Помоги мне исполнить мечты (СИ) - Либерт Таисса. Страница 8

Я не отвечаю. Она пытается откинуть одеяло, чтобы раскрыть меня, я только еще больше прячусь в собственном мирке, в собственном городе Эмбер, а точнее, Эмили. Здесь больше нет никого, только я, рак и тьма.

— Он сказал, что опухоль замедлила рост. Деление клеток происходит не так интенсивно.

Я стягиваю одеяло с лица, немного приоткрыв его. Сестра увидела мой взгляд, и у неё у самой глаза дрогнули. Это волнение. Конечно же, я вся опухшая и заплаканная.

— И что мне это даст? — говорю я.

— Если так и будет продолжаться, то, возможно, твой срок увеличится. — Она смотрит на меня так, словно сейчас бросится защищать от любой напасти. Ты не сможешь защитить меня от самой себя.

 — Насколько увеличится? На месяц, на два? Какая в этом разница, проживу ли я еще три месяца или пять? Все одно. — Я слышу свой хриплый голос, словно я ревела, не переставая, неделю.

Сестра отпрянула и нахмурилась. А затем подняла взгляд на меня, и я увидела, что радость вновь появилась на её лице, хотя и смешанная с горечью. Кристи произнесла:

— Сделав все исследования, доктор сказал, что, возможно, год или полтора. Если она еще более замедлит рост, то есть вариант, что два года.

Полтора года. Я бы тогда смогла увидеть своё восемнадцатилетие.

— А она может совсем остановиться? Не расти больше и не ухудшать положение? — Не унимаюсь я.

Мне и не нужен был ответ. Вся радость в глазах сестры от моего увеличенного срока испарилась. Теперь там темнота. Кристи покачала головой.

— Значит, и в этом нет смысла. — Я снова спряталась под покрывало, безнадежно вдыхая воздух, чтобы организм мог жить. Мое сопение слишком громкое, пытаюсь успокоиться. Не хочу показывать сестре, что на самом деле я могу сорваться. Пусть я буду лучше безразличной, но не слабой.

Дыхание у меня прерывается, говоря о слезах, подступающих к горлу. Я не заплачу. Нет, нет, нет. Под одеялом, плотно прижатым к краям постели, — я сама его держу — становится все меньше кислорода. Делаю глубокие вдохи. Чуть-чуть приподняв с боку одеяло, чтобы впустить свежий воздух, сквозь щель я увидела лучики солнца. Вероятно, они ложились прямо на мою постель из окна, не зашторенного жалюзи.

Кто бы мог подумать, я пропустила всю весну, лежа в этой больнице. Не видела, как на улице зеленеет трава с каждым днем, как деревья зацветают, как ветер сносит лепестки молоденьких цветочков, только-только раскрывшихся бутонов. Я не чувствовала это дуновение весеннего ветерка, смешанного с запахом зеленых трав, с желтовато-оранжевой пыльцой, которая путешествовала вместе с ветром. Как абрикосовые и вишневые деревья зацветают одними из первых; они не напоминали мне в этом году сакуру, и их опадение не было для меня прекрасным. Как распускаются среди травы желтые одуванчики, я тоже не видела. А все из-за того, что я не могла встать с кровати. Лишь птицы, изредка пролетающие мимо моего окна, радовали меня, их радостное щебетание.

Затем я пропустила пасху и не попробовала шоколадные яйца, не увидела пасхального кролика, прошел сезон скоски травы. Тополя, которые цветут с конца мая и последующий месяц, его пух, который забивается в глаза и нос, заставляя тебя чихать. Открытие аквапарков. Первый летний дождь и промокшие ноги. Сладкую вату. Теплую водичку в реке, песок, забивающийся под ногти, детей, радостно носящихся босиком по улицам. Толпы девочек, сидящих на траве и плетущие венки из цветов, радостно что-то обсуждая. Весенне-летние брачные крики котов за окнами. Фестивали, которые проводятся в центре города в честь наступления различных сезонов. Я пропустила лето и весну, хотя, возможно, они и последние в моей жизни.

— Тебя через две недели выписывают, — говорит Кристи. И я вернулась в реальность. Душа больно сжималась, но я была спокойна. Умиротворение душит нас ледяными конечностями.

С того момента, как сестра мне всё рассказала, я считаю дни. Уже пятнадцать.

— Ребра твои срослись. На коленку поставят иммобилизационную повязку. Некоторое время тебе придется походить с костылями, пока не наладишь работоспособность как ноги, так и коленной чашечки. Мы с тобой будем регулярно ходить на физиотерапевтические процедуры и массаж, ладно? — Она кисло улыбнулась.

— Глупо, — бурчу я. Все это мне ни к чему. Я уже собралась умирать. Терять мне и так больше нечего.

— Нет, — возразила Кристи. — Мы с тобой переедем в дом, где жила бабушка, она мне его завещала, помнишь? И ты будешь жить нормально, как будто ничего не случилось, — в её голосе теперь слышится металл. Я её разозлила.

Домик на окраине города. Рядом речка и пляж. С другой её стороны есть железная дорога, звук проносящихся поездов особенно слышен ранним утром, словно они проходят близко-близко. И школа, из-за неё на улицах постоянно бегают дети, их крики обитают в этом месте. И, конечно же, роща, откуда доносились чудесные щебетания птиц, а зеленые деревья приятно радовали глаз. Весной там плачут березы, а из их стволов, которые полны весенними соками, можно добывать вкусный сироп; также роща полна грибов. Это чудесное место, дарящее уют и покой душе. Даже от самих воспоминаний у меня в груди все потеплело. На самом деле, переехать было бы чудесно. Но все это было так давно, что уже и не важно.

— Кажется, я потеряла интерес к жизни. — Вздохнула. Да, я помню все-все прежние её краски, но сейчас все мне видится в нерадостных цветах, как, собственно, и последние два года.

— Значит, приобретешь снова.

Мне хотелось кивнуть. Возможно, она права. Возможно, я когда-нибудь успокоюсь и буду замечать всю эту красоту вновь. Но затем я вспомнила, что уже полгода лежу в больнице и что ни разу за это время не улыбнулась, даже не засмеялась. Похоже, я совсем перестала что-нибудь чувствовать, кроме опустошенности и слез.

— Ты кому-нибудь говорила? — Она и так поймет о чем я, уточнять даже незачем.

Легкое волнение охватило меня, я не хочу, чтобы кто-то знал об этом, иначе они будут проявлять ко мне жалость.

— Еще нет, — ответила Кристи.

«Ясно», — подумала я. Это хорошо.

— Мама меня ни разу не навестила, — холодно, слишком холодно сказала я. Мне безразлично. О папе я не заикаюсь, ведь ему абсолютно все равно. Лондон, моя подруга, частенько меня навещала. Но и ей я не придавала значение. Я такая эгоистка. Все мои мысли заполнены лишь моей судьбой.

— Ну и пусть, зато я здесь. — Сестра запускает руку под мое покрывало и ищет мою ладонь. Крепко сжимает её. — И я тебя не брошу. — Сердце пронзает острая боль. Я уже в сотый раз задаюсь вопросом, как я могла подумать, что она хотела меня бросить?

— Только обещай мне, что никто не узнает. — Я дышу. Покрывало то поднимается, то опускается в такт моему дыханию. Иногда оно опускается прямо к моим губам. Теплое.

— Я обещаю, — говорит она.

Четыре

— Смотри, здесь так просторно! — говорит Кристи. Она проходит по всем комнатам и одергивает занавески, постоянно поворачиваясь и улыбаясь мне. Наверное, хотела развеселить меня или просто поднять настроение. Я вижу, как в воздухе летают пылинки, и вижу, как в пустом аквариуме отражаются лучи солнца, превращаясь в радугу. Это был бабушкин дом.

— Ага, — монотонно произношу я. В моем голосе уже давно не выражаются чувства.

Ходить с костылями довольно тяжело. Зато стоять — превосходно. На меня нахлынуло облегчение от того, что я наконец-то расслабила руки и что я могу дышать полной грудью. «Нужно привыкнуть, помнишь?» — спрашиваю я сама себя. В голове крутятся дни: двадцать девять.

Пока Кристи осматривает комнаты, я выхожу на улицу. Я всегда любила это место. Там, в конце улицы, растирался песчаный берег реки. На дворе август. Дети, наверное, там резвятся. Рядом находится школа и парк, если его пройти, то можно сразу же оказаться на пляже. А на другом берегу реки расстилается густая березовая роща — любимое место отдыха у многих горожан.

Я заметила, какие взгляды на меня бросали прохожие. Они словно бы меня презирали. Или боялись. Это было чертовски неприятно. Я заковыляла в дом с мыслью, что больше не покину его стен.