Волшебная ночь - Бэлоу Мэри. Страница 60
Сколько же их будет сегодня?
Но прежде чем Алекс услышал их третий вой, он уже был на ногах и метался по темной спальне, в бессильной злобе сжимая кулаки и стискивая зубы. Ах, как жалел он о своем обещании, жалел больше, чем о каком-либо другом, данном им за всю его жизнь! Он чувствовал свою беспомощность, свое бессилие, он был заперт в замке, как в клетке, тогда как его людей избивали в горах.
Зачем, зачем он пообещал ей?
И почему она заставила его дать это обещание?
Он не знал, осталась она на этот раз дома или опять отправилась в горы следом за парнем, как в прошлый раз. «Может быть, сейчас она где-то там, — думал Алекс, тревожно вглядываясь во влажную и мрачную темноту за окном, — а я прячусь здесь, за надежными стенами замка».
Черт бы тебя побрал, Шерон! В бессильной злобе он ударил кулаком о подоконник. Черт бы тебя побрал!
Он спрашивал себя, найдется ли человек, который может привыкнуть к этому вою, остаться равнодушным, услышав его. Его затошнило, когда «бешеные быки» наконец проревели в третий раз. Они закончили истязать беднягу. Возможно, Йестина Джонса. И сколько еще будет жертв? За что их наказывают?
Алекс удрученно вздохнул. Завтра он обязательно скажет Шерон, что его обещание распространялось только на эту ночь. Он не может допустить, чтобы такое происходило в его долине и впредь. Он положит конец этому терроризму, даже если для этого придется пригласить констеблей.
Еще больше часа Алекс стоял у окна, не чувствуя ночного холода, напряженно вслушиваясь в тишину. Вой больше не повторился.
Неужели только одна жертва?
Мысль об этом заставила его вздрогнуть. Только одна? Что же это за преступление, в котором оказался виноват только один человек из целого поселка? Он поклялся себе завтра обязательно все выяснить. Он должен выяснить.
Она, конечно, не спала, хотя и лежала в кровати. Она не раздевалась. Она надела старое платье и лежала, глядя в ночную темноту. Она догадывалась, что и дедушка, и бабушка, и Эмрис тоже не спят, хотя и разошлись по своим комнатам в обычный час.
Наконец-то, подумала Шерон, зажимая дрожащей рукой рот, когда над поселком пронесся первый крик «бешеных быков». Она почувствовала почти облегчение. Начинается. Дрожь в руках внезапно отпустила, хотя они и оставались ледяными, и Шерон ощутила удивительное спокойствие. Она села на край кровати и, опершись локтями о колени, стала ждать. Она слышала, как дедушка спустился на кухню, увидела свет, проникший в щель Под дверью. Значит, они зажгли лампу.
Пребывая в этом странном состоянии спокойствия и отрешенного ожидания, Шерон вдруг подумала о том, что лучше бы «бешеные» не ревели с холмов, лучше бы не предупреждали о своем приходе. Теперь им нужно время, чтобы спуститься с холмов и добраться до поселка. Может быть, не так уж и много — минут десять или пятнадцать. Но для нее эти минуты тянулись как долгие часы. Ей хотелось, чтобы они наконец пришли и взревели у дома, и вышибли дверь, и потребовали ее.
Это ожидание было самой немилосердной частью наказания. Ее сердце так колотилось, что она слышала его стук в горле и в ушах.
Раз, два, три, медленно считала она, закрыв глаза. Раз, два, три. Раз, два, три. В первые три счета она вдыхала, во вторые — выдыхала. Вдыхала через нос, выдыхала через рот, крепко держась за спинку кровати.
А может, они уйдут, если она сейчас пообещает им никогда больше не ходить в замок? Если попросит пощады, будет плакать и пресмыкаться перед ними? Может, они уйдут? Или уже слишком поздно?
Раз, два, три… через нос. Раз, два, три… через рот.
А потом она ухватилась за край кровати и сложилась вдвое, так что ее лоб ударился о колени. Прозвучал второй крик, и дверь внизу распахнулась, выбитая мощным ударом. У Шерон перехватило дыхание.
Она должна просить у них пощады. Она должна. Должна пообещать им что-нибудь. Все, что они потребуют.
Раз, два, три. Раз, два, три.
Она медленно поднялась на ноги.
Спускаясь по лестнице, она видела, что дедушка и Эмрис стоят с закатанными рукавами, а бабушка держит в руках веник. Видела, что в кухне стоят четверо «бешеных», все с мешками на головах. И еще несколько толпятся за дверью. Дедушка костерил незваных гостей на чем свет стоит.
— Я думаю, — произнесла Шерон, сама удивляясь, как твердо и уверенно звучит ее голос, — что вы пришли за мной.
— Именно так, Шерон Джонс, — ответил один из «бешеных» грубым, хриплым голосом.
— Я готова, — сказала она, вздергивая подбородок.
Но у ее родственников были совсем другие планы на этот счет. Шерон молча стояла и с каким-то странным спокойствием смотрела, как четверо «бешеных» схватили дедушку и Эмриса и привязали их веревками к стульям. Похоже, веревки были специально принесены для этого. Потом она услышала хруст метлы, сломанной о чье-то колено.
— Не нужно тащить меня, — сказала она, почувствовав, как крепкие руки хватают ее под локти и волокут к двери. — Я пойду сама.
До чего же они довели деда, отстраненно подумала какая-то другая Шерон, с любопытством наблюдающая за всем, что происходит вокруг. Разве можно услышать такую ругань из уст богобоязненного человека? И сколько узлов они накрутили на его руках? Бабушке потребуется немало времени, чтобы освободить его от этих узлов.
«Бешеные», не обращая внимания на ее слова, волокли ее под руки, их поступь была куда шире, чем ее, и Шерон была вынуждена почти бежать, спотыкаясь о невидимые в темноте неровности почвы. Дождь перестал, но сырой воздух пробирал до костей; трава и поросли вереска под ногами были мокрыми и скользкими. Вся группа в молчании устремлялась вверх, в горы. Шерон так и не смогла сообразить, сколько их было. Она была не в состоянии сосчитать. Все, что она могла понять, — это были здоровые, крепкие мужчины, и их много.
«Господи, спаси и сохрани! — молилась она про себя. — Господи, не допусти». Одна мысль вдруг осенила ее. Странно, что она не явилась к ней раньше. Судя по всему, она первая женщина, привлекшая внимание «бешеных быков». Что, если в качестве наказания ее ждет изнасилование? Ей никогда не приходило это в голову, она не задумывалась об этом до сегодняшнего дня, пока не оказалась одна в горах против десятка здоровенных мужчин, лица которых были надежно скрыты колпаками.
«Господи, не допусти, — повторяла она про себя. — Господи, спаси и сохрани».
Она уже давно не понимала, где они находятся. Сознание ее было не способно улавливать, куда они идут, не в состоянии узнавать и запоминать путь. Единственное, в чем она отдавала себе отчет, так это в том, что они неуклонно движутся вверх. Наконец они остановились. Мужчины отпустили ее руки, и она увидела четыре колышка, заранее вбитых в землю.
Шерон подняла голову, но не смогла оторвать глаз от земли.
— Шерон Джонс, — обратился к ней один из «бешеных», стараясь говорить хриплым голосом, но Шерон узнала его. — Ты обвиняешься в том, что донесла графу Крэйлу на людей Кембрана. Ты не подчинилась нашему требованию и не оставила работу в замке. Ты приговариваешься к двадцати ударам плетью.
Двадцать ударов! О Боже! У нее чуть не подломились колени. Но теперь, когда настал этот страшный час, Шерон неожиданно ощутила в себе какое-то странное спокойствие и упрямство. Она не пала на колени, она продолжала стоять, глядя вниз на вбитые в землю колья.
Кто-то оказался рядом с ней, за ее спиной, но она не обернулась. Он взялся за верх ее платья. Он не стал расстегивать пуговиц — он просто резко рванул его в стороны, и Шерон почувствовала, как оно с треском разошлось от плеч до поясницы. Мгновением позже с треском была порвана сорочка, и холодный ночной воздух обжег ей кожу.
А потом ее бросили на холодную сырую землю лицом вниз, и она почувствовала, как крепкие мужские руки привязывают ее руки и ноги к кольям. Мужчины работали вчетвером и быстро справились со своей задачей. Потом кто-то взялся за разодранные края ее одежды и оголил ее спину от плеч до самых бедер.