Гурман - Варго Александр. Страница 37

— Моя мама — бомжиха и воровка. Папа — насильник и садист, — громко проговорила она. — Братец — опасный маньяк, убийца. А я… — Ей захотелось разрыдаться.

Мила, конечно же, сейчас выдала бы очередную тираду про ауру и привязанность к прошлому. Олег, снисходительно улыбаясь, посоветовал бы отвлечься и посмотреть какой-нибудь фильм. Гоша просто закинул бы ее как куклу на мотоцикл и повез бы в «Берлогу».

Она не сразу услышала, как трезвонит мобильник.

— Говорите!

— Это Павел. Привет.

Катя молчала, прижимая к уху телефон.

— У тебя там что, вечеринка, детка?

— Я тебе не детка, — рявкнула Катя.

— Ты что, попутала? — Тон дяди Паши стал холодным. — Помнишь, о чем мы говорили?

— Помню.

— Когда идем к нотариусу?

— Иди к нему сам, придурок. По тюрьме соскучился? Только попробуй еще позвонить!

Даже на расстоянии она почувствовала, что бывший уголовник шокирован ее словами.

— Ты что протявкала, сучка? — Павел задохнулся от ярости, но Катя уже отключила телефон.

Он звонил еще несколько раз, но она даже не прикоснулась к мобильнику. Лишь дома девушка еще раз проверила входящие вызовы и с удивлением обнаружила среди них звонок от Олега.

Было и короткое сообщение от него: «Прошу, приезжай!»

Катя посмотрела в окно. Солнце уже давно село, но дождь не прекращался. Ехать куда-то не особенно хотелось, но дома все равно делать нечего, почему бы и нет? Заодно они окончательно выяснят отношения.

Девушку охватило состояние какого-то полубезумного веселья. Она быстро переоделась и выпорхнула в прохладную ночь.

Дантист распахнул дверь, и ему в лицо ударил мокрый ветер. В сумерках, в пелене дождя, настойчиво сигналил какой-то автомобиль. Три длинных, три коротких. Потом все стихло.

— Гаучо, фонарь! — крикнул Дантист, перед глазами которого плясали буквы дурацкого сообщения, полученного с телефона Гунна.

Мышонок со страхом выглядывала из-за его плеча. Гаучо принес фонарь, и байкеры вышли наружу. Невдалеке тут же заработал двигатель, и темнота моргнула красными глазами габаритных огней. Машина быстро скрылась во тьме.

— Кто это? — тупо спросил Эстет.

В руках он сжимал бейсбольную биту, которую захватил из «Берлоги».

— Какой-то отстойный прикол! — Гаучо сплюнул.

— Тишина! — прикрикнул Дантист.

Все замолчали. Сквозь плотную стену дождя явственно различалось какое-то жужжание. Его сопровождал механический, дурацкий, глупый смех дешевой куклы, который сначала вызывает улыбку, но быстро надоедает и начинает раздражать.

Дантист зашагал вперед, освещая дорогу фонарем. Его ботинки скользили в густой слякоти. Жужжание стало ближе, и вскоре луч фонаря выхватил из тьмы гротескную картину.

На небольшом пятачке у дороги по кругу, меся жидкую грязь, ездил детский трехколесный мотоцикл. На нем неподвижно, странно кособочась, сидел какой-то уродец с непомерно вытянутым телом, завернутый в одеяло. Ручки и ножки этого существа были непропорционально крошечными. Голова, скрытая одеялом, вздрагивала, когда мотоцикл подпрыгивал на кочке. На руле байка, до упора вывернутого налево и зафиксированного скотчем, болтался мешочек, из которого, потрескивая, безостановочно сочился жутковатый смех.

— Рома, это наш мотоцикл! — Мышонок взволнованно ахнула, вцепившись в локоть Дантиста.

Он выступил вперед, ощущая в ногах предательскую слабость.

— Что это? — шепотом проговорил Эстет, перекладывая биту в другую руку.

Дантист сделал еще шаг.

В тот момент, когда мотоцикл приблизился к Дантисту, он остановил его, ухватившись за руль. Но тот продолжал настойчиво тарахтеть, буксуя колесами по слякоти. Ему вроде как очень нравилось кататься, и он был недоволен тем, что его так бесцеремонно затормозили.

Взгляд Дантиста тут же упал на руки карликового человечка, и он похолодел. Бледные пальцы сжимали руль. Кисти начинались почему-то сразу от тела — ни локтей, ни предплечий! То же самое было и с ногами. Ступни беспомощно свисали прямо с бедер, напоминая дохлых рыбин, нанизанных на кукан.

«Пингвин! — материализовалась у Дантиста нелепая мысль. — Именно он и есть».

Эти безжизненные пальцы показались ему знакомыми.

— Эстет, возьми фонарь! — крикнул он, выключив стартер.

Мотоцикл затих, Дантист откинул одеяло и тут же отшатнулся.

— Гунн!

— Что это с ним? — проблеял Эстет.

Фонарь в его руках дергался как зверек, рвущийся на свободу.

— Почему у него все такое короткое? Он живой?

Дантист склонился над Гунном, голова которого была свешена на грудь. От тела исходил резкий запах горелой плоти.

— Посвети, — сказал Дантист. — Да не тряси ты фонарем!

Он медленно протянул руку и коснулся лба Гунна, холодного, почти ледяного.

— Кажется, он мертв, — хрипло сказал Дантист, слыша свой голос будто со стороны.

Идиотская игрушка продолжала заливаться гнусным смехом. Он со злостью сорвал мешочек и швырнул в кусты, но тот и там продолжал издевательски хохотать.

«Проверь пульс!» — подсказал ему внутренний голос.

Тело Гунна слегка накренилось. Дантист обхватил его руками, не давая завалиться набок. Послышался странный чавкающий звук, и Дантист понял, что их товарищ не упал бы. В свете фонаря было отчетливо видно, что кисти Гунна прикручены к рулю проволокой. А дальше, ближе к одеялу было что-то красно-коричневое, пузырящееся. Оттуда начала сочиться кровь, окрашивая руль.

— Гаучо, сними с него эту дрянь, — сипло сказал Дантист, в глубине души сознавая, что на самом деле вовсе не готов увидеть такое.

Гаучо трясущимися руками начал разматывать одеяло, набухшее влагой. Запах паленого мяса стал сильнее, вызывая тошноту. Из складок одеяла вывалился мобильник Гунна.

— Оно все в крови, — выдавил из себя Гаучо.

— Лиля, звони в «Скорую», — процедил Дантист, когда одеяло тяжело шлепнулось в грязь.

От увиденного его замутило. Гаучо отпрянул назад и чуть не упал. Бледно-желтый луч фонаря дрогнул.

В этот момент Гунн поднял голову.

«Скоро начало темнеть.

— Тебе нравится Гоша? — вдруг спросила Катя у матери, сев на покрывало по-турецки.

— То есть? — не поняла Жанна.

— Как он тебе в постели? — пояснила Катя, не сводя глаз с матери.

— Катька, отвянь. Что за чушь ты несешь? — с ленцой проговорил Георгий.

— Закрой хлебало! — оборвала его Катя. — Что, мамуля?.. Как он тебе?

— Да уймись ты! — рассердилась Жанна. Придумает же такое!..

Катя удовлетворенно улыбнулась. Пусть она и не получила ответа на свой вопрос, но все и так понятно. А вспышка раздражения ее мамули — та самая искра зажигания, которая ей сейчас была необходима.

Она поднялась на ноги и направилась к сумке. Ятаган ждал ее».

Катя оторвалась от чтения и посмотрела на часы. Она находилась у Олега полчаса, а того все не было. На улицу с другой половины дома вышел его отец, Юрий Александрович. Разозленная тем, что парня не оказалось дома, Катя уже намеревалась уехать, но Юрий Александрович уговорил ее подождать сына.

— У меня есть запасные ключи, — сказал он. — Подожди его. Он вообще-то держит свое слово. — Пожилой мужчина помолчал и добавил, глядя куда-то в сторону: — Несмотря на то, что изменился в последнее время.

Вот уж точно подмечено.

Она снова взяла стопку листов с рассказом. Они лежали прямо на столе, будто их специально оставили для нее.

«— Катюха, ты что? — Георгий увидел, что его супруга держит в руке что-то похожее на кривую саблю. — Не дури!

Катя взмахнула ятаганом. Вечерний воздух зазвенел, когда остро отточенное лезвие прочертило дугу.

— Катя?! Ты в своем уме?! — взвизгнула Жанна, пятясь назад.

Глаза ее округлились от ужаса, когда она поняла — сейчас произойдет что-то страшное. Женщина хотела повернуться и броситься в спасительную чащу, но было поздно. Ятаган вошел ей в рот и вышел с другой стороны. Жанна захрипела, упала.