Талант быть счастливой - Хант Айрин. Страница 19
Они молча поднялись на лифте в пентхаус. Оба не решались смотреть друг на друга, чтобы не дай Бог, не разразилась еще одна ссора. Напряжение между ними не ослабевало.
«Ничего не меняется», – грустно подумала Марни, входя за ним в квартиру. Все выглядело точно так, как это было, когда она в последний раз была здесь. Правда, стены заново выкрашены, но все остальное казалось ей застывшим во времени.
– Ты знаешь, что где расположено, – сказал ей Тай. – Можешь спать в любой комнате для гостей, Я сейчас, только поставлю чемодан.
Он пошел по широкому коридору, выкрашенному в бежево-коричневые тона, к своей спальне.
– Пожалуйста, Марни, – сказал он ей не оглядываясь. – Посмотри, что миссис Дьюкс оставила в холодильнике на ужин, ладно?
– У тебя все еще служит миссис Дьюкс? – удивленно спросила она.
Его экономка с кислым лицом работала у Гая еще задолго до того, как Марни появилась в этом доме.
Он остановился и многозначительно посмотрел на нее.
– Понимаешь, никто не покидает меня, как это сделала ты, – протянул он и вышел.
Марни опять почувствовала себя обиженной. Она нашла приготовленную для ужина курицу в холодильнике. Сверху блюда лежала бумажка с подробной инструкцией, как ее следует разогревать.
Несмотря на плохое настроение, Марни улыбнулась. Она и Гай совершенно ничего не умели готовить, и у миссис Дьюкс выработалась привычка оставлять им подробные инструкции, чтобы они не испортили вкусно приготовленные блюда.
Марни четко выполнила все указания. Ей доставляло даже удовольствие, когда она один за другим выполняла все пункты программы миссис Дьюкс. Экономка была спокойной женщиной, достаточно приятной, хотя и скептически смотрящей на жизнь. Но Марни всегда понимала, что они никогда не сблизятся. Миссис Дьюкс считала кухню своим владением. Если она или Гай иногда ночью проскальзывали туда, чтобы взять что-то перекусить из холодильника, они делали это тайком, как двое нашкодивших детишек. Они обычно так и говорили: кухня миссис Дьюкс, плита миссис Дьюкс, холодильник миссис Дьюкс.
Марни стало больно от этих воспоминаний, хотя она и не желала признаваться себе в этом. Она быстро прошла по коридору к гостевым комнатам, чтобы выбрать себе место, где станет спать сегодня. Около одной из дверей замедлила шаг. Это была дверь в ее студию. Она не входила туда с той самой ночи четыре года назад, когда налетела в ярости на Гая.
Если кухня была епархией миссис Дьюкс, то студия была ее безраздельным владением. Широкие окна выходили на север. Помещение переделали, чтобы оно полностью соответствовало ее нуждам и вкусу. Гай предоставлял в ее распоряжение все, что только могло ей понадобиться для работы.
Марни медленно приоткрыла дверь и вошла внутрь. Она сама не знала, что хотела там увидеть.
У нее больно сжалось сердце. Комната была полностью пуста, из нее вывезли все, что когда-то было таким родным для Марни. На глаза навернулись слезы, она медленно сделала несколько шагов, которые гулко отозвались в пустых стенах.
Отсюда убрали все, абсолютно все. Ее мольберт, стоявший у окна. Рядом с ним размещалась чертежная доска. На ней она часами работала над набросками, прежде чем перейти к мольберту. Исчезли все полотна. Они стояли здесь рядами, прислоненные к стенам. Это были ее любимые произведения, которые не предназначались для продажи; только руки не доходили развесить их на стенах.
В этой комнате она рисовала Гая. Он стоял именно там. Она увлажнившимися глазами посмотрела на то место, где он позировал ей обнаженный. Он всегда выглядел таким мужественным, таким притягательным. И всегда дразнил ее:
– Тебе нравится эта поза?
И он принимал такую позу, которая одновременно была и соблазнительной, и раздражающей.
– Или, может, лучше стать так?
Он старался принять такую позу, которая граничила с неприличием, а Марни пыталась сохранить спокойствие профессионала и заставить его принять нужное ей положение.
– Как я могу спокойно стоять, когда на мне одежда Адама? – спрашивал он, когда Марни начинала отчитывать его.
– Ты вообще голый! – смеясь, отвечала ему Марни.
– Через минуту на тебе тоже будет такой же наряд, – грозно говорил он, приближаясь к ней.
Теперь в комнате не осталось ничего, только отзвук чего-то теплого и милого…
– Я велел очистить комнату, после того как стало ясно… что ты не собираешься возвращаться ко мне, – низкий голос проговорил откуда-то от двери.
Марни от неожиданности вздрогнула и резко повернулась. Он испытующе смотрел на нее своими темными глазами.
– Какое-то время я надеялся, что ты захочешь взять с собой свои картины, – спокойно продолжал он. – Но…
Он просто пожал плечами, и в комнате опять воцарилась тяжелая тишина.
Марни постаралась незаметно смахнуть с глаз слезы.
– Ч-что ты с ними сделал?
– Я отправил их в Оуклендс, – Гай еще раз пожал плечами. – В Оуклендсе находится все. Все твои вещи.
Он обвел глазами пустую комнату.
В те времена она не могла думать о том, что ей придется приехать к нему, чтобы забрать свои вещи. Она не могла этого сделать даже ради милых ее сердцу полотен.
– Но, – продолжал быстро Гай, – как мы только поселимся в Оуклендсе, ты можешь снова организовать себе там студию. Единственное условие: ты не станешь брать заказов со стороны. Уж извини. Ты нашла в кухне что-нибудь поесть?
Все так просто. Вопроса о том, станет ли она в будущем работать или нет, не существовало для него.
Она крепко сжала губы, и то мягкое настроение, которое навеяли ей воспоминания, улетучилось как дым.
– Там есть цыпленок, он будет готов через пятнадцать минут, – холодно ответила она ему.
– Прекрасно, – заметил Гай. – Как раз остается время, чтобы быстро принять душ до ужина, – добавил он, отходя от двери. – Ты уже решила, в какой комнате ты будешь спать?
– Мне абсолютно все равно – здесь не осталось ничего, что имело ко мне отношение, – горько заметила Марни.
Она чувствовала, что у нее больше нет сил, чтобы продолжать ссориться.
– Если тебе все равно, я буду спать в гостевой комнате, рядом с твоей спальней.
– Но мне не все равно, – пробурчал Гай, – и ты это знаешь.
Марни сверкнула глазами, и он тяжело вздохнул.
– Хорошо, Марни. Ты можешь спать, где тебе заблагорассудится. Ты знаешь миссис Дьюкс, у нее всегда все комнаты готовы для приема самых неожиданных гостей.
– Мне нужно переодеться, – напомнила ему Марни, видя, что он собрался выйти из комнаты. – Конечно, здесь не осталось ничего из моих платьев?
– Нет, – тихо обронил он. – Если тебе это будет интересно, я отослал их в твое любимое благотворительное общество. Может, хоть это будет тебе приятно услышать, потому что все остальное только раздражает тебя.
– Ты отдал все мои чудесные наряды благотворительному обществу? – пораженная, повторила Марни.
– Какого черта, что я должен был с ними делать, по твоему мнению? Любовно сохранять их в застекленной витрине и ежедневно приходить к ней и лить слезы над разбитым счастьем?
– Конечно, нет! – сдержанно ответила ему Марни. – Я просто подумала…
Она замолчала. Она не знала, что хотела сказать. Она вообще не думала о своих нарядах.
– Ничего я не думала. Все это не имеет значения.
Казалось, что Гай счастлив тем, что эта проблема разрешилась, потому что он мрачно кивнул головой и сказал:
– Я дам тебе мою пижаму и банный халат. Завтра утром мы первым делом поедем и привезем твои вещи, если тебе станет легче от этого.
Он пошел по коридору, у него были такие резкие движения, он весь издергался за эти дни. Марни шла за ним, она прошла его спальню и открыла дверь рядом с ней. У нее было ощущение, что ее просто пропустили через мясорубку. Это злобное противостояние вымотало их обоих.
Боже ты мой! Она устало уселась на постель. Что она делает, снова позволяя ему посадить себя в клетку? Марни была уверена, что это принесет ей новую боль и новые огорчения. И боль будет еще сильнее. Она уже подступает к ней. Проснулась боль старых воспоминаний. Когда она с ним, ей волей-неволей приходится вспоминать о тех вещах, которые она так решительно заперла где-то далеко в своей памяти.