Грань будущего - Сакурадзака Хироси. Страница 9

Притворяться, что ты герой, павший в бою, – это одно. Геройски погибнуть на настоящей войне – совсем другое. Став старше, я наконец понял разницу и знал, что не хочу умереть. Даже во сне.

От некоторых кошмаров невозможно избавиться, как и сколько раз ни пытайся. Я затерялся в кошмаре, и как ни старался выбраться, все равно оставался в ловушке. До меня дошло, что я угодил в петлю, из которой не смогу вырваться, и это было хуже всего. Я отчаянно пытался подавить панику.

Неужели это действительно происходит со мной?

Тот день, который я пережил уже дважды, начинался снова. Или, может, это и в самом деле обычный кошмар? В этом случае он и будет развиваться по тому сценарию, который я запомнил. Ведь все происходит только у меня в голове. Почему нет?

Нелепость какая! Я ударил кулаком по матрасу.

Приснился ли мне острый черный наконечник, летящий прямо в меня? Было ли копье, раздробившее нагрудную пластину и пробившее грудь, лишь плодом моего воображения? Действительно ли я просто выдумал море крови и то, как выкашливал куски собственных легких?

* * *

Давайте я расскажу о том, что происходит, когда у тебя больше нет легких. Ты тонешь. Не в воде, а в воздухе. Хватай его ртом сколько хочешь. Разорванные легкие не могут подавать кислород, необходимый твоему телу, в кровеносную систему. Вокруг тебя друзья машинально, не задумываясь, вдыхают и выдыхают, а ты один тонешь в море воздуха. Я не знал этого, пока не испытал сам. Даже не слышал о чем-то подобном. Значит, не мог этого придумать. Все произошло на самом деле.

Не имело значения, расскажу я о произошедшем кому-то или нет, поверит ли мне кто-нибудь, правда останется правдой. Ощущения, навсегда врезавшиеся мне в память, служили тому доказательством. Боль, молнией проносящаяся по телу, ноги, которые тяжелеют так, словно их набили песком, ужас, такой сильный, что не выдерживает сердце, – это нельзя придумать, это нельзя увидеть во сне. Не знаю, как такое возможно, но я был убит. Дважды. В этом сомневаться не приходится.

Я был не против выслушать историю Ёнабару, которую уже слышал раньше. Да я сделаю это десять, сто раз, чем больше, тем лучше. Наш обычный распорядок дня был забит одной и той же ерундой, повторяющейся день ото дня. Но снова пойти в бой? Нет, спасибо.

Если я останусь на базе, меня убьют. Умру я до или после Ёнабару, особого значения не имеет. Я не смогу пережить этот бой. Нужно убираться отсюда. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.

Даже у святых терпение не безгранично, а я вовсе не святой. Я никогда не был одним из тех, кто слепо верит в Бога, Будду и тому подобную чушь, но если кто-то там, наверху, вдруг решил дать мне третий шанс, лучше им не разбрасываться. Если я так и буду сидеть здесь, тупо пялясь на верхнюю койку, то закончу свой путь в черном мешке. Если не хочу умереть, надо пошевеливаться и убираться отсюда. Сделай, а думать будешь потом. Как учили на тренировках.

Если сегодня повторится то же, что было вчера, то с минуты на минуту заявится Феррел. Когда он пришел в первый раз, я сидел на толчке, во второй – болтал с Ёнабару. Затем мы отправимся на эту дурацкую физподготовку и вернемся вымотанными до предела. Я стал усиленно размышлять. Парни из семнадцатой роты будут на тренировке. Мало того, все остальные солдаты на базе, у кого есть свободное время, заявятся на плац, чтобы поглазеть и позлорадствовать. О лучшей возможности выбраться с базы нельзя и мечтать. Учитывая, каким усталым я вернусь с тренировки, другого шанса мне может не представиться.

Если я получу травму, возможно, все получится. Никто ведь не отправит раненого солдата на физподготовку. Повреждение должно быть достаточно серьезным, чтобы помочь мне избежать тренировки, но не настолько серьезным, чтобы уложить меня в постель. Из порезов на голове, даже неглубоких, кровь хлещет, как из недорезанной свиньи. Это первое, чему нас научили на курсах оказания первой помощи. Я подумал тогда: какой толк будет от первой помощи? Да какую вообще помощь можно оказать человеку, которому копье мимиков снесло голову? Но, похоже, придется признать: мы не ведаем, когда пригодятся полученные знания. Только действовать нужно было быстро.

Ах ты ж черт! Мне предстояло заново прожить целый день и при этом времени не хватало катастрофически. Наш тупоголовый сержант уже идет сюда. Шевелись! Шевелись!

– Чего ты там расшумелся? – небрежно поинтересовался Ёнабару.

– Выйду на минутку.

– Выйдешь? Эй! Мне же нужна твоя подпись!

Я соскочил с койки, даже не удосужившись завязать шнурки. Шлепая ботинками по бетону, я так спешил, что чуть не врезался в стену, на которой висел постер с красоткой в купальнике. А потом пронесся мимо парня, который валялся на своей койке с порножурналом.

У меня не было четкой цели. Первостепенная задача – ни в коем случае не наткнуться на Феррела. Нужно было убраться подальше, пораниться вдали от посторонних глаз и заявиться в казарму в крови примерно в тот момент, когда Ёнабару и сержант будут заканчивать разговор. Для плана, состряпанного на бегу, мой замысел был не так уж плох.

Вот дерьмо… надо было прихватить боевой нож, который лежал у меня под подушкой. В схватке с мимиком от него было бы мало толку, но вот открыть консервную банку, разрезать дерево или ткань – запросто; ни один уважающий себя солдат не обойдется без такого оружия. Я резался этим ножом на тренировках тысячу раз. Поранить им голову было бы легче легкого.

Я выбрался из казармы, но мне еще нужно было уйти как можно дальше от Генерального штаба. Поворачивая за угол здания, я наконец позволил себе немного сбавить темп.

Там была женщина. Как не вовремя!

Она с пыхтением толкала перед собой телегу, нагруженную картошкой. Я знал эту женщину – Рейчел Кирасаги, вольнонаемная, работает в столовой номер два. Белоснежный платок, сложенный в косынку, покрывал волнистые черные волосы. У нее была здоровая, загорелая кожа. Довольно большая грудь и узкая талия. Из трех категорий женщин, которыми может похвастать человечество, – хорошенькие, невзрачные и гориллы, с которыми можно сделать только одно, то есть отправить их в армию, – я бы не моргнув глазом отнес ее к первой.

Война длилась уже больше двадцати лет, и банально не хватало денег на то, чтобы набирать вспомогательный персонал из числа государственных служащих. Даже на прифронтовой базе руководство старалось как можно больше рабочих мест отдать гражданским. «Дайет» уже вовсю обсуждали возможность передать транспортировку военной техники за пределами зон боевых действий частному сектору. Люди шутили, что наши власти скоро и ведение войны спихнут на гражданских, а сами умоют руки.

Говорили, что Рейчел скорее была диетологом, чем поваром. Я узнал ее только потому, что Ёбанару волочился за ней, пока не нашел себе нынешнюю подружку. По всей видимости, девушке не нравились слишком настойчивые парни, что автоматически вычеркивало Ёнабару из числа возможных кандидатов.

Я ухмыльнулся этой мысли, и тут на меня обрушилась гора картошки. Я отчаянно пытался сохранить равновесие, выставив назад правую ногу, но наступил на одну из картофелин и сел на задницу. Овощи градом посыпались на меня, ударяя по лицу, словно молотил боксер-новичок, мечтающий стать чемпионом мира в тяжелом весе. Металлическая тележка нанесла последний удар – справа, прямо в висок.

Я рухнул на землю с грохотом, который сделал бы честь топливно-воздушной бомбе. Прошло немало времени, прежде чем я смог хотя бы нормально вдохнуть.

– Вы в порядке?

Я застонал. По крайней мере, Рейчел не досталось от картошки…

– Вро… вроде бы.

– Простите, пожалуйста. Я толком не вижу, куда иду, когда толкаю эту штуку.

– Нет, вы здесь ни при чем. Я выскочил на дорогу прямо перед вами.

– Скажите, а мы раньше не встречались? – Рейчел устремила на жалкого, погребенного под горой картошки меня взгляд зеленых глаз.

По моему лицу расплылась глупая улыбка.