Горе господина Гро. История, рассказанная сэром Кофой Йохом - Фрай Макс. Страница 62

— Ну-ну, — вздохнул Джуффин. — Не ждали, значит, дурного. Выпустили наружу свое горе и думали, оно будет жить рядом с вами, как нормальный ребенок? Расти, учиться грамоте, играть с другими детьми? Вы действительно на это рассчитывали?

— Ну да, — Габа Гро окончательно смутился. — Именно так я поначалу себе это представлял. Потому и говорил всем, что девочка — моя внучка, чтобы к ней относились, как к нормальному ребенку. А когда я понял, что нормальным ребенком она никогда не станет, было уже поздно что-то менять.

— Зато прийти ко мне и посоветоваться никогда не было поздно, — сердито сказал я. — Как к старому приятелю и человеку, который кое-что смыслит в магии и прочих запутанных делах. Дырку над тобой в небе, Габа, можно подумать, я тебя когда-нибудь подводил.

— Нину… — Габа замялся. — Все-таки ты тайный сыщик. Сам должен понимать, прийти к тебе — все равно, что явиться в Тайный сыск с повинной. Дескать, выручайте, я тут с умпонской магией перемудрил на досуге, заберите от меня это ужасное существо, люди добрые, и делайте с ним что хотите, А як ней привязался. У меня никогда не было ни детей, ни внуков, ни далее племянников каких-нибудь троюродных, и тут вдруг появляется эта девочка, которая в каком-то смысле часть меня самого. Такая маленькая, красивая, спокойная… Я носился с ней как с куклой, покупал наряды и игрушки, хотя они, конечно, были нужны не ей, а мне самому — иллюзия, что в моем доме живет ребенок, о котором я забочусь. Я потратил немало времени и сил, чтобы научить ее говорить, — и ведь научил. Она не слишком любит разговаривать, но в случае нужды может сказать все что угодно, И меня понимает с полуслова. Она, конечно, очень страдала от одиночества. Нормальные дети от нее шарахались, звери тоже, я как-то взял в дом щенка и в тот же вечер унес обратно, пока бедняга не издох от страха. Да и взрослые люди едва ее выносили, хотя, надо отдать им должное, старались не подавать виду. Я не в претензии, чужое горе всем в тягость, как бы оно ни выглядело. Но девочке было очень несладко. И виноват в этом, как ни крути, только я. В конце концов, мое горе никогда не просило меня сделать его человеком.

— Человеком вы его и не сделали, — заметил Джуффин. — Мало ли кто как выглядит. И думаю, вы совершенно напрасно приписываете этому существу человеческие чувства. Вы сказали, оно… она умеет разговаривать? Вот это воистину удивительно.

— Умеет. Изредка, на людях, для виду что-нибудь произносит: я ей объяснил, как это важно — делать вид, будто она нормальный ребенок.

— Вам казалось, если это существо будет притворяться ребенком и все в это поверят, рано или поздно оно действительно станет нормальной девочкой?

— Ну да, как-то так. Но она, конечно, не стала. Я дурак, что на это рассчитывал.

— И тогда вы решили обеспечить ей хотя бы приятное общество, — понимающе кивнул Джуффин. — Вы сами до этого додумались, или она попросила?

— Всё вместе. Девочка давно хотела иметь друзей — таких, как она сама. Люди-то для нее всегда были чужими, даже я. Вечно меня расспрашивала, есть ли где-нибудь в Мире похожие существа, а если нет, нельзя ли их сделать, вернее, из кого-нибудь вынуть. Чем дольше жила со мной, тем чаще просила, иногда требовала, но обычно все-таки просила, жалобно так. Возможно, только ради этого она и выучилась говорить — чтобы объяснить мне, чего на самом деле хочет. А я, с одной стороны, был рад ей угодить, а с другой, все не мог решить, можно ли так поступать с другими людьми? Всякий ли обрадуется возможности обменять муку на спокойную жизнь под одной крышей с собственным горем? Ну и вообще, я не был так уж уверен, что мне удастся успешно повторить опыт. С собой-то всякий человек волен делать все что заблагорассудится, а знахарю и вовсе больше не на ком упражняться, но вовлекать в эксперименты пациентов — совсем иное дело… В общем, я решил, что нарочно ничего предпринимать не буду, но если когда-нибудь встречу человека, который, подобно мне, хочет любой ценой избавиться от страданий, объясню ему, что тут можно сделать, и если согласится, попробую ему помочь. Прошло еще несколько лет, прежде чем я встретил вдову Клисс…

— Алаю Клисс? Знакомое имя, — Джуффин нахмурился, потом лицо его просветлело. — Ну конечно. Жена профессора Таньши Клисса, которого убил ссыльный магистр Зотка Пай. Нечаянно, насколько я помню; впрочем, от этого никому не легче.

— Вот-вот. Таньши и Алая были такой, знаете, редкой парой. Познакомились, чуть ли не в детстве, очень рано поженились и с тех пор не расставались больше чем на несколько часов. Что ездили всюду вместе, это ладно бы, так многие живут, но она даже на его лекции приходила, занимала место в заднем ряду, сидела, слушала; наверное, сама могла бы уже эти лекции читать, если бы захотела. Когда Алая была занята и не могла прийти, студенты очень огорчались, потому что профессор Клисс сразу терял интерес к предмету и, чтобы как-то скоротать время, назначал контрольную. У них не было ни детей, ни даже близких друзей — настолько им больше никто не был нужен. Очень похоже на мой брак, мы тоже так жили, Кофа помнит… Таким людям следует умирать в один день, но это, увы, редко получается. Одному из двоих приходится оставаться в одиночестве. Врагу не пожелал бы такой участи.

— Насколько я понимаю, все двадцать три человека, умершие по милости этих славных детишек, — Джуффин кивком указал на окно, — состояли именно в таких союзах. Вы были трижды правы, Кофа, когда обратили мое внимание на их семейное положение.

— То есть, убивая, они… просто создавали себе подобных? — Габа побледнел до синевы. — А потом звали меня, чтобы я довел их работу до конца?

— Ловите на лету, — кивнул Джуффин. — Вы очень умный человек, господин Гро. Тем более удивительно, что вы только теперь начали понимать, что происходит.

Вместо ответа Габа рухнул на пол. Я сперва подумал, что правда его убила. И, честно говоря, не очень удивился. Надо вообще ничего не понимать про знахарей старой школы, чтобы подозревать их в причастности к убийствам. Для них сама постановка вопроса совершенно невыносима. Я бы сказал, несовместима с жизнью.

— Ничего страшного, я его приведу в порядок, — после беглого осмотра объявил Джуффин. — Да уж, хороши бы мы с вами были, если бы бедняга умер у нас на руках.