Защитник и Освободитель - Крабов Вадим. Страница 74

Ну как город… в человеческом понимании его и вовсе не было. Двенадцать практически голых (по сравнению с остальным Лесом) идеально-правильных холмов стояли вразброс, без намека на планировку. Расстояние между самыми дальними возвышенностями составляло мили четыре. Каждый холм венчало огромное Древо Жизни и они разнились по высоте: от восьмидесяти до ста восьмидесяти локтей. Их кроны были такими размашистыми, что сливались друг с другом, закрывая «город» вечной тенью, которая не создавала духоты и нисколько не уменьшала освещенность. При такой высоте — неудивительно, здесь и магия не нужна.

Если бы знающий эльф посмотрел на «Столицу Древа» сверху, то… да-да, холмы с деревьями соответствующей высоты стояли на проекции известных тогда обитаемых миров. Вот только вырастить на земле звездное небо, наподобие кальварионских построек, древние Перворожденные не посчитали нужным.

Дома стояли густо, занимали все свободное пространство между холмами, но и на «улицы» — газоны места оставалось вполне достаточно. Если бы тот же самый эльф посмотрел бы еще внимательней, то заметил бы, что город «оплетал» бывшие Древа Жизни замысловатым, но удивительно гармоничным и красивым узором, о значении которого даже он вряд ли бы вспомнил.

Ну как дома… большие хибары из выросших по кругу вечнозеленых деревьев, густо переплетенных лианами. Неплохие стены, кстати. Склоненные друг к другу и тоже переплетенные кроны создавали крышу. Очень даже тепло и непромокаемо, а летом не жарко. Окна — круглые просветы между расступившимися ветвями, затянутые тончайшей, но прочной корой, прекрасно пропускающей свет. Двери — густые, хитро сросшиеся ветви, которые нужно было отгибать, и открывались они единой «пластиной», причем довольно легко.

Размер среднего «здания» составлял не меньше десяти шагов в поперечнике, высота — локтей пятнадцать. Закрадывалось подозрение, что внутри домов альганы легко растили перегородки, деля одно большое помещение на несколько. А так, в «первозданном» виде, у стены единственной комнаты в обязательном порядке стояла широкая овальная кровать, имелся шкаф и комод, а центральное место занимал стол с десятком не сдвигаемых, выросших из земли стульев. Пол в доме устилал ковер из настолько плотной живой травы, что по мягкости и приятности на ощупь мог дать фору своим обычным шерстяным собратьям. И «ящики», и вся остальная мебель, были живыми и росли из пола и стен в виде плотно переплетенных веток без листьев. Кровать покрывала травяная «перина», которая была чуть ли не мягче набитой перьями каганской и что удивительно — не марала белье.

Конечно, по меркам Кальвариона «строения» выглядели убого, но для бывших рабов эти помещения показались лучше божественных чертогов. Особенно по контрасту с Лесом: на улице шел нудный зимний дождь, а в доме сухо, тепло и светло (пока все обитатели не ложились спать), причем без всяких обогревательных и осветительных амулетов. Кстати, в шкафах и комодах часто находили одежду и белье по качеству ничуть не уступавшие каганским. Только расцветка варьировала в бело-серо-зеленых тонах. Попадалась и посуда. Как ни странно — керамическая. Только как без огня готовить?

«Купель», увы, отсутствовала. Все санитарные удобства располагались на улице. В небольшом «цилиндре» — туалет с живым «унитазом» и живыми же листьями для подтирки. К отхожему месту примыкал маленький пруд с всегда теплой водой, огражденный ростовым забором. В альганский рост, разумеется.

Температуру воды люди быстро научились регулировать. Она «слушала» четкое желание купающегося — моющегося — стирающего. Куда девалась грязь — неизвестно, как и, простите, дерьмо из «унитаза». Но факт остается фактом — даже при стирке самых замызганных вещей вода буквально за полстатера восстанавливала первоначальную чистоту. И «мыло» имелось — толстые листья травы, напоминающие лопух. Отломил, помылил, смыл. Так же стирать. Только оторви листок побольше. Альганы вряд ли утруждали себя таким «низким» занятием, наверняка использовали какие-нибудь хитрые узоры, а вот люди и без магии приспособились.

Выше по склонам, дома стояли редко. Трех-четырех-пяти ярусные здания с перекрытиями и лестницами, росшими прямо из стен. Обязательно имелась «купель» (вода шла по полым стволам), а то и не одна. Много мебели, среди которой встречалась и «мертвые» экземпляры, то есть резные деревянные сундуки, шкатулки, плетеные кресла и многое другое, включая зеркала из неизвестного металла и украшения из золота-серебра с драгоценными камнями.

Когда Аригелий впервые поднялся на центральный холм, на котором росло самое высокое дерево, неприятно напомнившее гигантское Древо Лоос, то практически не увидел город. Милях в пяти от полководца начинался Лес, окружающий столицу древних альганов плотной стеной. Из него выходили шесть четко видимых дорог — почти прямые полосы низкой светлой зелени среди высокого разнотравья и одиночных кустов. Нити тянулись к холмам, попадали в тень огромных деревьев, и словно растворялись в… города не было. Крыши домов сливались с вездесущей зеленью, улицы, имеющие другой тон, с непривычки трудно различались. Лишь многочисленные зеркала мини-прудов, цветущие газоны (зимой!), и спокойно пасущиеся белоснежные единороги разбавляли сплошную растительность. Пейзаж, достойный кисти великих живописцев.

— Интересно, — произнес философ (бывший раб — наставник одной известной месхитопольской школы), — вышеживущим было не зазорно подглядывать за купанием альганов победнее?

Аригелий посмотрел на большие дома. Они составляли явное меньшинство. На каждой возвышенности не более десятка. Скорей всего в них жили сановники и сам царь. Возможно, высшие жрецы. Остальные довольствовались «низом».

Философ Сергий присоединился к нему практически с самого начала восстания: в Месхитополе, во время «операции по захвату оружия», а попросту — грабежа. С тех пор не разлучался с командующим. На вопрос: «А ты-то куда? Тебя скоро за заслуги на волю отпустят!», он ответил просто и в то же время уклончиво: «Хочу побывать в пятне. Вы же туда направитесь? Вот и меня захватили легенды…». Впоследствии, лоосский гвардеец не раз благодарил богов за такого спутника — он оказался кладезем знаний. Перечитал все книги мира, не иначе. «Всего не ведают даже Боги, — шутливо отвечал он на подобные намеки, — больше знаешь — еще больше не ведаешь и что обидно — знаешь об этом!».

— Мы, Сергий, наблюдать не будем, — заверил философа командир, — ни мы, никто другой. Пока. Эти дома надо завоевать!

— Государство без иерархии невозможно, — согласился с ним собеседник, — верно мыслишь. Только как будем «завоевывать»?

— Посмотрим, — уклончиво ответил полководец, — подождем еще людей. Чувствую, много здесь соберется. Пока зима, ладно, пусть народ отъедается и отдыхает, а весной, то есть через декаду — другую, склады перекрою. Объявлю неприкосновенным запасом. Надо заставить народ работать, иначе… — Сергий не ответил. Оба понимали, как бывает «иначе».

Склады (единственные большие дома в низине) стояли на удобных перекрестках между холмами. Три здания-склада всегда располагались рядом: пищевой (все продукты были завернуты в тонкие пленочные упаковки с узором, пропитанным Силой), вещевой (одежда и ткани) и оружейный. В нем хранились мечи-близнецы, луки-стрелы, легкие открытые латы белого металла, коих было мало, и непонятные амулеты — еще меньше. Вооружение являлось артефактом — руках людей, не склонных к Силе Эледриаса, оно портилось, а деревянные, янтарные и жемчужные амулеты, выполненные в виде сережек, перстней и браслетов — не рассыпались. Но и что с ними делать было не ясно.

Аригелий сразу распорядился поставить ко всем складам охрану — а это шестьдесят зданий. Пришлось задействовать половину боеспособных преданных воинов.

Полководцу удалось привести сюда более пяти тысяч человек и все набросились на хлеб и вино. Перепились бы насмерть, включая женщин и детей, которых, кстати, было две трети от общего числа. Много мужчин — воинов погибло… точнее, тех, кто хоть как-то держал оружие, слишком много. Только благодаря таланту Аригелия и непрерывному наплыву новых и новых рабов «Армии Свободы» удалось выжить.