. Как правильно говорят мудрецы, зарекаться от нищеты и тюрьмы не должен никто. Тив Удаз, само собой, зарекался. А вот нищий узник Удэйз ир?Апэйн – уже нет. Одно радовало: с тех пор как отменили телесные наказания за невыплаченные долги, переносить тяготы заключения стало значительно проще. Ручные и ножные колодки мало кому по душе.

По сути, это страшно, когда все мысли только о еде, все заботы сводятся к выбору простака, кого можно обобрать на кружку кислого эля, а ловля блох и раздача пинков – единственное развлечение. Даже игра не радовала, даже фантазии об огненной ролфийке не приводили к естественной разрядке. Временами Удаз ловил себя на мысли, что постепенно превращается в животное, вроде мула, впряженного в колесо водокачки, и вскоре он совершенно утратит способность мыслить и чувствовать как человек. И, в принципе, бывшему тиву стало уже все равно. Животное так животное, лишь бы кормили и хоть иногда чистили клетку. Живут же как?то несчастные твари в зверинцах, а люди – твари поизворотливее.

Утро не предвещало изменений в участи. И обитателям клетки?камеры плевать было, что оно выдалось таким солнечным и светлым. Ночью сволочь?надзирающий забыл протопить печку между двумя отделениями, а толстые стены узилища не успели еще как следует прогреться, а потому холод в камерах стоял жуткий – сырой такой, нездоровый, отнимающий не только силы, но и последние остатки человечности у арестантов. Драка приключилась из?за одеяла, когда паренек, проигравший в карты не только наследство, но и двух малолетних сестер, отказался добровольно пожертвовать свое покрывало для согревания могучего тела разорившегося торговца овцами.

– Отвали, скотоложец! – верещал картежник. – Тут тебе не отара!

За намеки на излишнюю любовь к бяшкам торгаш вознамерился превратить самого наглеца в коврик и так рьяно принялся утрамбовывать парня ногами, что на вопли сбежалась охрана. И в итоге досталось всем обитателям камеры, даже тем, кто продолжал спать. Били в индарской тюрьме короткими дубинками, обтянутыми кожей. Поэтому, когда драчунов утихомирили, весь пол был залит кровью. Смывали ее опять же ледяной водой, отчего теплее не стало никому – ни картежнику, ни торговцу.

Словом, день обещал стать долгим и холодным.

Окровавленный и злой, Удаз Апэйн не сумел даже удивиться, когда его вызвали в администратуру.

– Эй, ты! – Полуграмотный охранник по слогам прочел имя с бумажки: – Удэ?йз ир?Ап?пэйн! С вещами. А где твое шмотье?

Бывший тив пожал плечами. Все его имущество находилось на нем – штаны, ботинки, сюртук, рубашка и шинель (подарок от ролфийских сородичей, кстати, прекрасная и очень теплая штука).

– Топай, падаль подзаборная!

Ничего хорошего этот срочный вызов Удазу не сулил, а потому ноги сами отказывались идти. Но в мрачной длинной комнате, где обычно заключенному должнику зачитывали очередную писульку, ужесточающую условия содержания, его ждал сюрприз, а точнее – два сюрприза в виде здоровенных ролфийских сержантов.

– Удэйз, именующий себя ир?Апэйном, ваш долг оплачен, пеня погашена, и вы передаетесь на поруки своей родственнице, – объявил пристав.

– Какой еще родственнице?

Но чиновнику было недосуг беседовать с каким?то проигравшимся мерзавцем, и он не удостоил Удаза ответом.

– Следуйте за мной, – рыкнул один из охранников, тот, который повыше ростом.

Второй молча подтолкнул бывшего узника в спину.

В другое время Апэйн бы возмутился и потребовал обращаться со своей персоной поаккуратнее, но сейчас его терзал единственный вопрос: что еще за родственница такая? Неужели мамаша пожаловала? Нет, нет, она не могла…

Бывший тив ступил за порог тюрьмы и ахнул:

«А на дворе?то, оказывается, уже весна наступила – солнышко светит, птички поют, народ весь такой нарядный. Хорошо как, мать честна?я!»

Практически под конвоем Удаза подвели к закрытому экипажу, но услужливо распахивать дверцу не спешили. Зато, когда приоткрылось окошко, бывшему должнику осталось только радоваться, что шкафообразный ролфи держал его за плечи, не то бы упал ир?Апэйн замертво, точно подрубленная березка.

– А… о… э…

Те самые зеленые злые глаза, та самая хищная улыбка, и губы, и волосы, и… О, восторг и экстаз! Форма! Настоящий ролфийский мундир!

– В баню его и к цирюльнику! – гундосо из?за крепко зажатых пальцами ноздрей приказала огненная женщина. – Потом ко мне на квартиру, но только в приличном виде.

И сунула ухмыляющемуся охраннику несколько купюр в ладонь.

– А это на новую одежду.

И укатила прочь, даже не попрощавшись. Ах, какая женщина!

У освобожденного должника от счастья закружилась голова. Будто одним глотком стакан крепкого домашнего самогона опрокинул. Сбылось сразу все – долг выплачен, тюрьма в прошлом, он на свободе, и то, о чем не мечталось, тоже исполнилось – Она сама за ним приехала. Сама!