Жатва - Герритсен Тесс. Страница 47
Кок взмахнул руками, выпроваживая мальчишек с камбуза:
– А теперь – геть отсюдова. Только мешаетесь.
– Но я есть хочу, – сказал Яков.
– Ужина дождешься. Не помрешь.
Любый бросил в кастрюлю кусок масла.
– Кому сказал? – рявкнул он на мальчишек. – Пошли с камбуза!
Им пришлось уйти.
На палубе играть было холодно. Мальчишки сделали второй заход в капитанскую рубку, но штурман, едва их увидев, захлопнул дверь. Стало до жути скучно. Скука и привела их в укромный уголок. Яков там уже бывал и знал: в этом месте они никому не помешают и им тоже никто не помешает. Он не слишком хотел вести туда Алешку. Только если не струсит и не расхнычется, как маленький. Место, которое он окрестил Страной Чудес, было его личной тайной. Как и многие тайны, эту Яков обнаружил случайно. На третий день плавания в коридоре машинного отделения он увидел дверь. Дверь оказалась незапертой. Открыв ее, Яков попал в лестничный колодец.
Страна Чудес.
Колодец тянулся на три этажа. По нему шла винтовая лестница. На промежуточном этаже был небольшой проход, где пол, если попрыгать, качался и гудел. Коридорчик оканчивался синей дверью. Скорее всего, она вела на корму. Но дверь постоянно была закрыта. Яков уже и проверять перестал.
Но интереснее всего было на верхнем этаже. Пол и там ходил ходуном. Если к этому добавить круглую дыру колодца, уходившего вниз, получается настоящая Страна Чудес. Прыгая здесь, можно было легко напугать трусоватого Алешку.
– Хватит! – закричал Алексей. – Подо мной пол едет!
– Так и должно быть. Мы же в Стране Чудес. Неужели тебе не нравится?
– Я не хочу кататься на полу!
– Ты вообще ничего не хочешь.
Яков был не прочь и дальше попрыгать на гулком полу, но боялся, что Алешка заревет от испуга. Одной рукой мальчишка вцепился в перила. Другой сжал верную Шу-Шу.
– Я вниз хочу, – хныкал Алешка.
– Ладно, пошли.
Они спускались вниз, с наслаждением стуча подошвами по ступенькам. Потом немного поиграли под лестницей. Алешка разыскал старый канат, который привязал к перилам в нижнем коридоре. По-обезьяньи схватившись за канат, он качался взад-вперед. Пусть до пола был всего фут, ему это очень нравилось.
Потом Яков показал Алешке пустой ящик, который в свое время тоже нашел под лестницей. Мальчишки заползли внутрь. Они лежали среди опилок и слушали адский стук дизелей машинного отделения. Здесь океанская вода ощущалась совсем близко. И в этой громадной сумрачной колыбели раскачивался их корабль.
– Это мое тайное место, – сказал Яков. – Никому про него не разболтай. Поклянись, что не скажешь.
– Еще чего придумал – клятвы давать! Здесь противно. Холод. Сырость. Наверняка еще и мыши водятся. Лежим сейчас прямо на их говне.
– Нет тут мышиного говна.
– Почем ты знаешь? Тут темно.
– Не нравится – можешь валить отсюда. Не держу.
Яков выпихнул его из ящика. Дурак этот Алешка. Да и сам хорош. Нужно было подумать, прежде чем водить в такие места разную мелюзгу. Разве может любить приключения тот, кто повсюду таскает с собой грязную плюшевую собачонку?
– Чего остановился? Иди. Тебе ж здесь неинтересно.
– Я обратной дороги не знаю.
– А я кто тебе? Нянька?
– Ты меня сюда привел, тебе и назад вести.
– И не подумаю.
– Если не поведешь, я всем расскажу про твое дурацкое тайное место. Все узнают, как тут противно, и мышиной срани полно.
Алешка успел вылезти из ящика и теперь отряхивался. Стружки летели Якову в лицо.
– Отведи меня в каюту, или…
– Заткнись!
Яков схватил Алешку за воротник рубашки и толкнул обратно в ящик. Они оба погрузились в стружки.
– Совсем сдурел, – засопел Алешка.
– Слушай! Сюда идут.
– Кто?
Наверху открылась и с лязгом закрылась дверь. Металлические листы гремели, рождая в лестничном колодце тысячекратное эхо.
Яков осторожно высунулся из ящика и задрал голову вверх. На промежуточном этаже кто-то стучался в синюю дверь. Вскоре дверь открылась. Яков успел заметить локоны светлых волос. Женщина вошла, и дверь сразу же закрылась.
Яков вернулся в ящик.
– Это всего лишь Надия.
– Она еще там?
– Нет. Она вошла в синюю дверь.
– А что за той дверью?
– Не знаю.
– Я думал, ты настоящий исследователь.
– А ты – настоящий придурок. – Яков пихнул Алешку, подняв новое облачко стружки. – Я пробовал. Дверь всегда закрыта. Но там кто-то живет.
– Откуда ты знаешь?
– Надия постучалась, и ей открыли.
Алешка заполз в ящик поглубже. Он передумал возвращаться.
– Там живут люди, которые едят перепелок.
Якову вспомнилась бутылка вина с двумя рюмками, колечки лука, томящегося в масле, и шесть перепелок, присыпанных зеленью. От воспоминаний его желудок громко заурчал.
– Слышишь, как гремит? – спросил Яков, выпячивая живот. – Я когда голодный, у меня в брюхе целый оркестр играет.
Возможно, более музыкальной натуре и понравилась бы симфония для голодного желудка. Алешка ограничился двумя словами:
– Противная музыка.
– У тебя все противное. Алешка, да что с тобой?
– Я не люблю противные вещи. Когда грубят. Когда плохо пахнет.
– Раньше ты не жаловался.
– А теперь мне это противно.
– Ясно. Это из-за Надии. Вы все из-за нее превратились в сопливых слабаков. Влюбился ты в нее, вот что.
– Неправда.
– Нет, правда.
– Нет!
Алешка бросил в Якова комком стружки. Между ребятами вспыхнула потасовка, сопровождаемая сопением и руганью. Теснота ящика уберегала их от ушибов и царапин. Потом Алешка умудрился потерять Шу-Шу среди опилок. Забыв про Якова, он шарил впотьмах в поисках своего сокровища. Якову тоже надоело возиться.
И оба затихли.
Мальчишки лежали молча. Алексей сжимал найденную Шу-Шу. Яков пытался заставить живот урчать еще громче и отвратительнее. Вскоре даже это ему надоело. Скука обездвижила их. Гул двигателей и качка вгоняли в сон.
– И совсем я в нее не влюбился, – сказал Алешка.
– Мне-то что? Влюбился, не влюбился, мне без разницы.
– А вот другим мальчишкам она нравится. Заметил, как они о ней говорят? – Алешка помолчал, будто что-то вспоминая. – Мне нравится, как она пахнет. Женщины по-разному пахнут. Мягкостью.
– Мягкость не пахнет.
– Пахнет. Понюхаешь такую женщину и знаешь: если ее потрогать, она мягкая будет. Просто знаешь, что будет.
Алешка гладил Шу-Шу. Яков слышал, как Алешкина рука ласкает замызганную шерстку.
– У меня мама так пахла, – сказал Алешка.
Яков вспомнил свой сон. Женщину, ее улыбку. Завиток светлых волос на щеке. Получается, Алешка прав. Во сне его мать пахла мягкостью.
– Можешь дураком меня назвать, но я это помню, – продолжал Алешка. – Я не все о ней помню, а это запомнил.
Яков потянулся. Его ноги уперлись в противоположную стенку ящика.
«Вырасту я хоть когда-нибудь? – думал он. – Вырасти бы так, чтобы ноги из ящика торчали».
– А ты о свой маме вспоминаешь? – спросил Алешка.
– Нет.
– Ты же ее и не помнишь.
– Я помню, что она была красивая. И у нее были зеленые глаза.
– Откуда ты знаешь? Дядя Миша говорил, когда она исчезла, ты был совсем маленьким.
– Мне четыре года было. Не такой уж маленький.
– А мне было шесть, когда моя меня бросила, но я почти ничего не помню.
– Говорю тебе, у нее были зеленые глаза.
– Ну были. Ну зеленые. Дальше что?
Лязгнула дверь, они замолчали. Яков выполз из ящика и посмотрел вверх. Опять Надия. Она вышла из синей двери и теперь гремела по проходу. Вниз она спускаться не стала, а ушла через передний люк.
– Не нравится она мне, – сказал Яков.
– А мне нравится. Мне бы такую маму, как она.
– Она и детей-то не любит.
– Дяде Мише она говорила, что всю свою жизнь отдает таким, как мы.
– И ты веришь?
– Зачем ей дядю Мишу обманывать?
Яков хотел придумать ответ, но мыслей в голове не было. Да и что его ответ этому глупому Алешке? Все они тут одурачены Надией. Все одиннадцать, и каждый в нее влюблен. В драку лезут, только бы на ужине сидеть с нею рядом. Наблюдают за ней, разглядывают ее и даже обнюхивают, как щенята. А когда ложатся спать, только и шепчутся: Надия то, Надия это. Вспоминают, что она ела за ужином и какая еда ей нравится. Пытаются угадать, сколько ей лет и какое нижнее белье она носит под своими серыми юбками. Грегора они все дружно ненавидели и не раз спорили, любовники они с Надией или нет. Всякий раз единодушно решали, что нет. Мальчишки постарше делились с мелюзгой своими познаниями по части устройства женского тела. Они подробно и красочно рассказывали о назначении гигиенических прокладок и о том, как и куда прокладки вставляются. Эти рассказы навсегда изменили представление мелюзги о женщинах как о существах с темными загадочными дырочками. Но интерес к Надии только повысился.