Семейное проклятие - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 27
– Подбирается к Пельешке Кирюха!
Но – если и подбирался, – слишком медленно получалось. Во втором сете все свои подачи Бодрых удержал, дело дошло до тай-брейка, народ ощутимо оживился… Но Пелье являл совершеннейшие чудеса. Абсолютно, казалось, неприемные мячи доставал без труда, неожиданно укорачивал, блистательно подрезал, разводил по углам, всегда вовремя выходил к сетке…
В итоге – и второй сет проигран. Все, шансов нет.
Трибуны заволновались, заворчали. Особо нетерпеливые потянулись к выходу.
…И пропустили фантастическую игру. Даже более красивую, чем в финале Кубка Дэвиса 2002 года.
Потому что молодой теннисист Кирилл Бодрых один в один повторил подвиг Михаила Южного. Проиграв в двух первых сетах, взял подряд три следующих. И выиграл финальный матч.
Аля и плакала, и смеялась. Обнимала Кирилла, улыбалась вместе с ним в объективы фотоаппаратов и телекамер. И понимала, что все ее сомнения, и все условия («Буду твоей, только если выиграешь!») не более, чем глупость. Она любит этого мальчика. И всегда любила. Просто – трусливая курица – боялась, что общество, видите ли, ее осудит. Да плевать на мнение общества! И на разницу в возрасте – тоже. Подумаешь, парню всего двадцать один год. Зато сегодня такое мужество проявил – никакому зрелому мужчине не снилось.
Но все же Аля улучила минутку, когда поток поздравлений на приеме в честь победителя ненадолго иссяк, шепнула Кирюше на ухо:
– Я была бы с тобой, даже если бы ты проиграл…
– Алька, да верю я! – перебил он.
Впервые назвал ее совсем без пиетета, уменьшительным именем – и ни капельки это слух не резануло.
А Кирилл – счастливый, нахальный, чуть взъерошенный – немедленно рванулся в новую атаку:
– Замуж, наконец, пойдешь за меня?
И хотя Аля была не разведена (да Кирюша и знал об этом прекрасно), она твердо ответила:
– Пойду.
– Когда?
– Хоть сегодня.
Мальчик такого ответа явно не ожидал. Пробормотал ошеломленно:
– Вот это у меня денек!
И вдруг насторожился, закаменел. Смотрел куда-то в сторону.
Аля перехватила его взгляд – и тоже опешила.
Сквозь толпу выпивающих и закусывающих пробиралась Вера Бородулина.
За два года, что они не виделись, она почти не изменилась – только волосы перекрасила, да лицо (на инъекции никогда не скупилась) сделала еще более гладким.
Ничего себе! Зачем она здесь?
И идет явно к ним. На лице играет улыбка, но глаза ледяные, пустые, как у змеи.
Приблизилась к Але с Кириллом. На бывшую подругу – ноль внимания. Зато ее спутнику проворковала тоном чрезвычайно интимным:
– Ну, поздравляю тебя… чемпион!
– Спасибо, – пробормотал Кирилл.
Он был явно смущен. Хотя с чего бы? Виделись они с Верой, насколько знала Аля, единственный раз. Три года назад в осеннем парке. Когда Бородулина, заказчица беременности, устроила исполнительнице непотребный скандал. Тогда, кстати, Кирюша – совсем еще юнец! – прекрасно сумел поставить Верку на место. Но сейчас зачем-то видимость дружеских отношений решил создать.
Бородулина окинула обоих внимательным взглядом. Проговорила, обращалась вновь к теннисисту, будто Али и не было:
– Кому «Порше»-то подаришь? Ей небось?
Судьбу новенькой, сверкающей машины – полагавшейся победителю турнира – Аля с Кириллом уже обсудили. Решили дружно: пижонить на лихом спорткаре ни он, ни она не будут. Продадут.
Но сейчас Бодрых лишь неопределенно пожал плечами. И в глазах его Аля увидала страх куда больший, чем в конце третьего сета, когда счет стал 6:5 в пользу Пелье.
Да что с ним такое?
Вера же продолжала совершенно свойским, будто с мужем разговаривала, тоном:
– А денежек-то подсыплют? Или только за машинку потеть пришлось?
И наконец-то! Кирилл взорвался:
– Слушай, оставь меня в покое!
Журналисты, что пировали неподалеку, настороженно вскинули головы… Вера же нимало не смутилась. Повысила голос – явно старалась привлечь внимание. Произнесла с удовольствием:
– Нет уж, дорогой, не оставлю.
На секунду отвернулась от них, помахала кому-то рукой. Аля в изумлении увидела: к ним навстречу торопится женщина. Средних лет, одета скучно и скромно. А на руках у нее – с любопытством глазеет по сторонам мальчонка. Худенький, бледный. По возрасту – годика полтора.
– Встань здесь, к свету! – скомандовала женщине Бородулина.
Та послушно повиновалась, замерла под яркой лампой.
Малыш завертелся, протянул ручки к Вере.
– Подожди, Андрюша! – раздраженно молвила та.
И вновь обернулась к Кириллу, спросила с усмешечкой:
– Никого не напоминает?
– Вера, что за цирк? – наконец не выдержала и Алла.
Но та на нее вновь ноль внимания. Не сводя с Кирилла горящего взгляда, сказала триумфально:
– Внимательно смотри. У него все – твое. Лицо, глаза, нос. Можешь, если хочешь, конечно, генетический тест делать – но только зря время потратишь. Это твой сын. Твоя плоть и кровь.
И снова робкая Алина надежда на очередной – счастливый – виток жизни полетела в тартарары.
Мальчишечка, что щурится от яркого света, вздрагивает от громкой музыки, получается, сын Бородулиной и Кирилла?!
Но бывшая подруга ведь бесплодна! Да и как у нее могли случиться отношения с молодым теннисистом? Он – уж Аля-то знала своего ученика – явно не из тех, кого легко уговорить на случайный необременительный секс.
Однако ребенок поразительно похож на Кирилла.
Аля вдруг вспомнила: в выпускной год его класс делал стенгазету «Какие мы были». Каждый школьник должен был принести свою фотографию в возрасте одного-двух лет. Алла Сергеевна тогда долго умилялась над детскими карточками. И прекрасно запомнила фото, что принес выпускник Бодрых. Тот малыш, что всхлипывает сейчас на руках у няни, с ним – одно лицо.
– Кирюша, – горько вздохнула Аля, – ну как же так?
Она вовсе не собиралась выяснять отношения – само вырвалось.
– Алечка, – обернулся к ней он.
Встретил ее холодный взгляд, поправился:
– Алла Сергеевна! Я вам сейчас все объясню!
Вера с неприкрытым удовольствием наблюдала за ними. Мальчонка – Андрей Кириллович! – скривил губки и расплакался в голос.
– Я… я… даже не знал об этом… только подозревал! – мучительно краснея, пробормотал Кирилл.
И журналисты, конечно, тут же объявились, требуют:
– Кирилл! Расскажите нам, что происходит?
– Я не буду ничего комментировать! – с неумелой решительностью отрезал парень.
Зато Вера ослепительно улыбнулась, хорошо поставленным голосом произнесла:
– А вот я с удовольствием сделаю заявление!
Выждала, пока на нее обернутся фото-и телеобъективы, взяла (не слишком умело) из няниных рук малыша, приосанилась:
– Этот ребенок – сын нашего чемпиона! Ну… и мой.
– Кирилл, вы признаете это? – мгновенно сориентировался кто-то из пишущей братии.
Малыш уже ревел так, что стал заикаться.
– Мамаша! Ты бы ему хоть соску дала! – посоветовали из толпы журналистов.
На Кирилла, покрасневшего, взмокшего, жалко было смотреть. Парень будто не видел нацеленных на него телекамер, не обращал внимания на Веру, на ребенка. Отчаянно вглядывался Але в глаза, бормотал:
– Она… она мне в воду что-то подсыпала!..
– И изнасиловала! – выкрикнул веселый мужской голос.
Журналисты захохотали.
– М-да, Бодрых, ты отличный ньюсмейкер! – одобрительно заявил еще один представитель СМИ. И заверил: – Завтра на первых полосах всех газет будешь. Гарантирую!
И снова: повторяется старый кошмар: Аля бежала из Москвы!
И снова в крушении всех ее надежд была повинна Вера.
Аля конечно же не стала рубить сплеча и посылать Кирилла в преисподнюю. Она внимательно выслушала его оправдания. По всему выходило: бывшая подруга просто обвела наивного, доверчивого парня вокруг пальца.