Херувим (Том 2) - Дашкова Полина Викторовна. Страница 39

Прежде чем завести мотор, он протянул ей деньги.

- Спасибо тебе, Катерина.

- Матерь Божья, сколько ты мне даешь? - испугалась она, пересчитав купюры.- Адександрос, здесь же триста долларов!

- Молчание стоит дорого, Катерина, - улыбнулся Илиади, - если ты кому-нибудь расскажешь, где мы были сегодня ночью и что там произошло, у нас у всех будут неприятности. Надеюсь, ты сама это понимаешь.

- Никакие деньги не стоят такого риска, - проворчала Катерина, пряча купюры в карман.

- Правильно, - кивнул Илиади, - деньги твоего лишь бумага, - я помогаю людям вовсе не ради денег. Не такой я человек, ты же знаешь меня. Просто я глубоко уважаю генерала, и мне очень жалко эту семью, на них свалилось "сразу столько бед. У отца неизлечимый рак желудка, сын свихнулся.

- Он не свихнулся, он просто сорвался. Если все, что они рассказывали, правда, то реакция вполне адекватная.

- Ой, ну не надо, - хитро прищурился Александрос, - откуда ты знаешь? Ты всего лишь медсестра в клинике нервных болезней, никакой не врач. А так хорошо говоришь по-английски потому, что в вашей клинике постоянно работают по контрактам американские невропатологи. Но роль свою сыграла отлично, не подвела меня. Молодец.

* * *

Высокая белокурая девушка остановила машину на стоянке у пятизвездочного отеля на окраине Керкуры и вошла в холл.

- Добрый вечер, мадемуазель Ирен, - поздоровался с ней пожилой портье по-французски.

- Здравствуйте, Базиль, - кивнула она,- как поживаете?

- Мадемуазель, меня зовут Василиус, - смущенно улыбнулся старик.

- А по-французски Базиль. У меня в Лионе есть двоюродный дедушка, он очень похож на вас. Его тоже зовут Базиль.

- Передайте ему поклон от меня. Вот ваш ключ, мадемуазель.

- Спасибо. Спокойной ночи.

Она бросила ключ в сумочку, не стала вызывать лифт и направилась к тому выходу, который вел к пляжу.

- Мадемуазель Ирен, - окликнул ее портье, - если вы хотите искупаться перед сном, то лучше сделать это в бассейне. Море неспокойное, а у спасателей кончился рабочий день.

- В бассейне в воду добавляют хлор, он сушит кожу. Я люблю волны, объяснила она, тряхнув длинными пепельными волосами.

Оказавшись на пустынном пляже, она скинула босоножки, оставила их на песке у лежака, босиком ступила на прохладные камни длинного пирса, медленно добрела до края, села, спустив ноги.

Гигантская алая луна висела у горизонта, окруженная огненными клочьями мелких перистых облаков. По лиловой воде к пирсу шла кровавая лунная дорожка. Волны с мягким шипением щекотали ее ступни. Ветер трепал длинные волосы, такие светлые и блестящие, что в них вспыхивали алые лунные блики.

Девушка достала из сумки мобильный телефон, набрала номер с международным кодом и, перекрикивая шум моря, звонко пропела в трубку:

- Привет, Юраша! Это я! Мне кажется, он остался здесь.

- Кажется, или точно? - спросил ее тяжелыйхриплый бас.

- Я почти уверена. Пусть проверят, прилетел ли он в Москву. Могу спорить, что нет.

- Хорошо. На что мы спорим?

- На десять щелбанов по лбу.

- Это нечестно, - бас ласково рассмеялся, - мы всегда спорили на щелбаны, ты била меня всерьез, а я тебя понарошку. Ладно, рассказывай, как все прошло?

- Как всегда, на пятерочку.

- Что наш пациент?

- Пациент в агонии. Думаю, он уже скоро созреет. Он кинулся на меня в аэропорту с воплями. Я позвала полицию. В общем, всем было весело. Правда, сейчас мне кажется, что мы с тобой немного перебарщиваем. Если он свихнется, его чистосердечное признание никто не станет слушать. А если повесится, тем более.

- Записку успела подложить?

- А как же! Скандальчик мне только упростил задачу. Но все-таки он никуда не улетел.

- Ты узнавала, он зарегистрировался на рейс?

- Нет. Я решила, что после нашего бурного общения в присутствии двух офицеров полиции этого делать не стоит.

- Ну, в общем, правильно. Ты на пляже?

- Да, а что?

- Купаться собралась?

- Естественно!

- Не вздумай, Ирка. Я тебе не разрешаю. Слишком сильные волны. Я слышу. И вообще, отправляйся в номер, ложись спать. У тебя был тяжелый день.

- А вот хрен тебе, Юраша, - засмеялась она и показала язык огненной луне, - сначала я поплаваю, а потом уж пойду спать. Все, целую, обнимаю, спокойной ночи.

- Позвони мне из номера перед сном! --прогудел бас.-Я буду волноваться!

Она не ответила, отключила телефон, убрала его в сумку, встала, скинула льняное белое платье, трусики, заколола длинные шелковистые волосы, нагишом бросилась с пирса в густые алые волны и поплыла широким красивым брассом.

* * *

Наталья Марковна вздремнула в самолете и проснулась, когда объявили посадку. Несколько минут она сосредоточенно вглядывалась в заострившийся профиль мужа. Голова его была запрокинута, рот приоткрыт, синеватые веки сжаты некрепко, и в тонких щелках виднелись белки глаз. Она перестала дышать. Убеждая себя, что просто застегивает на нем ремни безопасности, и больше ничего, она склонилась над ним, прижала ухо к его груди и выдохнула, только когда услышала тяжелый неровный стук его сердца.

- Володенька, проснись, мы садимся,- прошептала она ему на ухо.

- Да, да Наташа, я уже не сплю, - он открыл глаза, - попроси водички.

- Что, ты хочешь принять лекарство? Так скоро?

- Нет, не волнуйся. Просто попить. Стюардесса, подавая воду, задержала любопытный напряженный взгляд на лице генерала и с профессиональной участливой улыбкой спросила:

- Вам нехорошо?

- Почему вы так решили? - зло рявкнула Наталья Марковна. - С ним все нормально!

- Наташа, - прошептал генерал и погладил ее по руке, - спокойней, спокойней.

Она понимала, что нельзя так болезненно реагировать на те особенные взгляды, которые теперь постоянно преследуют ее мужа. Но ничего не могла с собой поделать. Она злилась на людей за то, что они так смотрели на Володю. На лице его все отчетливее проступала печать болезни. А если быть до конца честной, то печать смерти. Люди чувствовали это и смотрели, словно пытались прочитать в его воспаленных глазах, в складках смертельно бледной кожи жуткую, но жгуче интересную тайну.

В их взглядах было много всего - любопытство, недоумение, страх, брезгливость. Иногда, очень редко, - жалость. В обычном суетном потоке жизни лицо ее мужа напоминало им о том, о чем они помнить не желали и в общем правильно делали.