Дикости (ЛП) - Нейл Хлоя. Страница 37

Я приоткрыла дверь достаточно широко, чтобы мы могли проскользнуть внутрь. Мы выстроились в линию в задней части, где Дэмиен одарил нас безрадостной улыбкой.

— Обычно, — произнес Габриэль, оглядывая членов своей Стаи, — мы бы устроили голосование. Вы бы говорили, и как Апекс Стаи, я был бы вашим голосом.

Он на мгновение опустил взгляд, что-то обдумывая, затем снова поднял.

— Сегодня вечером я буду еще и словом. И им Луперкалия отменяется.

Это был призыв к оружию, в котором они нуждались.

Разразился шум — оборотни шипели и кричали, обвиняя Гейба в трусости, в пасовании перед запугиванием, в отсутствии некоторых частей мужских половых органов. Магия заполнила воздух: яростная, колкая, язвительная. Больше не сгруппированная, а кружащая по комнате, как омуты и водовороты в реке.

Учитывая то, с чем он столкнулся на этой неделе, они, несомненно, знали, что не было никаких оснований называть Апекса трусом. Но дело было не в истине. Дело было в гневе и разочаровании. Стае кто-то причинил боль — и они вымещали это на Габриэле.

Он позволил им разглагольствовать целую минуту, выражение его лица было пустым, плечи ровными. Он смотрел вперед, как будто их колкость не могла его затронуть, была совершенно бессмысленной и не могла изменить его намерение. Язык его тела говорил: решение было принято, и тот, кто с ним не согласен, может идти на хрен.

Мне потребовалось мгновение, чтобы разгадать его игру, чтобы понять, почему Габриэль Киин, как правило настолько внимательный к тому, чего Стая хочет и не хочет, неожиданно играл в диктатора.

Он давал им предлог.

Они были оборотнями — их самоощущение строилось на понятии, что они были храбрее, чем кто-либо еще, с позицией «пошло оно все на хрен» и силой воплотить эту позицию действиями. Если бы они проголосовали за отмену Луперкалии, они бы получили еще один психический удар. Не просто два противоборства, а три, последнее явно проигранное. Гейб не хотел, чтобы они думали, что легко сдались, поддавшись страху. Путем принятия решения, будучи диктатором, он возложил вес этого решения на себя и себя одного.

Для них это было трусостью.

В действительности, это была величайшая храбрость. Он принес себя в жертву ради блага Стаи, ради их безопасности и долговечности. Но он сделал это за немалую цену.

Он взглянул на Берну, и она свистнула, тотчас же успокоив толпу. Мне действительно было необходимо научиться это делать.

— Я Апекс этой Стаи, — произнес он, — Если кто-то из вас хочет оспорить мою позицию, вы знаете, где я буду. До того времени решение в силе. — С этими словами он повернулся и пошел вперед, толпа расступалась, чтобы пропустить его. Он подошел к двери, и только его быстрый взгляд был признаком того, что он нас видел. Если остальная часть его семьи была там, то сейчас они за ним не последовали. Возможно, это было частью его грандиозного плана — позволить Стае выпустить пар и оградить их от спора.

— Трудно быть Мастером какого-либо дома? — тихо пробормотала я Этану.

— Безусловно, Страж. Каждый быстро познает смысл жертвы. — Он поглядел на толпу, все еще не уверенную, должна ли она восстать или же отступить и позволить сражению сойти на нет. — И ее цену.

После ухода Габриэля мы посмотрели друг на друга, не совсем уверенные, куда идти. Должны ли мы пойти за Габриэлем или остаться здесь и продолжать смотреть?

— Мы все знаем, что это чушь собачья, — сказал один из оборотней — свирепый, мясистый мужчина с длинными, заплетенными волосами, которые с возрастом начали серебриться. Он был одет в куртку САЦ, с надписью «СМЕРТОНОСНЫЙ» спереди, а его глаза выглядели воспаленными и изможденными.

— Чем мы стали? Кисками? Людьми? Отменяем вечеринку, потому что дела могут стать жесткими? Мы не отменяем Луп. Весь смысл гребанного Лупа это показать наши яйца. — Он схватил себя за промежность, улыбаясь толпе. Я предположила, что он хотел проявить себя мужественным оборотнем, но ему только удалось, по крайней мере на мой взгляд, выглядеть как совершенно другой вид хищника.

— Вот же дебил, — прошептал Дэмиен, его голос был спокойным и немного показывал отвращение, что подняло его еще выше по моим оценкам.

— А эта хрень с гарпиями и эльфами? Вы знаете, кто нападает на нас, когда мы сильны? Никто. На нас напали, потому что Киин не может сплотить нас вместе. Его старик был гребанным оборотнем. Гребанным волком. А сейчас? Мы раскланиваемся с вампирами, с колдунами. Стаи не раскланиваются! Мы оборотни! — Он ударил себя кулаком в грудь. — Мы едим. Мы катаемся. Мы трахаемся. Мы сражаемся.

Магия в толпе начала расти, жужжа громче. Он активизировал их, взвинчивая, готовя их к чему-то.

Этан твердо верил, что мы нуждаемся в Стае, как в союзниках в эти изменчивые времена, но, честно говоря, я не могла думать о группе, более изменчивой, чем оборотни. Мы переходили от союзников к врагам в течении нескольких дней, а иногда и в течении одного единственного дня. Они, казалось, не могли повысить свое мнение о нас, и их ненадежная дружба начинала меня бесить.

Смертоносный оглядел толпу, вцепившись пристальным взглядом в Мэллори.

— А еще эти гребанные колдуны, — сказал он. — Действительно ли Гейб был киской, прежде чем начал играть с девочками и их магией? Отослал бы всех нас домой, как щенков, с поджатыми хвостами? Эльфы показали свои лица, похитили двоих наших, и мы не будем бороться с ними? Просто поднимем руки вверх? — Он гаркнул смешком. — Это полная хрень. Часть этой хиппарьской чепухи он всегда изливает. «Все мы часть мира», — произнес он, пародируя его голос. — Она делает его мягким.

У Габриэля было целостное представление об оборотнях, представляя себе Стаю как ключевую часть природного мира. Оно отличалось от верования колдунов, что они сосредотачивали магию в своих телах, хотя он не высказывался таким образом. В любом случае, он говорил о природе до того, как Мэллори накосячила, и, конечно же, до того, как он стал ее наставником.

Но Смертоносного это не волновало. Он был зол и искал предлог, чтобы причинить ущерб. И поскольку он уставился на Мэллори с неприятным блеском в глазах, было понятно, кого он выбрал в качестве мишени.

Он начал вышагивать к нам, остальные оборотни расступались с его пути, как делали, когда шел Габриэль. Меня не впечатлило то, что они стояли в стороне, когда этот задира пытался напугать гостя, особенно кого-то, кого он легко мог превзойти по силе — по крайней мере чисто с точки зрения физической формы.

Не говоря ни слова, мы с Этаном вместе двинулись и образовали барьер вокруг Мэллори и Катчера. Дэмиен сделал то же самое.

Мое сердце начало колотиться от перспективы драки, и я позволила вспыхнуть гневу в моих глазах.

Смертоносный вышел из толпы перед нами, может, на расстоянии метра в три. Оборотни приблизились к нам — все в куртках САЦ и похожие на байкеров, которые мчались во весь опор в течении нескольких дней — оглядели нас, не совсем уверенные, на кого им стоит поставить, но, в любом случае, готовые увидеть какие-нибудь действия.

Вчера я была жертвой; сегодня я предпочитала быть исполнителем.

Я вышла вперед, положила большой палец на катану и немного выдвинула рукоятку, давая им знать, что была бы рада действовать, если именно так они хотели поиграть.

— Вы чего-то хотели? — спросила я.

Но тот, кто хотел поговорить, не был большим, крепким оборотнем.

— Что, черт возьми, с вами такое? — Эмма, миниатюрная сестра Тани, вышла из толпы в другом конце комнаты, привлекая всеобщее внимание. Она во всех отношениях выглядела противоположностью Смертоносного — миниатюрная и хрупкая, одетая в простой хлопковый топ и джинсы, ее глаза расширились, а лицо покраснело от гнева.

— Мы столкнулись с кризисной ситуацией — с несколькими сразу — и единственное, о чем вы можете думать, это как обвинять других сверхъестественных в наших проблемах?

Толпа забормотала.

Какой-либо видимости робости теперь не было. Несмотря на то, какой тихой могла казаться, она обрела свой голос.