Жатва - Герритсен Тесс. Страница 43

Марк по-прежнему спал в ординаторской. Эбби влезла на койку, прижалась спиной к его груди и обвила его рукой свою талию. Она попыталась вернуться в эту теплую и безопасную гавань, вернуться в сон, но перед глазами стояло лицо Мэри Аллен и тряпичный валик у обмякшего подбородка. Блестящие безжизненные зрачки. Мертвое тело на первых стадиях разложения. Эбби поймала себя на том, что практически ничего не знала о Мэри Аллен. А ведь эта женщина прожила долгую жизнь. Она кого-то любила. У нее были свои представления о мире. Эбби была всего лишь лечащим врачом смертельно больной старухи. И совсем недавно эта старуха умерла. Тихо, во сне.

Нет, не совсем тихо. Незадолго до смерти она почему-то захотела освободиться от катетера. Медсестры нашли на полу пятна крови и физраствора. В последние минуты жизни люди ведут себя странным образом. Может, организм Мэри противился, не желая умирать? Или ей отказал рассудок? Что заставило ее собрать последние силы и вырвать из руки катетер?

Еще один эпизод из жизни Мэри Аллен, подробности которого Эбби уже никогда не узнает.

Марк вздохнул и придвинулся ближе. Эбби взяла его руку, прижала к груди. К своему сердцу.

«Я согласна».

Смерть Мэри опечалила ее, но, невзирая на печаль, Эбби улыбнулась. У них с Марком начиналась новая жизнь. Жизнь Мэри Аллен завершилась, а их совместная жизнь только начинается. Даже когда пациент стар, его смерть вызывает грусть. Но в клинике продолжается жизнь спасенных пациентов.

Клиника была местом, где начинались новые жизни.

В десять утра Бренда вышла из такси возле своего дома в Челси. Она не завтракала. После звонка из больницы она не сомкнула глаз. Но она не чувствовала ни усталости, ни голода. Если уж на то пошло, она испытывала состояние глубокого покоя.

Бренда молилась у постели умершей тетки. В пять часов утра пришли медсестры, чтобы отвезти тело Мэри в морг. Бренда покинула больницу, намереваясь ехать прямо домой, но ее угнетало чувство незавершенности. Скорее всего, оно было связано с душой тети Мэри. Сейчас душа ее тетки находилась в космическом путешествии. Это был очень важный момент перехода. Без водительства душа могла застрять в промежуточных сферах, как лифт между этажами. И куда именно двигается душа Мэри Аллен? В высшие или низшие пределы? Бренда этого не знала и потому волновалась.

При жизни тетя Мэри не пыталась заботиться о душе. Она не молилась, не взывала к Господу о прощении. Она даже не заглянула в оставленную Брендой Библию. Тетя Мэри с полным равнодушием относилась к своей будущей жизни по ту сторону завесы. По мнению Бренды, с непростительным равнодушием.

Подобное отношение Бренда и прежде встречала среди своих умирающих друзей и родственников. Бездумная безмятежность. Равнодушие, если не сказать пренебрежение, к приближающемуся концу земной жизни. Бренда единственная заботилась о спасении душ. Единственная делала все, чтобы лифт, в котором двигалась душа, шел только вверх и не застревал. Бренду это беспокоило всерьез; до такой степени, что она взяла за правило интересоваться состоянием здоровья своих близких и дальних родственников. И случалось, кто-то из них тяжело заболевал. В каком бы уголке страны ни жил заболевший, Бренда ехала туда и оставалась с несчастным до самого конца. Это стало ее призванием. Родня ценила Бренду, считая ее семейной святой. Однако Бренда была слишком скромна, чтобы принять такой статус. Нет, она всего лишь выполняла Господню волю, как и надлежит каждому добросовестному служителю.

Но с тетей Мэри она потерпела неудачу. Смерть пришла слишком рано, и тетка не успела принять Господа в свое сердце. Потому-то Бренда, садясь в такси у дверей Бейсайда (было уже без четверти шесть), и тяготилась чувством незавершенности. Ее тетка умерла, не спасши свою душу. Бренде не хватило убедительности. Она не смогла достучаться до тети Мэри. Подари ей Господь еще один день жизни, все было бы по-другому.

Такси проезжало мимо епископальной церкви. Не той, куда постоянно ходила Бренда. Главное, это была церковь.

– Остановите, – потребовала у водителя Бренда. – Я выйду здесь.

Вот так, в шесть часов утра, Бренда оказалась на скамье в церкви Святого Андрея. Она провела там два с половиной часа, со склоненной головой. Ее губы беззвучно двигались. Бренда молилась за душу тети Мэри; за то, чтобы Бог простил все грехи, которые та совершила при жизни, какими бы они ни были. Постепенно к Бренде пришло ощущение, что лифт с душой ее тетки уже не застрянет между этажами и будет двигаться вверх, а не вниз.

Когда Бренда наконец подняла голову, было половина девятого. В церкви по-прежнему было пусто. Утреннее солнце оживляло золотистые и голубые витражи церковных окон. Взглянув на алтарь, Бренда увидела лик Христа. Она знала: это всего лишь проекция витражного изображения, но в тот момент изображение головы Спасителя показалось ей знаком. Знаком того, что Господь услышал ее молитвы и ответил на них.

Тетя Мэри была спасена.

Бренда поднялась со скамьи. От голода кружилась голова, но она ликовала. Еще одна душа обратилась к свету, и все благодаря ее усилиям. Как замечательно, что Господь внял ее молитвам!

Из церкви Святого Андрея Бренда выходила, испытывая удивительную легкость. Казалось, у нее на ногах башмачки из облаков. Неподалеку от церкви стояло такси, словно специально дожидаясь ее выхода. Еще один знак.

Домой она ехала в радостном забытьи.

Сейчас она поднимется по ступенькам крыльца, войдет в дом, приготовит себе завтрак, а потом ляжет и крепко уснет. Она заслужила этот сон. Работникам на Божьей ниве тоже нужен отдых.

На полу валялась утренняя почта, просунутая в дверную щель. Счета, церковные газеты, просьбы о пожертвовании. Трудно поверить, какое великое множество людей по всему миру испытывают нужду! Бренда собрала корреспонденцию и понесла на кухню, просматривая на ходу. Среди счетов и газет она увидела конверт со своим именем. Только ее имя, никакого обратного адреса.

Она вскрыла конверт, достала сложенный лист. Письмо состояло из одной строчки, отпечатанной на машинке: «Ваша тетя умерла не своей смертью».

Письмо было подписано: «Друг».

Счета и газеты выпали из рук Бренды и разлетелись по кухонному полу. Бренда тяжело опустилась на стул. Ей уже не хотелось есть. Чувство глубокого покоя напрочь исчезло.

За окном послышалось карканье. Подняв голову, Бренда увидела ворону на ветке соседнего дерева. Желтый птичий глаз вперился в нее.

Это был еще один знак.

13

– Насколько понимаю, поздравления своевременны и уместны, – сказал Фрэнк Цвик, поднимая голову от операционного стола.

С локтей Эбби капала вода. Она только что покончила с десятиминутной процедурой мытья рук и вошла в операционную. Цвик и двое медсестер улыбались.

– Никогда бы не подумала, что этого мужчину можно захомутать. Мне казалось, такой и за миллион лет не женится, – сказала операционная сестра, подавая Эбби полотенце. – Оказывается, холостячество все же излечимо. И когда он осчастливил вас своим вопросом?

Эбби надела хирургический халат и потянулась за перчатками.

– Два дня назад.

– И вы целых два дня держали это в тайне?

– Хотела убедиться, что он вдруг не передумает, – засмеялась Эбби.

«Он не передумает. Мы сейчас гораздо больше уверены друг в друге, чем раньше».

Улыбаясь, она прошла к столу, где уже лежал пациент под анестезией. Кожа на его груди была желто-коричневой от бетадина. Операция не отличалась сложностью: вскрытие плевральной плоскости через грудную клетку, затем клиновидная резекция периферического пульмонарного узла. Таких операций на счету Эбби было более чем достаточно, и все подготовительные действия она совершала почти машинально. Наложить стерильные тампоны. Прикрепить зажимы. Голубыми накидками скрыть остальные части тела пациента. Поставить дополнительные зажимы, чтобы накидки не сбились.

– И когда же наступит этот великий день? – спросил Цвик.