Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле - Бэнк Мелисса. Страница 16

Мы бросили.

Мы пили фруктовый сок. Мы делали дыхательные упражнения. Когда у него возникало желание, он ложился вздремнуть. Я плакала.

Он сказал, что чувствует себя лучше. Перед глазами у него больше не появлялись пятна. Ноги больше не покалывало. Но никаких других изменений не произошло.

— Я не обижусь на тебя, если ты меня бросишь.

— Я этого не сделаю, — сказала я.

— Если бы мы поменялись ролями, я бы тебя бросил, — сказал он.

Когда мы ехали на ферму, он рассказывал о первой девушке, с которой переспал в молодости.

— Когда я уходил, я еле сдержался, чтобы не закричать: «Выйди за меня, выйди за меня, выйди за меня!»

За завтраком он поведал мне, что его бывшая жена Френсис Гульд была женщиной потрясающей красоты. Они познакомились, когда он учился в аспирантуре Йельского университета. Она воспитывала свою дочь Элизабет, и он посещал их по воскресеньям.

Он и сейчас называл Френсис «мамой Элизабет», говоря, например: «Боюсь, что мама Элизабет до сих пор меня любит».

В бакалейной лавке к нам подошла женщина с широкими скулами, и я узнала в ней ту самую красавицу, которую впервые увидела с Арчи.

— Корки! — воскликнул он, и они поцеловались. — Познакомься. Это Джейн.

Они поговорили о своих дочерях. У дочери Корки в школе были сложные отношения с девочками, но мальчики ее обожали. Корки сказала:

— Я никогда не понимала женщин.

Пока мы распаковывали свертки из бакалейной лавки, Арчи поведал мне, что Корки время от времени была его любовницей на протяжении лет десяти. По его словам, она была завзятой распутницей и всех приводила к себе домой. Но в постели она не оправдывала ожиданий.

— Грустно, — вздохнула я.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ее изнасиловали, когда она была ребенком, — пояснил он.

— О! — только и смогла я сказать.

Я наблюдала, как он вспоминал о Корки.

Он сказал, что когда-то она была очаровательной женщиной.

— Почему ты думаешь, что мне интересно все это выслушивать? — не выдержала я.

— Что?

— Ну, эти истории о твоих женщинах.

Он удивленно взглянул на меня и произнес:

— То, о чем я тебе рассказываю, — это моя жизнь.

— И с какой целью ты это рассказываешь?

Он сказал, что прожил пятьдесят четыре года, прежде чем узнал меня, и эти пятьдесят четыре года сделали его тем, кто он есть. Мужчиной, которого я люблю. Я не должна завидовать его жизненному опыту, и у меня нет повода ревновать его к этим женщинам.

Я ответила, что, кажется, я все поняла.

— Вот и хорошо, — кивнул он.

И тогда я посмотрела на него в упор и промолвила:

— А теперь позволь мне рассказать тебе о своих мужчинах.

В тот вечер, когда мы собрались к тете на обед, шел дождь, и я гадала, не занемогла ли она из-за погоды. Последнее время она казалась ниже ростом и не такой величавой, как прежде.

На стук тетя открыла сама; в просторном белом свитере с высоким воротником она выглядела совсем исхудавшей.

Арчи поцеловал ее в лоб. Губы у нее были накрашены, но как-то совсем криво. Я извинилась перед Арчи и взяла ее под локоть.

В ванной, когда я сняла колпачок с губной помады, она заявила:

— Я и сама справлюсь. — Потом посмотрела на мое отражение в зеркале. — Можешь ею тоже попользоваться.

Я ответила, что не пользуюсь косметикой.

— Ну и зря! — бросила она.

Когда мы уселись в гостиной, сиделка внесла три бокала шампанского на подносе, и я уставилась на Арчи, наблюдая, как он берет свой бокал. Он избегал моего взгляда и держал бокал за ножку. Затем поднес его к губам и выпил до дна.

— Джейн не разрешает мне пить, — пожаловался он тете.

Она ответила, что и сиделка такая же вредная.

За обедом тетя обратилась к нему:

— Знаешь, Джейн иногда просит меня рассказать ей о тебе.

Когда он спросил: «И что же ты ей рассказала?», я почувствовала дурноту, но не поняла почему.

Она ответила:

— Я не рассказала ей, каким ты бываешь гадким, когда напьешься.

Ночью я обнаружила, что она умерла. Мы с Арчи долго лежали на кушетке, не зажигая света. Он расчесывал мне пальцами волосы и слегка подергивал спутавшиеся.

Я боялась, что почувствую себя еще хуже, поэтому старалась вызвать в памяти лучшие времена, проведенные с тетей, но ничего не могла вспомнить. Я хотела спросить Арчи о его воспоминаниях о ней, но когда повернулась, выражение его лица в темноте показалось мне странным.

— Что с тобой? — спросила я.

Он проронил:

— Сюда съедется вся твоя семья.

Арчи попросил меня пригласить их на завтрак, но я ответила, что перед службой и отпеванием у них не будет, вероятно, времени. А мамуля сказала:

— Может, и успеем.

Арчи, во всяком случае, закупил продукты и украсил стол лилиями. Он то и дело поглядывал на часы, словно проверял, не остановились ли они.

Когда мы услышали стук молотка, Арчи поднялся, но позволил подойти к двери мне.

Это был мой брат. Генри поцеловали меня в щеку и сказал:

— Папаня передал, что мы встретимся в церкви.

Я увидела нашу машину, подошла и, просунувшись в открытое окошко, поцеловала папу.

— Привет, папа.

— Привет, дорогая, — ответил он.

— Извини, мы уже опаздываем, — сказала мама, наклоняясь вперед, чтобы пропустить Генри на заднее сиденье.

Я хотела поехать вместе с ними, но отец сказал:

— Встретимся на месте.

— О'кей, — отозвалась я.

Я смотрела, как машина завернула за угол, и, повернувшись, чтобы возвратиться в дом, увидела Арчи, который стоял в дверях и наблюдал за этой сценой.

В церковь пришло много народу. И почти столько же на кладбище. В основном это были пожилые люди, и Арчи, казалось, всех их знал.

Возможность пообщаться появилась только после похорон. Мы все столпились вокруг «линкольна». Начал накрапывать дождь, и я порывалась сказать, что родителям еще предстоит долгий путь в Филадельфию, но знакомые Арчи постоянно перебивали меня, заговаривая с отцом.

Наконец он произнес:

— Нам пора возвращаться.

— Мы надеялись, что вы останетесь на обед, — обратился к нему Арчи.

Генри изрек, глядя на «линкольн»:

— Классная машина.

— В следующий раз, — сказала мама, и Арчи поцеловал ее в щеку.

Парень в черном макинтоше распоряжался на стоянке машин. Арчи сел за руль, чтобы отъехать, но я все еще медлила, стоя возле машины.

Парень махнул Арчи — и тот наклонился в мою сторону и постучал в стекло. Голос его звучал приглушенно:

— Поехали, дорогая!

— Эй! — крикнул мне парень в макинтоше. — Скажи папаше, чтобы выезжал.

Родители притворились, будто этого не слышали. Генри посмотрел на меня. Он улыбался.

Когда мы ехали домой, Арчи казался мне таким же старым, каким он был в глазах моего брата, поэтому я всю дорогу смотрела в окно.

Арчи чувствовал, что дело плохо, но, видимо, старался убедить себя, что сделал все возможное и от него ничего больше не зависит.

Когда мы свернули на вест-сайдское шоссе, переулки сузились. На заднем борту грузовика, ехавшего перед нами, светилась стрелка, у которой отсутствовал наконечник.

— Похоже на дефис, — заметила я.

Арчи улыбнулся.

— Знак опасности, — сказал он. — Впереди сложные словосочетания.

Той ночью Арчи рассказал мне о своей подруге, которая покончила с собой. Я знала, что он говорит правду, и это было худшее из того, что когда-либо случалось с ним… История не была похожа ни на одну из тех, которые он мне рассказывал раньше. Он не приукрашивал деталей и ничего не пытался скрыть. А закончив, добавил: