Тайная жемчужина - Бэлоу Мэри. Страница 19
Ночью он вдруг поймал себя на том, что представляет, как танцует на дорожке парка с прекрасной женщиной. Она танцевала, закрыв глаза, и у нее были чудесные огненно-золотистые волосы.
Нет, он не должен о ней думать. И ей здесь не место.
Следовало бы сказать Хаутону, чтобы он как-нибудь иначе ее пристроил. Отправить ее в Уиллоуби – это просто безумие.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге гардеробной появилась герцогиня. Она была в платье, отделанном бледно-розовыми кружевами, и выглядела гораздо моложе своих двадцати шести лет.
– О, вы все еще заняты, Адам. А нельзя ли попросить Сидни выйти?
Слуга вопросительно посмотрел на хозяина, и герцог утвердительно кивнул.
– Будьте так добры. Сидни, – сказал он, поднимаясь. – Что я могу сделать для вас, Сибилла?
Герцогиня дождалась, когда за слугой закроется дверь.
– Меня еще никогда так не унижали, – сказала она, глядя на мужа своими огромными голубыми глазами. – Адам, как ты мог так поступить? Да еще на виду у всех…
Он пристально посмотрел на нее:
– Вы имеете в виду.., инцидент с мисс Гамильтон, не так ли?
– Зачем вы отправили ее сюда? – спросила герцогиня, прижимая к груди руки. – Чтобы оскорбить меня, унизить? Я никогда не жаловалась, хотя вы надолго уезжали в Лондон, Адам. Но я всегда понимала, почему вы туда стремитесь. Я терпела и это унижение и не упрекала вас. Но почему я теперь должна терпеть присутствие вашей любовницы в этом доме? К тому же она гувернантка моей дочери. Вы очень многого от меня требуете. Я этого не вынесу.
– Жаль, что, кроме меня, вас никто не слышит, Сибилла. Ваши слова очень трогательны. Возможно, кто-нибудь мог даже поверить, что вас все это беспокоит. Мы вышли из галереи в холл. Не странно ли, что мы выбрали для тайного свидания такое людное место?
– Вы издеваетесь надо мной, Адам. И совершенно не считаетесь с моими чувствами. Вы можете и солгать. Неужели вы отрицаете, что у вас любовная связь с мисс Гамильтон?
– Вы уже назвали меня лжецом, Сибилла, поэтому вопрос ваш бессмысленный, не так ли? Но разве вы удивились бы, если бы я действительно завел любовницу?
– Этого я от вас ожидала и готова понять, – ответила она. – Ваша любовь ко мне умерла, Адам. Но, полагаю, у вас должно было сохраниться хоть какое-то уважение ко мне.
Ведь я все-таки ваша жена.
– Жена? – Он рассмеялся и подошел к ней поближе. – Мне не потребовалась бы любовница, если бы у меня была жена. Неужели вы этого не понимаете, Сибилла?
Он взял ее за подбородок и поцеловал в губы.
– Не надо, – сказала она, тотчас же отстранившись. – Не надо, пожалуйста.
– Не беспокойтесь, Сибилла. Я никогда не принуждал вас силой и теперь не стану.
– Я все еще нездорова. Не поправилась после той простуды.
– Да, конечно, – кивнул герцог. – Я вижу, что вы нездоровы. И вы похудели, не так ли? А ваш визит ко мне… Вы хотели еще что-то сказать?
– Нет. – Она потупилась. – Но я знаю, что вы мне лжете, Адам. Знаю, что гувернантка Памелы – ваша любовница. Хотя вы это и отрицаете…
И вдруг он вспомнил о крови… О крови на бедрах Флер.
– Полагаю, нам следует пойти в гостиную, к гостям, – проговорил герцог, пристально глядя на жену. – Пойдем вместе?
Он протянул ей руку, и они молча проследовали в гостиную.
На следующее утро Флер музицировала в полном одиночестве – дверь между музыкальным салоном и библиотекой оставалась закрытой.
И все же она испытывала беспокойство, волновалась даже больше, чем обычно. А может, герцог сидит за закрытой дверью и слушает ее? А что, если он сейчас откроет дверь и укажет ей на ошибки? Может, он запретит ей играть в этом салоне? Или все-таки его там нет?
Она никак не могла сосредоточиться на пьесе, которую разучивала. Не могла даже сыграть вещи, которые в другое время сыграла бы с закрытыми глазами. Пальцы Флер словно одеревенели и не слушались ее.
Покинув музыкальный салон, она направилась в классную комнату, где занималась с леди Памелой. Но и во время занятий Флер ужасно нервничала, ей казалось, что вот-вот в коридоре послышатся шаги, ручка двери повернется.
Но на сей раз герцог, очевидно, решил их не беспокоить. Минута проходила за минутой, а он все не появлялся.
Да и Памела почти все утро была на редкость тихой и послушной. Но уже в конце занятий вдруг схватила ножницы и порезала на куски шелковый носовой платок, который училась вышивать.
Флер, уронив иголку, с изумлением посмотрела на девочку.
– Она сказала, что мне можно пойти вниз, – выпалила леди Памела. – Да, она так сказала! А он сказал: как-нибудь в другой раз. Он сказал, что напомнит ей. Он сказал это уже давно. Но мне так и не разрешили… А мне все равно, я вовсе не хочу спускаться вниз.
Флер отложила вышивание в сторону и поднялась на ноги.
– А теперь вы скажете им, что я плохо себя вела, – продолжала девочка. – Они придут в детскую и будут ругать меня. И мама будет плакать, потому что я плохо себя вела.
Но мне все равно. Мне все равно!
Флер отобрала у девочки ножницы и испорченный носовой платок.
– И это вы во всем виноваты! – закричала леди Памела. – Мама сказала, что мне можно пойти вниз, а вы не позволили. Я вас ненавижу и попрошу маму, чтобы она прогнала вас. И папе тоже скажу.
Флер села в кресло, обняла девочку и крепко прижала к себе. Хотя Памела отбивалась от нее, как могла, она все же пыталась успокоить девочку.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату влетела миссис Клемент.
– Что вы делаете с ребенком?! – Она взглянула на Флер, сверкая глазами. – Что случилось, моя милая?
Няня протянула к девочке руки, но та еще громче заплакала и еще крепче прижалась к Флер, уткнувшись лицом ей в грудь. Миссис Клемент что-то проворчала себе под нос и вышла из комнаты.
Памела все еще плакала, когда дверь снова распахнулась и в комнату вошел герцог Риджуэй. Какое-то время он молча смотрел на дочь и гувернантку; Флер по-прежнему сидела в кресле, прижимая к себе девочку.
– Что случилось? – спросил наконец герцог. – Памела, почему ты плачешь?
Девочка, сидевшая на коленях гувернантки, тихонько всхлипывала.
– Мисс Гамильтон?..
Она наконец-то подняла голову.
– Невыполненные обещания, – сказала она.
Герцог постоял еще немного, потом опустился в кресло у окна. Он в задумчивости смотрел на дочь, обнимавшую гувернантку за шею.
Флер заметила, что герцог в это утро как-то особенно мрачен, а шрам на его щеке казался еще более безобразным, чем обычно. «Когда-то это лицо было очень красивым, – подумала она, вспомнив его портрет, висевший в галерее. – Впрочем, оно и сейчас красивое, и этот шрам нисколько не уродует его, лишь подчеркивает мужественность…»
Если бы она не встретила его при тех ужасных обстоятельствах, если бы могла отделаться от кошмаров, постоянно преследовавших ее, это мужчина, возможно, показался бы ей очень даже привлекательным.
Герцог наконец нарушил молчание.
– Памела, я могу что-нибудь сделать? – спросил он. – Может быть, еще можно что-то сделать?
Флер вздрогнула: ей показалось, что герцог обращается не к дочери, а к ней.
– Нет, ничего не надо делать, – ответила девочка, повернувшись к отцу.
– Мама обещала, что позволит тебе посидеть с гостями, верно? А я обещал поговорить с ней и напомнить об этом.
Обещал, но не поговорил. Мне очень жаль, Памела. Сможешь ли ты простить меня?
– Нет, – ответила она, снова уткнувшись лицом в грудь Флер.
Герцог вздохнул и погладил дочь по волосам.
– Хочешь, я все устрою? Сегодня у нас пикник. Может, пойдешь вместе со всеми?
– Нет, я хочу остаться с мисс Гамильтон и учить французский. Как раз сегодня у нас первый урок.
– Ну пожалуйста, Памела… А что, если мы уговорим мисс Гамильтон отложить урок на завтра?
Флер поцеловала девочку в висок:
– Мы начнем учить французский завтра, хорошо? А сегодня прекрасный день для пикника. Мне кажется, что все леди наденут красивые муслиновые платья и чепчики и у всех будут хорошенькие зонтики.