Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро. Страница 28

Вернувшись к началу репортажа, я не обнаружила титров, представляющих Снайпера: то ли журналисты сами не знали, кто это, то ли формальная анонимность, иронически сопоставленная с анонимностью тэга, была условием съемки. А может быть, Снайпер со свойственным художнику апломбом считал, что граффити за спиной достаточно, чтобы понять, кому оно обязано появлением на свет. Да так оно и было. Авторство этой композиции (по словам Нико Паломбо, муниципальные власти без церемоний уничтожили ее уже на следующий день) даже безо всякой подписи и без перечеркнутого крестом кружка сомнений не вызывало. Я остановила ролик и довольно долго всматривалась в темный против света, неподвижный силуэт Снайпера, в эту тень с неразличимо-смутным лицом под капюшоном. Тебе бы спектакли в театре ставить, подумала я. Вот ведь гад. Ни один дока-маркетолог лучше бы не сделал. Не забыть бы сказать тебе это при встрече.

Паломбо позвонил мне в шесть вечера, и уже через час я была готова к встрече. За окном и маленьким балконом моего номера медленно наливалось красным небо над бухтой. Я вышла на балкон, чтобы понять, тепло ли. Температура была так же приятна, как открывающаяся передо мной панорама. Вдали, над заливом слева, возвышался подернутый дымкой темный конус вулкана, а у меня под ногами, четырьмя этажами ниже, струился по Лунгомаре шумный поток машин. Я уже собиралась вернуться в номер, но тут у перил моста, соединявшего материк с замком, увидела знакомую фигуру.

Шагнула назад, взяла из сумки маленькую камеру, поставила максимальное увеличение и, пользуясь ею как биноклем, стала рассматривать рыжеватого толстяка. На балконе я пробыла всего несколько секунд, а теперь была надежно скрыта оконной рамой, и заметить меня он не мог. На нем была та же замшевая бежевая куртка, что и днем, и он читал книгу, время от времени поднимая глаза на двери отеля или на верхние этажи. Культурный какой топтун. Что лучше чтения способно скрасить долгое ожидание, к которому он, судя по всему, привык. Несомненно, это была обычная, рутинная часть его работы. Может быть, он и книгой запасся сегодня утром, когда шел за мной между лотков на Порт’Альба, где продавалась литература на любой вкус: хочешь – полицейские романы, хочешь – философские трактаты. Интересно, кто он такой. Агент Бискарруэса, частный детектив или наемный убийца? Последнему, конечно, больше пристала не книга, а нож, который блеснул у него в руке в тот день, когда они с напарницей в норковой шубе приняли за Снайпера другого человека. Так или иначе, заключила я, благодушный облик этого толстяка, любящего дорогую одежду для охоты и загорода, да еще с книжкой в руке, вступал в вопиющее противоречие с родом его деятельности. Вспомнив про его спутницу, я пошарила взглядом вокруг, отыскивая ее, но не нашла. Быстро стасовала колоду возможностей: парочку связывали профессиональные обязанности… сердечная склонность… или же они оказались рядом совершенно случайно. Не угадаешь. И я упрекнула себя, что тогда в Риме, в ресторане, во время первой перемены блюд, когда разговор с Бискарруэсом носил еще более или менее корректный характер, не выяснила, что это за птицы.

Я отложила фотокамеру, сунула в сумку перцовый баллончик, взяла с ночного столика телефон. Любезный и предупредительный портье подтвердил, что имеется служебный выход, выводящий на улицу на задах отеля. Потом я достала визитку, которую дал мне таксист два дня назад, – Онорато Оньибене, услуги такси – и номер телефона. Набрала, и после третьего гудка в трубке, перекрывая уличный шум, мужской голос произнес: «Пронто» [42], – а через двадцать минут «граф» и его экипаж были в полном моем распоряжении и ожидали у черного хода.

Вечером в субботу – а был как раз субботний вечер – Неаполь являет собой чарующее зрелище. В испанском квартале, где спрессованы тридцать веков истории, всеобъемлющая бедность и жгучее жизнелюбие переполняют паутину узких улочек, кривых переулков, разваливающихся церквей, статуй святых, сохнущего на веревках белья и стен, пораженных проказой времени. В этом пестром и опасном месте, куда отважится зайти не всякий чужак, особенно сильно дает о себе знать средиземноморская суть этого города. А накануне выходных, когда настает время закрывать здешние лавочки, весь квартал превращается в хаос мироздания: машины, гудящие клаксонами, ревущие моторами и музыкой из открытых окон, и мотоциклы, опасно облепленные целыми семействами, на полной скорости лавируют в горластом, добродушном людском скопище, кипящем здесь с бесстыдством, исполненным жизненной силы и столь свойственным плодовитым, не поддающимся разрушению вечным народам.

Нико Паломбо ждал меня на углу площади Монтекальварио и улочки на крутом откосе – у подножия «граф» Онорато и остановил машину.

– Вам туда, наверх, – сказал он. – И приглядывайте за сумочкой.

Я поблагодарила за совет, а когда вышла из такси, чудом разминулась – или это он со мной? – с пронесшимся мимо мотоциклом, которым управлял мальчик лет десяти-двенадцати, везший за спиной толстую молодуху, всю в черном, в свою очередь, державшую на каждом колене по еще одному пассажиру-малолетке. Сестра, наверно, предположила я. Или мать. И засмотрелась вслед мотоциклу, который удалялся, выписывая кренделя, чтобы не задеть прохожих.

– Подождете? – спросила я таксиста, когда он, включив радио на полную громкость, вылез из машины и с вальяжной томностью облокотился на багажник.

– Разумеется. Не беспокойтесь, синьора.

Я крепче прижала к себе сумку, перешагнула через ошметки овощей, которые владелец зеленной лавки выметал подальше от порога, и стала подниматься по ступеням навстречу Паломбо. Того сопровождал черноволосый парень, тощий и прыщеватый – руки в карманах мотоциклетной куртки с погончиками.

– Познакомьтесь. Бруно. Алехандра Варела.

Паренек протянул мне руку:

– Вы испанка?

– Да. Можешь называть меня просто Лекс.

– Привет, Лекс.

И мы втроем направились к улочке, впадавшей в площадь. Бруно занимается граффити, объяснил Паломбо. К горбунчикам принадлежит не сам он, а его двоюродный брат, к которому мы сейчас и идем.

– Знаешь «Порко Россо»? [43]

– Это мультфильм, что ли?

– Нет. Бар.

Мы стояли уже перед входом. «Порко Россо» находился в начале узкой улочки, между алтарем с пластмассовыми цветами и закрытой рыбной лавкой, на дверях которой я увидела полдесятка извещений о смерти с приклеенными липкой лентой фотографиями усопших. Картину довершали два столика с разномастными стульями и штук двенадцать скутеров и легких мотоциклов, припаркованных как попало и почти полностью перегородивших проход. Это, сказал Бруно, место встречи горбунчиков из Монтекальварио. Здесь они собираются обычно, отсюда отправляются в свои набеги на город.

– Особенно сейчас, когда корсарская война в самом разгаре.

Увидев мое растерянное лицо, Паломбо расхохотался и объяснил. Корсарская война – это соперничество банд за территории или за престиж, причем обычно одно подпирает другое: райтеры пишут свои граффити поверх чужих или вторгаются не в свои кварталы. Очередная война вспыхнула несколько недель назад, когда портовая crew с коллективным тэгом «ТаргаН», раньше действовавшая вдоль проспекта Америго Веспуччи, появилась на нижних улицах испанского квартала. Молниеносно был дан ответ в виде карательной экспедиции, что, в свою очередь, вызвало новые акции. Снайпер же поставил свою изобретательность и талант на службу горбунчикам, так что те получили могущественного союзника. Война продолжалась какое-то время и сейчас уже затухала, хотя бойцы из «ТаргаН» еще наведывались порой в чужие кварталы, а раза два случались ночные стычки с мордобоем и поножовщиной.

– Познакомьтесь, – сказал Бруно. – Это Флавио, мой двоюродный брат. А это Лекс.

– А третий кто? – насмешливо спросил этот самый Флавио.

вернуться

42

Зд.: слушаю (итал.).

вернуться

43

«Порко Россо» («Алый Свин», 1992) – культовое аниме японского режиссера Хаяо Миядзаки о летчике-асе, ветеране Первой мировой войны, превращенном в кабана; главный герой охотится на «воздушных пиратов» над Адриатикой.