Прекрасная Катрин - Бенцони Жюльетта. Страница 55

А вслед за этим опасением пришло другое, не менее сильное: неизвестность ждала впереди, и что обретет она в конце пути? Земля Арно, какая она? Катрин не имела об этом ни малейшего понятия. Горы, что совсем непривычны для нее, дочери равнин… чужие лица, незнакомый дом, свекровь… В глубине души она понимала, что именно мысль о матери Арно тревожит ее больше всего. Что она знала о ней? Ничего, кроме того, что оба сына любили ее до обожания. Когда-то, в подвале дома Легуа, Мишель де Монсальви, позже растерзанный парижской толпой, рассказывал о ней Катрин, и детская память цепко сохранила этот образ: рано овдовевшая знатная дама, у которой на руках остались два сына, большой замок, земли… Ей казалось, что она слышит голос Мишеля: «Моя мать останется одна, когда брат в свою очередь станет воином. Она будет страдать, но никто и никогда не узнает об этом. Она слишком горда, чтобы позволить себе жаловаться на судьбу». И Катрин думала теперь, как же встретит эта высокомерная графиня незнакомую ей невестку? Как отнесется к тому, что жена сына – дочь ремесленника? Как поладят они между собой, если им придется жить бок о бок?

– О чем ты думаешь? – спросил Арно.

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как он подъехал к ней. Увидев его встревоженное лицо, она улыбнулась, но он настаивал:

– Тебе нехорошо? Или ты просто устала?

– Нет, – ответила она, – задумалась, вот и все.

– О чем же?

– О том, что нас ждет впереди… о твоей земле… о семье.

Лицо Арно осветилось улыбкой, сверкнули белые зубы. Наклонившись в седле, он обхватил Катрин за плечи и поцеловал в висок.

– Мне ты можешь довериться, – шепнул он. – Все это тебя пугает, правда?

– Да… немного.

– Напрасно. Если ты полюбишь Овернь, она воздаст тебе сторицей. Что до моей семьи, иными словами моей матери… Полагаю, ты ей понравишься. Больше всего она любит смелость.

Придержав коня, чтобы шел вровень с Морган, которая сразу же начала заигрывать с жеребцом, Арно долго говорил о своей земле. Мало-помалу Катрин перестала замечать холмистую равнину, припорошенную снегом, и перед ее глазами возникли крутые горы, обдуваемые всеми ветрами, поросшие лесом долины и головокружительные ущелья. Горы, которые синеют в утреннем тумане, фиолетовые на заходе солнца, черные скалы и горные потоки в кружевах белой пены. Внезапно ей захотелось побыстрее попасть в эти странные места. Возможно, там ждет ее счастье – в этом старом замке, чьи стены поросли плющом и который совсем не похож на крепость. Она даже забыла, что над Овернью нависла хищная пасть испанского наемника. Но Арно об этом не забывал… Помолчав, он произнес с горечью:

– Моей прекрасной земле грозит разорение из-за алчности Ла Тремуйля, поправшего все законы! Я должен быть там как можно скорее! Время гонит меня! Да, время гонит!

По беррийской земле, более или менее защищенной благодаря постоянному пребыванию короля, путники ехали без приключений. Еды было мало, и стоила она дорого, однако золото Жака Кера открывало лари с мукой и подвалы с вином. Меховщик был не только смел, но и щедр – и он с негодованием отверг предложенную Арно расписку. Теперь на постоялых дворах они могли заплатить даже за курицу или индюка. Но все изменилось, когда маленький отряд углубился в пределы разоренного войной Лимузена. Это был полудикий пустынный край. Высокие холмы сменялись обширными равнинами, за громадными оврагами начинались болота, в мутный лед которых вмерзли сухие стебли камыша. Этот унылый зимний пейзаж производил зловещее впечатление. Деревень было очень мало, и они прятались в лощинах, поросших кустарником, словно хотели скрыться от беспощадного неба. Маленькие грязные церквушки были простодушно покрыты соломой. Крестьяне в былые времена сеяли рожь, репу, капусту и даже пшеницу. В низинах, где было посуше, выращивали виноградную лозу. Но столько вооруженных людей истоптало землю Лимузена! Англичане, арманьяки, бургундцы, наемники и просто разбойники, причем союзники зачастую оказывались еще более алчными, чем враги! Край запустел и одичал, весь скот был вырезан или пал от бескормицы. Лимузен медленно умирал в черных когтях голода.

Катрин уже давно забыла, с какой радостью покинула Бурж, пускаясь в долгий путь к новому семейному очагу. Когда же она увидела эту несчастную землю, ее охватило отчаяние. Дорога и прежде была для нее чрезмерно трудной. Теперь с каждым шагом Морган нарастала тяжесть, давившая ей на грудь. Ее угнетали эти пустынные, заросшие сорняками поля, эти полуразрушенные и обгоревшие черные замки. Если им удавалось встретить живого человека, он сломя голову бежал от вооруженных людей; когда же кто-нибудь подходил поближе, то во взгляде его читалось отчаяние затравленного зверя. Люди превратились в волков. Но молодая женщина быстро поняла, что свирепее всех волков были гасконцы Эскорнебефа.

Когда подошли к концу запасы провизии, ежедневное пропитание стало делом необыкновенно трудным. Нужно было добывать пищу, и это влекло за собой задержки. Дни были коротки, темнело рано, ночью передвигаться было невозможно, поскольку овраги и полузамерзшие болота представляли собой нешуточную опасность.

В довершение всего Катрин чувствовала, что находится на пределе сил. Это долгое тяжкое путешествие вымотало ее. Все тело болело, и по ночам, когда она отдыхала в объятиях Арно, ей почти не удавалось заснуть. Начали сдавать и нервы. Однажды вечером между Катрин и Арно вспыхнула первая ссора.

Они остановились на ночлег в полуразрушенной часовне, неподалеку от густого леса Шамбрьер. Готье, как обычно, нырнул в чащу, с неизменным топором в руке, в надежде подстеречь какую-нибудь дичь. Гасконцы разожгли костер, возле которого уселись Катрин и Сара, а затем также отправились на поиски съестного, оставив в лагере трех часовых. Все были голодны и раздражены. Со вчерашнего дня они ничего не ели, да и последнюю еду трудно было назвать сытной – это была похлебка из каштанов, найденных в заброшенной риге.

В каменной ограде часовни поставили лошадей. Арно занимался лечением захромавшего Рюсто, которому камешек попал в копыто. Катрин грела руки над огнем, а Сара ворошила палочкой угли, стараясь не думать о еде. Внезапно они услышали крики и проклятия. Из-за кустов появились трое гасконцев, которые волокли какого-то крестьянина. Тот отбивался изо всех сил. На поясе у него висели два зайца, пойманных в силки. С воплями и слезами он умолял не отбирать у него добычу, потому что дома умирают с голоду жена и четверо детей. Гасконцы, не слушая, с веселым гоготом тащили несчастного к костру. Катрин вскочила с намерением вмешаться, но ее опередил Эскорнебеф. Все произошло очень быстро. Гасконец поднял огромный кулак и опустил на голову крестьянина. Раздался сухой треск, будто раскололся орех, и бедняга, не успев даже охнуть, упал с проломленной головой к ногам Катрин. Она пошатнулась, отпрянула, однако тут же выпрямилась. В глазах у нее помутилось от бешенства, и она ринулась, словно фурия, на одного из солдат, который, нагнувшись, снимал с пояса убитых зайцев. В мгновение ока вырвав у него добычу, она гневно повернулась к Эскорнебефу.

– Тупая скотина! Как ты смел ударить этого человека? Кто тебе разрешил? Ты его убил… убил ни за что…

Обезумев от ярости, она готова была наброситься на огромного сержанта, когда подбежавший Арно крепко схватил ее за руки и удержал на месте.

– Катрин! Ты сошла с ума? Какая муха тебя укусила?

Из глаз молодой женщины брызнули слезы, и она резко повернулась к мужу:

– Что со мной? Разве ты не видел? Да вот же перед тобой лежит труп. Этот человек убил несчастного крестьянина ни за что, из-за двух зайцев…

И она поддела ногой пушистых зверьков, как будто это были дохлые змеи.

– Он сильно вопил! Клянусь кровью Господней! – вмешался гасконец. – Я не люблю, когда кричат.

– А я, – оборвал его Арно, – не люблю, когда убивают без причин, приятель! На будущее запомни, что бить можно только по моему приказу, но не раньше. И пеняй на себя, если нарушишь мой приказ. А теперь унесите труп и закопайте в ограде часовни, это освященная земля. Сара же пусть займется зайцами, обдерет их, выпотрошит и поджарит.