Первый раз - Ольховская Анна Николаевна. Страница 34
Так, значит, я действительно перехожу на свободный выпас. Грета свою задачу выполнила, и больше я ее не увижу.
Спасибо тебе за все, Гретхен! Я подошла к медсестре и поцеловала ее в щеку. Немка, не привыкшая к столь открытому проявлению чувств, растерянно посмотрела на меня. Потом она всхлипнула и бережно меня обняла, стараясь не причинить лишней боли.
Когда дверь за Гретой закрылась, я повернула ключ в замке и, снова ощутив себя хозяйкой положения, направилась в душ.
Хотя нет, какой там душ, эта ежедневная ускоренная процедура омовения. Мне сейчас просто жизненно необходимо не спеша, со вкусом, поотмокать в воде как минимум час. Значит, что? Значит, примем ванну.
Господи, хорошо-то как! Протерев запотевшее зеркало, я смогла наконец спокойно рассмотреть собственную физиономию. А что, не так уж все печально, как я думала! Посвежела я, порозовела, шрам, притаившийся у самой линии волос, удачно скрыт челкой. Волосы распушились и заблестели. Руки и левая нога пока еще не так привлекательны, но это безобразие легко спрятать под одеждой.
Что я и сделала, надев джинсы и рубашку с длинными рукавами.
Перед дверью я с минуту постояла, пытаясь унять вышедшее из-под контроля сердце. Этот взбесившийся мотор метался по всему телу, оставляя после себя переполох и вибрацию. Уже дрожали ноги, дрожали руки, вибрировал желудок, а сердце теперь бесчинствовало в горле. Значит, на очереди – дрожащий голос.
Так, хватит! Достаточно! Что за паника? Я всего лишь сейчас встречусь с Сашиными детьми. Ничего особенного, это все те же Вика и Слава. Ну-ка, соберись сейчас же!
А впрочем… балда ты, мадам Лощинина, вот кто ты! Вчера еще решила изображать медузоподобного бабса, а сейчас, когда ты полностью соответствуешь выбранному образу, по привычке трясешь себя за шкирку? Все нормально, нервишки – это то, что надо. Вперед!
И я поползла на трясущихся ногах туда, куда было велено. То есть вперед. А потом направо. А потом вниз по лестнице. А потом…
Хлесткий удар наотмашь. И еще один. Господи, как больно! Но за что? Почему?!
А ненависть, затопившая карие и голубые глаза, продолжала калечить мне душу.
Я остановилась на нижней ступеньке лестницы, судорожно вцепившись в перила. Ходившую ходуном свободную руку я спрятала в карман джинсов. Хотела что-то сказать, но все слова, натолкнувшись на застрявшее в горле сердце, разбились на острые осколки и теперь царапали все вокруг, причиняя мне невыносимую боль.
Или все это из-за ненавидящих взглядов Вики и Славы? Или от отвращения, четко проступившего на лице Андрея?
Голубовские стояли у двери, все трое, одетые в легкие ветровки. Или они собирались куда-то идти, или только что вернулись. Вику за руку держал фон Клотц, чей равнодушный взгляд казался просто шедевром теплоты и участия на фоне реакции остальных.
– Добрый день, Анна, – вежливо улыбнулся Фридрих. – Мы есть рады видеть, что вы почти здоров.
– Не говори за всех! – крикнул Славка, сжав кулаки. – Я лично вовсе не рад ее видеть!
– Слава, так нельзя, – одернул сына Голубовский. – Мы же говорили на эту тему. И не один раз.
– Да хоть сто раз! – исподлобья сверлил меня яростным взглядом мальчишка. – Это она виновата во всем! Из-за нее мама… – Недоговорив, он закусил губу и отвернулся.
– Если не умеешь толком машину водить, нечего за руль садиться! – процедила Вика, обняв брата.
– Ребята, вы что?! – прижав дрожащую руку к горлу, чтобы унять сердце, прошептала я. – Что вы говорите такое?! Слава, ты же был там! Ты же все видел и слышал!
– Я плохо помню, – все еще глядя в сторону, с трудом выговорил парень. – Только мамины руки, выталкивающие меня из машины, а потом…
– Славка, не надо, – Вика стерла ладошкой дорожку слез со щеки брата. – Не плачь. А то и я заплачу.
– Все, дети, успокойтесь! – поднял обе руки Андрей. – Мы вместе, мы справимся. Если будем всегда и во всем поддерживать друг друга. А вы, – повернулся Голубовский ко мне, – извините нас, конечно, но я очень прошу – давайте сократим время нашего общения до минимума. Так будет лучше для всех нас.
– Тетя Аня, а почему бы вам вообще не уехать отсюда? – сухо спросила Вика.
– Викхен, ты не есть прав, – укоризненно покачал головой фон Клотц, бережно убирая с лица девушки непокорную прядку волос. Вика при этом недовольно поморщилась. – Полиция ведь признать виноватый водитель та машина, что стоять на дорога. Его покрышка взорваться, и он уйти искать помощь. Анна просто не справиться с управление. Пойми, майн либе, в такой ситуация растеряться и опытный шофер, что же хотеть от слабый женщина!
– Подождите! – я растерянно посмотрела на ставших вдруг такими чужими Сашиных детей. – Все было не так! Я справилась бы с машиной, но там были неисправны тормоза!
– Вы все врете! – Славку аж затрясло от злости. – Мы нормально ехали, вы же иногда притормаживали на поворотах, и все было в порядке!
– Слава, милый, – от нелепости происходящего, от абсурдности этих обвинений мне словно обручем сдавило грудь, все внутри онемело, язык ворочался с огромным трудом, – на поворотах я слегка придавливала педаль тормоза, а при виде машины на дороге утопила ее до отказа. И она провалилась!
– Извините, Анна, но машину перед выездом тщательнейшим образом проверил механик Фридриха, – глядя мне куда-то в переносицу, проскрипел Голубовский. – Все было в полном порядке.
– Возможно, он просто не заметил… – я попыталась удержаться на поверхности, но фон Клотц резко вмешался:
– Это не есть правда! Мой механик гарантировать исправность, иначе я не выпускать вы на дорога. Тем более, Слава быть там!
– И знаете, – карие глаза Вики продолжали топить меня в море ненависти, – полиция исследовала машину. Она хоть и обгорела, но для экспертизы материала было достаточно. Тормозная система была в порядке! И если вы после всего случившегося сможете спокойно находиться с нами в одном доме, то у вас вообще нет совести! Пойдем, Слава!
И, взявшись за руки, брат и сестра прошли мимо меня вверх по лестнице. Следом молча поднялся Андрей.
Ноги больше не справлялись с нагрузкой, и я обессиленно опустилась на ступеньку. Притворяться не было нужды: ситуация послала в нокаут все мои чувства и эмоции. Я безучастно смотрела на подошедшего фон Клотца. Немец наклонился, подхватил меня под локти и повел к ближайшему креслу. Усадив меня туда, он куда-то вышел.
Минут через пять он вернулся и поставил передо мной бокал с вином.
– Теперь вы понимать, почему я никого не пускать ваша комната? – заложив руки за спину, Фридрих стоял передо мной и, покачиваясь с пятки на носок, менторским тоном вещал: – И я, и Анж прекрасно понимать, что ваша вина в трагедия нет. Так случиться. Но Викхен и Слава ничего не хотеть знать. Они искать виноватый, так проще переносить потеря мать. Время проходить, они все понимать. Я очень хотеть отметить день рождения мой девочка, но, майн готт, она так плакать! Так рассердиться на меня за мой попытка утешить! А вы для нее и для Слава есть живой напоминаний. Постоянный напоминаний.
– Значит, им было бы легче, если бы я тоже погибла?! – сипло выдавила я.
– Я не знать, Анна, что могло быть, я знать, что есть сейчас. А сейчас, пока не приехать ваш муж, вы стараться не встречаться с Викхен и Слава. Гулять, где хотеть и когда хотеть, но не вместе с они. Завтрак, обед и ужин вам будут приносить ваша комната. Если что-то надо – ходить на кухня и брать. Если есть проблема – звать я. Я надеяться, вы все правильно понять и не обижаться на дети?
– Да, конечно, – слезы опять почувствовали себя безнаказанными и зарезвились на моих щеках.
– Тогда сидеть здесь, успокаиваться, пить хороший коллекционный вино и думать о завтра.
И фон Клотц, посчитав свою благотворительную миссию выполненной, развернулся и ушел.
А я осталась. Сначала – бесформенным комком биомассы. Спустя какое-то время из этого комка вынырнула ложноножка (или ложноручка?), цапнула бокал с вином и уволокла.