Прекрасная Катрин - Бенцони Жюльетта. Страница 25

– Кто идет?

Узнав Катрин, он вскочил на ноги. Вероятно, ночью он пил наравне со взрослыми, потому что лицо у него было серым и помятым, глаза поблекли, а рот безвольно кривился.

– Что вам угодно, госпожа? – хрипло спросил он.

– Мне угодно видеть твоего господина. Немедленно!

Пуату пожал плечами, безуспешно пытаясь застегнуть колет, который держался на одном поясе.

– Он спит и вряд ли сможет поговорить с вами.

– Ты хочешь сказать, он слишком пьян, чтобы говорить со мной. Однако всего час назад он был достаточно трезв, приказав арестовать мою служанку! Я требую объяснений! Ступай к нему!

Паж покачал головой, и лицо его помрачнело.

– Госпожа, мне не хотелось бы обидеть вас. Умоляю вас верить мне. Любой, кто осмелится войти в спальню монсеньора Жиля, рискует жизнью.

– Какое мне дело до твоей жизни? Говорят тебе, мне нужно его видеть! – в бешенстве крикнула Катрин.

– Речь идет не о моей, а о вашей жизни, госпожа. Конечно, если я войду, он убьет меня… но второй удар кинжалом достанется вам.

Несмотря на всю свою решимость, Катрин заколебалась. Пуату, похоже, говорил правду, и своего господина он должен был хорошо знать. Молодой паж умоляюще повторил, понизив голос:

– Поверьте мне, госпожа Катрин! Я вовсе не шучу. Вам лучше вернуться сюда позже. Я скажу, что вы приходили, что желали говорить с ним, но сейчас уходите, уходите, во имя Неба! В этот час монсеньор подобен хищному зверю. У него…

Закончить он не успел. Дверь отворилась, и на пороге возник Жиль де Рец собственной персоной.

Возможно, под впечатлением страха, который звучал в голосе пажа, Катрин невольно отпрянула. Жиль был в красных штанах, стянутых шнурком на талии, без рубашки. Было видно, как под смуглой кожей перекатываются упругие мускулы. Широкая грудь заросла черными кудрявыми волосами. От него исходил запах, который действительно напоминал звериный, как и говорил Пуату. Солнце уже всходило, и на лицо маршала падали красноватые отблески от витража, отчего оно приобрело поистине дьявольское выражение. При виде Катрин в его налитых кровью глазах вспыхнула молния. Отбросив в сторону пажа, который собирался что-то сказать, он схватил за руку молодую женщину, и ей показалось, что запястье ее обхватили железные клещи.

– Пойдем! – только и сказал он.

Не в силах сопротивляться, она переступила порог, чувствуя, как ее охватывает безумных страх. В спальне ставни были закрыты, портьеры зашторены, и сквозь них не пробивался ни единый луч света. Темнота была бы полной, если бы не отбрасывала неверные блики масляная лампа, стоявшая на сундуке. В спальне было душно, и от запаха вина, смешанного с запахом пота, молодой женщине снова стало дурно. Она попыталась вырвать руку, но Жиль держал ее мертвой хваткой.

– Отпустите меня! – вскричала она, задыхаясь от ужаса. Он, казалось, не слышал и продолжал тащить ее к большой кровати, с которой свешивались измятые простыни. В красноватом свете лампы Катрин увидела, как среди подушек и покрывал что-то зашевелилось. Жиль одним мановением руки извлек из постели дрожащую девушку, чье обнаженное тело было прикрыто только длинными черными волосами.

– Убирайся! – сказал он без всякого выражения и словно бы не видя ее.

Девушка что-то пролепетала, а Катрин с изумлением смотрела на странные темные полосы на ее груди и спине. На вид ей было не больше пятнадцати лет. В глазах ее застыл ужас. Она попыталась спрятаться за одну из колонн постели, но только еще больше разъярила Жиля, который, схватив лежавшую на приступке плеть-семихвостку, несколько раз ударил ее.

– Кому сказано, убирайся! – прорычал он.

Девочка пронзительно закричала и, спотыкаясь, побежала к двери. Катрин увидела, как сверкнуло ее обнаженное тело в дверном проеме, освещенном солнечными лучами, и вспомнила слова Пуату о том, что в этот час хозяин Шантосе становится хищным зверем. Выйдя из оцепенения, охваченная безумным страхом, она также ринулась к двери и к свету, но все та же ужасная рука вцепилась в нее.

– Не ты! – хрипло выдохнул Жиль де Рец. – Ты останься!

Он отбросил плетку и, не вдаваясь в объяснения, привлек к себе молодую женщину. У Катрин прервалось дыхание, ей не хватало воздуха, ибо лицо ее было прижато к мощной волосатой груди. На секунду ей показалось, что она попала в объятия одного из тех медведей, которых видела в Эсдене, в зверинце герцога Бургундского. От этого медведя пахло потом и вином. Содрогаясь от отвращения, Катрин билась в его руках, упираясь ему в грудь руками и силясь вырваться. Все было тщетно. Силы его, казалось, удесятерились от поглощенного спиртного, хотя и в обычном своем состоянии он был очень силен. Катрин почувствовала обжигающее дыхание на своей шее и зашаталась, а он приподнял ее, чтобы бросить на постель. Из груди его вырывались какие-то хриплые жалобные звуки и нечленораздельные слова, которые она не могла разобрать. В нем не было ничего человеческого, и Катрин поняла, что сможет ускользнуть только хитростью…

Перестав сопротивляться, она позволила отнести себя в постель, но едва лишь коснулась спиной простыни, как, воспользовавшись тем, что он нагнулся, молниеносно откатилась в сторону. И тут же зазвенели пружины матраса под тяжестью тела Жиля, который со всего размаха бросился на свою жертву. Но вместо Катрин его руки судорожно сжали пустоту, и он взвыл от бешенства. А молодая женщина с быстротой молнии метнулась к окну, отдернула шторы и отворила ставни. Солнечный свет хлынул в спальню, на секунду ослепил мужчину, все еще распростертого на кровати.

Он вскочил на ноги, и Катрин с ужасом увидела, что в руке его блестит кинжал. На исказившемся лице застыло безумное выражение. Ей казалось, что свет дня отрезвит его и приведет в чувство, что, прогнав темноту, она прогонит и демонов, овладевших душой этого человека, однако теперь ей было ясно, что она просчиталась: Жиль де Рец словно сорвался с цепи, дав полную волю самым гнусным своим инстинктам. Скрипя зубами и сверкая глазами, он медленно наступал на нее, и в его взгляде она прочла, что пришел ее последний час… В отчаянии она оглянулась, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие, хоть какое-нибудь средство защиты. На сундуке рядом с лампой и кувшином стояла лохань с грязной водой. Это был ее единственный шанс…

Бросив ему под ноги кресло с высокой спинкой, она метнулась к сундуку и швырнула лохань в голову Жиля. Видимо, страх придал ей силы, потому что серебряная ванночка была тяжелой. Она со звоном покатилась по полу, а Жиль недоуменно тряс головой, ошеломленный этим неожиданным душем. Катрин не стала терять времени и ринулась к двери. Выскочив за порог, она помчалась по галерее, где нос к носу столкнулась с Пуату.

– Ты прав! – сказала она, с трудом переводя дух. – Он сумасшедший!

– Нет, он не сумасшедший! Он просто странный. Возвращайтесь к себе, госпожа Катрин, я постараюсь успокоить его. Я знаю, что надо делать. Клянусь Богоматерью, вам повезло! Я думал, вы не выйдете оттуда живой!

Катрин, в свою очередь, была на грани безумия, когда, вернувшись в свою комнату, стала с ужасом ожидать, что теперь будет. Так прошло несколько унылых и страшных часов. Никогда еще положение не казалось ей таким безнадежным. Ловушка захлопнулась. Против Жиля де Реца были бессильны и разум и мужество. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с душевнобольными, и это препятствие выглядело непреодолимым. Она содрогалась, вспоминая утреннюю сцену и свое зловещее открытие, ибо под личиной маршала Франции таился кровожадный зверь.

Поэтому, когда в середине дня порог ее комнаты переступила Анна де Краон, она испытала почти облегчение. Все обитатели замка вызывали у нее подозрение, и только эта старая охотница походила на нормального человека, не случайно она сразу же вызвала у нее симпатию. Между тем Анна де Краон выглядела чрезвычайно озабоченной.

– Зачем вы это сделали? Зачем вы пошли к Жилю, бедное дитя? Разве вы не знали, что никто, даже его дед, не смеет входить в апартаменты маршала, когда тот удаляется к себе?