Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 38

- Ну, такой у нас долго не задержится.

Само собой, похожие мысли посетили многие головы. Люська только озвучила. Лев Яковлевич скривился.

- Вы редко ошибаетесь, Людмила Семёновна. Но я очень надеюсь, что на сей раз промахнулись. Проходите, Павел Николаевич, присаживайтесь. И давайте уже начнём педсовет.

Дубов примостился за одной из первых парт, на педсоветах и планёрках обычно пустовавших. Светлана хорошо видела его аккуратно стриженый затылок, ухо и часть щеки. Она забыла о поурочном планировании, о полезной информации, всегда поступавшей в первый час педсовета. Непонятная задумчивость напала. Рассматривала светло-серый джемпер, ослепительно белый воротничок рубашки Павла Николаевича, русые прядки на затылке. Странные мысли приходили ей в голову, сменяясь другими, такими же странными и рассеянными. Почему он в джемпере? Галстук, вроде, был. Или нет? Был, синий, в косую полосочку. Всё равно, в строгом костюме значительно лучше. А может, у него нет строгого костюма. Или он не захотел выглядеть слишком официально. Он, конечно, очень интересен, но в костюме, наверное, совершенно неотразим. Только фамилия подкачала. Ду-бов. Ну, что такое Дубов? Коротко, тяжело, грубо. Малькова когда-то утверждала, будто имя воздействует на своего носителя, привносит определённые черты и качества в характер. Бред, разумеется. А вдруг? Вдруг и фамилия отражается на человеке? Ду-бов. Нечто тупое, упёртое, непробиваемое. С другой стороны - крепкое, качественное, надёжное. Или всё-таки тупое? В самом деле, не может такого быть, чтобы один человек был хорош кругом. Совершенство недостижимо. Глуп, вероятно. Или урод моральный.

Эти странные, рассеянные мысли медленно притекали и столь же медленно утекали, особо не задерживаясь, не концентрируя на себе внимание.

- Ты, Аркадьевна, тормознутая какая-то сегодня, - по обыкновению грубовато заметила ей Люська, когда они спустя четверть часа после окончания педсовета разбирали в библиотеке новую литературу, специально отложенную для них библиотекаршей Верой Алексеевной. - Уж не влюбилась ли в этого красавчика? С первого взгляда, а?

Светлана кинула на Панкратову непонимающий взгляд, потом спохватилась, сосредоточилась.

- Я, как ты любишь выражаться, по жизни тормознутая. Меня всегда в этом упрекали.

- Но сегодня особенно, - хмыкнула Люська и потянулась за очередной брошюрой. - Между прочим, не удивляюсь. Мужик - картинка. А если у него в голове ещё нормальный мозговой трест…

- Сама не теряйся, - улыбнулась Светлана, вспомнив нечаянно горячий шёпот Люськи, адресованный Галине Ивановне.

- Не-е-е… - вздохнула Люська - Мне не светит. С моими-то данными. Ты Золочевского помнишь?

Ха, ещё бы Светлана могла забыть его, свой самый первый сюрприз на педагогическом поприще. Она заулыбалась уже во весь рот.

- Такого забудешь! Под гипнозом не получится.

- Ну, так вот он всегда утверждал, что я похожа на олимпийского мишку.

Люськина улыбка получилась гораздо шире, чем у Светланы. Панкратова была высока и производила впечатление могучести. Скала, монумент. Но и от олимпийского мишки в ней что-то просматривалось. Верно Золочевский подметил.

- У тебя шансов больше, - Люська сгребла кучу книжек, сформировала изрядную стопу, глазами показала Светлане дальнейшие действия. Светлана послушно вытянула руки и приняла книжную стопку. Вздохнула с напряжением:

- Нет. Он на Танечку Шергунову заглядываться начнёт. Увидишь. Даже у Галины Ивановны шансов больше, чем у меня.

- А ей что надо? Не пойму, - нахмурилась Люська, взяла подмышку несколько книг и пошла к двери, кивком приглашая Светлану следовать за собой. - Это точно, что Галька влюбилась. Она раньше всех его увидела. Документы оформляла, наверное, вместо Лёвы. Уж раза три до педсовета видела его, как пить дать.

Светлана не слушала рассуждений Панкратовой. Она смотрела в её широкую спину и решала, возмутиться Люськиным поведением или оставить без последствий? Давно заметила за Людмилой Семёновной одну черту, которую можно было посчитать забавной, а можно было принять за беспардонность. Люська очень не любила физические работы и нагрузки. При появлении возможности проехаться за чужой счёт, пользовалась такой возможностью без зазрения совести. Как, например, сейчас. Светлана тащила огромную кипу книг, придерживая, чтоб не развалилась, подбородком. Эту кипу они потом разделят на двоих. Люська несла три книжонки, весьма громко разглагольствуя о признаках влюблённости Хмуры в нового словесника. У кого чего болит, - со скукой думала Светлана. И почему у одиноких женщин одна любовь в голове? Будто нет на свете других вопросов, достойных обсуждения.

- Разрешите вам помочь? - раздался над самым ухом незнакомый голос. Светлана повернула голову и растерялась, замерла на месте. Вблизи Дубов был не менее привлекателен. Эти серые глаза. Словно подсвеченные изнутри. Чистые, спокойные. Как зеркало. Том смысле, что в зеркале можно увидеть своё отражение, но и только. Вглубь не проникнешь, не заглянешь. И здесь заглянуть вглубь оказалось невозможно.

- Давайте мне ваши книги. Ведь тяжело. Или не доверяете? - Павел Николаевич, не дождавшись ответа от замешкавшейся Светланы, взял у неё сразу всю стопку. Она смутилась, покраснела немного, ответила с запинкой:

- С-спасибо.

Панкратова, услышав негромкий разговор у себя за спиной, тут же притормозила, обернулась. Стояла, с понимающей миной на лице любовалась зрелищем. Второй неприятной чертой Люськи являлось её ничем неистребимое любопытство, обыкновенно не прикрываемое удобными предлогами, а наоборот, демонстрируемое откровенно, напоказ. Дубов и бровью не повёл. Донёс книги. Вежливо попрощался, ушёл по своим делам. Желания завязать знакомство с его стороны не обнаружилось.

- У-у-у, - резюмировала Люська. - Я думала, ты ему понравилась. А он просто джентльмен. Хреновый у него мозговой трест.

- Вежливый мужчина. Хорошо воспитанный. Разве это плохо? - пробормотала Светлана, делая вид, что отбирает книги. Она мысленно ещё видела серые, зеркальные глаза Павла Николаевича.

- Нет, конечно. Только подобные мужики - вид вымирающий. А знаешь, почему?

- Почему? - Светлана встряхнулась.

- Потому, что этот вид нежизнеспособный, - Люська сделала обманное движение и ловко выдернула из-под рук Светланы спорный учебник, давно ожидаемый, но полученный лишь в одном экземпляре. Светлане осталось досадливо вздохнуть. Придётся теперь, каждый раз ходить на поклон к Панкратовой. Потому она и ответила немного раздражённо:

- Нет, не поэтому. Просто женщины всё на себя берут. Стараются доказать мужчинам, что ничем не хуже, а даже лучше. Приходиться мужчинам защищаться, как могут. Хамством, грубостью в том числе.

- Да ладно…

- Конечно, - Светлана села за парту, подпёрла щёку рукой. - У меня мама любит смотреть передачу “Я сама”.

- Это где Машка Арбатова на всех наезжает? - Панкратова присела на широкий подоконник, подвинув задом горшки с цветами.

- Да, да. Так вот, я как-то сподобилась одну такую передачу посмотреть. Там героиня всё умела сама. И палатку поставить, и джип свой починить, и ремонт в квартире сделать, и вообще всё. Только мужчины от неё сломя голову бегали. Никак бедная женщина не могла личную жизнь устроить. А так - всё сама. Арбатова в полном восторге была.

- Ты тоже?

- Я? Я-то здесь при чём? Здесь главное - реакция мужской аудитории. Там один дядечка весьма резонно заявил: “Если она всё сама, тогда для чего ей мужик? И для чего мужику она?”. Знаешь, меня его слова заставили задуматься. Он ведь прав, дядечка-то.

- Ага! Прав! - возмутилась Люська. - У тебя своего мужика нет, вот и не знаешь. А ты его себе заведи и потом иди, допросись от него чего-нибудь. Так и приходится многим женщинам всё на себя взваливать.

- Ну, а я о чём? Всё на себя взваливаем и тем самым приучаем мужчин к безделью. В самом деле, зачем трепыхаться, если жена и так сделает, что нужно? Куда проще на диване лежать или пиво с друзьями пить. Мужчина же изначально был и должен оставаться кормильцем, защитником, оберегателем.