Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 52

- Знаете, - спохватилась Светлана, невольно возвращая Ольгу Александровну из невообразимых глубин памяти, - А ведь и у меня похоже. Дрон такие гадости говорить начал! Просто ужас берёт. Только что вещами не швыряется. Наверное, не может пока. Руки загипсованы. И тоже гонит. Говорит, чтобы больше не приходила.

Ольга Александровна внимательно посмотрела на Светлану. Выглядывала понятное лишь ей одной. Спросила осторожно:

- А вы уверены, что он вам друг?

- Самый настоящий, самый лучший, - горячо откликнулась Светлана, не сообразив, к чему клонит собеседница.

- Жаль, - вздохнула Ольга Александровна.

- Жаль, что он мне друг? - поразилась Светлана. Получила в ответ тонкую, ускользающего значения улыбку.

- Жаль, что ваш друг в столь трагическом положении оказался.

Беседа с матерью Павлика подействовала самым благотворным образом. Светлана облегчила душу, несколько успокоилась, перестала волноваться из-за ряда вещей. Остался, правда, после разговора небольшой осадок. Совсем крохотный. Будто Ольга Александровна тончайшим образом намекнула на некие обстоятельства, коих Светлана углядеть не сумела. Вместо размышления о неких обстоятельствах она постаралась изгнать из мыслей мелкую занозинку, оставленную разговором. В более приподнятом настроении схватилась за дела насущные. Дома скопилась куча хозяйственных дел, которые теперь маме её давались с трудом. Отец пытался помогать, но зачастую портачил, не имея привычки и необходимых навыков. На работе много долгов набралось. Заканчивался учебный год, шла активная подготовка к экзаменам. Ворох документации призывал к действию. Дрону тоже требовалась помощь. Ольга Александровна договорилась со своим прекрасным специалистом, и он несколько раз бывал у Юрки. Почему-то именно Светлане надо было договариваться на сей предмет с лечащим Дрона врачом, организовывать доставку специалиста в больницу и домой.. Хорошо хоть, у Скворцова были права и доверенность на машину. Отпала нужда тратить немалые деньги на такси. Лёха сам возил медицинское светило. Как совладелец небольшой частной фирмочки, Скворцов ни от кого не зависел, мог бросить дела ради Дрона или перенести их на другое время.

У Светланы, наоборот, со свободным временем получалось напряжённо. Чтобы с трудом успевать, ей приходилось метаться, как угорелой. Она быстро исхудала, стала раздражительной. Изо всех сил сдерживала себя с учениками, с Панкратовой, с Лёхой Скворцовым. Павлу Николаевичу виновато улыбалась. На последней в году планёрке не заметила, как заснула. Лев Яковлевич, конечно, заметил. Все заметили. Но будить её никто не стал. И она испытывала искреннюю благодарность за неожиданную добросердечность коллектива. Ученики не были столь благодушно настроены. Однажды в буфете Светлана услышала, как ей перемывали косточки её же собственные семиклассники.

- Ты заметила, что Мэри Поппинс сбрендила?

- Стопудово. Чума просто.

- Не-е-е, девки, у неё наверняка дома напряги.

- Сам ты напряги. У неё крыша съехала… на почве этого… как его…

- Крышу-то надо крыть андулином!

Ребятня расхохоталась. Светлана поспешила быстрее выбраться из буфета. Расстроилась донельзя. Скорей бы уж год заканчивался. Ещё поход этот, будь он неладен.

От всяческих огорчений Светлана вдруг поругалась со Скворцовым. Он позвонил в один из вечеров и сказал приказным тоном:

- Кравцова, тут кое в чём помочь надо. Полине Ивановне. Она не справляется. Давай послезавтра дуй к ней.

- Не могу, - отказалась Светлана.

- Что значит, не могу?

Лёха сделал попытку наехать, наговорить мерзостей, обидеть. В традиционном для него репертуаре. Светлана молча выслушала. Дождалась момента, когда источник вдохновения у Лёхи иссяк. Вкрадчиво поинтересовалась:

- Ты всё сказал, что хотел?

- Всё.

- Отлично. Теперь я говорить буду. А ты не перебивай, пожалуйста, - и далее, разгоняясь сильнее и сильнее, повышая голос и периодически срываясь на истерические ноты, она живописала ему свою жизнь за последний месяц. Целых пять минут бушевала раненым мамонтом. Скворцов пикнуть не посмел. Привык к тихой, спокойной, немного застенчивой приятельнице. Такую Светлану, как сейчас, он не знал. Такую Светлану она и сама до сего дня не знала. Испугалась. Завершила монолог мирно:

- Что ж, по-твоему, я уже и не человек вовсе? Робот-автомат?

- Ты человек, Светка. Очень даже человек, - сдал позиции ошалевший от её выступления Лёха. - Ладно, остынь. Чего там. Это я зарапортовался. Прости козла вонючего.

- Да ну, какой ты козёл? - смягчилась Светлана, приятно удивлённая заискивающим тоном Скворцова.

- Мир?

- Мир.

Действительно, не ко времени было ссориться. Не поссорились, слава богу. Лёха ещё ей свой рюкзак отстегнул с хорошими, широкими лямками, на станке. И флягу с карабином - на пояс цеплять. Для похода.

Уставшая до предела Светлана похода начала ждать, как отпуска, способа отдохнуть за два дня, отключиться от проблем и трудов. О том, сколько нужно будет трудиться в походе, быть начеку, нервничать, она, к счастью, не подозревала. Вспоминалось сказанное Галиной Ивановной с намёком “Ах, так?”. Неясные желания и туманные надежды опять стали будоражить кровь, гонять её по всем веночкам. Что-то будет. Что-то непременно должно случиться важное в этом походе. Не зря же Павел Николаевич сам вызвался идти. Сердце замирало при мысли о возможности остаться с ним наедине. А дети? За детьми Люська присмотрит. Нет, нет, обязательно должно произойти между ними нечто значительное. От предчувствия Светлана волновалась по нарастающей. Судьба её наконец решится. Разве может быть иначе?

*

Великий день настал. Отец сам неумело сложил, упаковал Светлане рюкзак. Люськина палатка туда не поместилась, и он привязал её снизу. Светлана бестолково переминалась с ноги на ногу рядышком. Дрон, прощаясь накануне, бормотал некоторые полезные советы, дескать, то да сё, и в рюкзаке надо мягкое к спине. Она не решилась сказать об этом отцу. Как сложил, так и сложил. У неё-то вообще рука не поднялась рюкзак укладывать. Зато она с толком потратила время на свой внешний вид, и выглядела как картинка. Сидящий по фигуре почти новый спортивный костюм, кокетливые полосатые носочки, новые, ослепительно белые кроссовки. Под клапаном рюкзака аккуратной скаткой покоилась новая же цветная куртка.

- Вот, - сказал Аркадий Сергеевич, приподнимая рюкзак за одну лямку. - Килограмм на десять потянет. Как донесёшь? Ума не приложу.

Светлана легкомысленно отмахнулась. Таскали сумки и потяжелее. Рюкзак, говорят, нести легче, чем хозяйственные сумки. Вся нагрузка не на живот приходится, а на спину. Но, уже подходя к школе, поняла - отец был прав. Десятикилограммовый груз казался непосильным. А ведь дорога до школы - только начало пути. Опозориться перед учениками нежелательно. Опозориться перед Павлом Николаевичем немыслимо. И палатка Люськина, лишняя тяжесть. Зачем, спрашивается, согласилась? Главное сейчас, правильное выражение лица сохранять. Тогда никто ни о чём не догадается.

Правильное выражение лица соблюсти не удалось. Неприятности начались прямо на школьном дворе. Дубов, увидев её, замер на мгновение, распахнув свои зеркальные глаза. Затем демонстративно окинул с головы до ног критическим взором. При первой возможности, когда рядом не болтались всякие Ковалёвы и Рябцевы, выдавил почти враждебно:

- Это вы куда собрались, Светлана Аркадьевна? На пикник?

Светлана вспыхнула. Стыдливо потупилась. Сам Дубов оделся в вещи поношенные, но ладные, хорошо подогнанные. Выглядел исключительно. Настоящий такой мужик. Спокойный, уверенный в себе. Ответила ему, давясь неизвестно откуда взявшейся слюной:

- Одела, Павел Николаевич, как вы и говорили, самое удобное. У меня другого нет. Я никогда в походы не ходила. И на пикники никогда не ездила.

- Ну-ну. Изгваздаете всю эту красоту, потом не жалуйтесь, не нойте.