Пленник (Чужая вина) - Монк Карин. Страница 30

– Не бойся, я не отпущу его сюда, – сказала Женевьева. – Я обязательно объясню ему, что он не сможет тебе помочь, потому что констебль Драммонд арестует его, а тебя все равно выпустит не сразу, и тогда мне придется тревожиться за вас обоих.

Девочка снова вздохнула.

– Ах, Женевьева, мне очень жаль, что так получилось. Просто Саймон подслушал, как вы говорили о том, что банк собирается отобрать у нас дом. Мы боялись, что после этого нас всех отправят в приют. И тогда мы подумали: надо раздобыть столько денег, чтобы можно было заплатить банку.

– Шарлотта, не думай об этом, – сказала Женевьева. – Поверь, я найду способ расплатиться с банком. И никто у меня вас не отберет. Поняла?

Девочка кивнула.

– Вот и хорошо, моя милая. А теперь ложись и постарайся заснуть.

Она помогла Шарлотте лечь поудобнее и, накрыв ее одеялом, стала тихо напевать колыбельную, поглаживая девочку по плечу.

– Спой мне! – крикнула Маргарет из своего угла. – Спой, спой, спой!

– Если хочешь, чтобы я тебе спела, ложись на кровать и обещай, что не будешь кричать и пугать Шарлотту.

Маргарет послушно забралась на кровать и закрыла глаза.

– Пой, пой, пой…

Продолжая поглаживать Шарлотту, Женевьева снова запела. Она пела до тех пор, пока обе узницы не погрузились в благословенную дремоту.

Хейдон метался по гостиной, как зверь в клетке.

Не надо было отпускать Женевьеву одну. Идти одной слишком опасно, и даже угроза разоблачения и водворения в тюрьму была не так страшна для него, как это проклятое ожидание. Прошло уже много часов, и за окном стемнело, а сам он дошел до такого состояния, что готов был отправиться на поиски.

Женевьева не вернулась сразу же вместе с Шарлоттой, и это могло означать только одно: мерзавец Драммонд отказался отпустить девочку. Хейдон вполне мог представить, в какой ужас пришла Женевьева, узнав, что малышку задержат в этой гнусной тюрьме. Наверное, она решила остаться вместе с Шарлоттой, чтобы девочке было не так страшно. Не исключено, что она останется на всю ночь или пока комендант Томсон не вытащит ее из камеры силком. Да, конечно же, она осталась. Женевьева Макфейл не из тех женщин, которые отходят в сторону, когда ребенок оказался в беде. Потребность помогать другим – эта ее черта вызывала искреннее уважение и восхищение. Увы, сам он поступил иначе, когда нужно было позаботиться об Эммалине.

Выругавшись сквозь зубы, Хейдон допил виски. Слава Богу, Оливер держал у себя бутылку «для медицинских целей». Увидев, как Хейдон мечется по комнате, старик предложил ему «хлебнуть немного, чтобы успокоиться». Хейдон выпил добрую половину бутылки, но успокоения не нашел. Напротив, его все больше одолевала потребность действовать. «Уж если она решила провести ночь в тюрьме, могла бы прислать записку, чтобы я так не беспокоился, – думал Хейдон. – А может, она вовсе не осталась в тюрьме? Ведь уже стемнело, и в такое время на улице полно негодяев. Женевьева должна была вернуться домой несколько часов назад, и, значит… Возможно, на нее напали или похитили».

Резко развернувшись, Хейдон вышел из комнаты и направился к парадной двери. Он решил отправиться на поиски. Но не успел он подойти, как в замке звякнул ключ, и тут же дверь отворилась. Хейдон вздохнул с облегчением – перед ним стояла Женевьева. Как ни странно, но, сообразив, что с ней ничего страшного не случилось, он с возмущением выпалил:

– Черт возьми, где вы были?!

Женевьева вскинула голову и взглянула на него с некоторым удивлением. Затем тихо проговорила:

– Ее не выпустили. А в камере вместе с ней сидит убийца, сумасшедшая, которая постоянно что-то бормочет или кричит. Девочку продержат в тюрьме три дня, а потом будет суд. Я ходила к мистеру Инграму, умоляла дать показания в пользу Шарлотты, но он отказался. Сказал, что ее пример должен послужить предостережением для всех других малолетних преступников. Тогда я смирила гордость и пошла к Чарлзу, попросила нанять хорошего адвоката. А он заявил, что теперь о моих детях должен заботиться муж и что я сделала свой выбор, когда оставила у себя ублюдка, хотя могла бы выйти замуж за него. И еще он сказал, что всегда знал: моя жизнь закончится катастрофой. Оказалось, Чарлз знал про банк и про то, что мне грозит, но ему все равно. Он считает, что я это заслужила.

Хейдон в ярости сжал кулаки – ему ужасно хотелось проучить этого бездушного негодяя Чарлза. Но он тут же взял себя в руки – сейчас следовало позаботиться о Женевьеве, надо было как-то успокоить ее и утешить, ведь она так много перенесла за этот вечер.

Какое-то время оба молчали. «Я сумею выдержать и это, – подумала Женевьева. – Ведь бывало и хуже, чем сейчас». Однако она не помнила, чтобы когда-нибудь чувствовала себя такой бессильной. Как спасти Шарлотту? Как убедить судью в том, что девочка не заслуживает столь сурового наказания?

Не зная, как утешить Женевьеву, Хейдон машинально протянул к ней руки, тут она вдруг вскрикнула и, бросившись ему на грудь, разрыдалась.

Заключив ее в объятия, он тихо сказал:

– Не переживайте так, Женевьева. Поверьте, все будет хорошо.

Для такого утверждения не было ни малейшего основания, но Хейдон повторял эти слова снова и снова. Он отвел Женевьеву в гостиную и плотно закрыл дверь, чтобы дети не услышали ее плача. Осторожно сняв с нее плащ и шляпу, он усадил ее на диван. Затем подбросил в камин два полена, раздул угли и, когда занялся огонь, тоже сел на диван. Снова обняв Женевьеву, Хейдон проговорил:

– Можно нанять адвоката и без помощи Чарлза. Напрасно этот негодяй считает, что мы не обойдемся без него.

– У нас нет денег на адвоката. – Женевьева всхлипнула. – А бесплатный адвокат, которого может предоставить суд, непременно отправит девочку в тюрьму. Представляете, детей бросают в тюрьму за кражу зеленого яблока или пары старых носков, а потом их отправляют в приют, где заставляют весь день работать и постоянно бьют. В таких условиях детей можно приучить только к одному насилию и воровству – и никому нет до них дела, лишь бы не появлялись на улицах и не смущали таких замечательных людей, как лорд и леди Страдерс.

– Но с Шарлоттой все по-другому, – возразил Хейдон. – У нее есть прекрасный дом и есть мать, которая ее любит и которая о ней заботится. К тому же у нее больная нога, поэтому суд непременно проявит сочувствие. В суде поймут, что Шарлотту лучше вернуть домой, чем отправлять в тюрьму.

– К сожалению, председателем в суде будет судья Троттер, а он уже один раз вынес ей приговор. Тогда ей было десять лет и ее арестовали вместе с пьянчугой-отцом. Отец заставлял ее спотыкаться, показывать людям кривую ногу и попрошайничать. А пока те с притворным сочувствием качали головой, папаша рыскал в толпе и запускал руку в чужие карманы.

– Где сейчас ее отец?

– В Перте, отбывает четырехлетний срок за решеткой. А Шарлотту приговорили к тридцати дням тюрьмы, а потом к трем годам в исправительной тюрьме. – Со вздохом покачав головой, Женевьева добавила: – Нет, нельзя ожидать милосердия от такого судьи.

Хейдон молчал и хмурился. «Неужели, – думал он, суд действительно мог назначить столь суровое наказание для девочки? Ведь совершенно очевидно, что малышка находилась во власти отца. С другой же стороны, судья Троттер мог искренне считать, что оказывает благодеяние. Ведь в исправительной тюрьме у Шарлотты по крайней мере была бы крыша над головой и хоть какое-то питание».

– Но вы ведь все-таки успели взять Шарлотту до того, как ее туда отправили?

Женевьева кивнула:

– Да, успела. У нас с комендантом Томсоном уже давно существует соглашение, и суд никогда не чинил нам препятствий. Комендант давал мне знать, когда в тюрьму попадал ребенок, у которого нет родителей или родственников, желающих их заменить. Если за ребенком не числилось преступление, связанное с насилием, мне разрешали взять маленького арестанта под опеку.

– А какую пользу от этого получает Томсон? – спросил Хейдон.