Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло). Страница 101
Фокусника сопровождала собака; за спиной он нес маленькую лесенку, несколько свернутых веревок и железные обручи разной величины, а на левом плече у него сидела маленькая обезьянка. В таком виде он вступил в Рим через Эсквилинские ворота, выходившие на консульскую Пренестинскую дорогу.
Фокусник был красивый белокурый юноша, статный, гибкий и ловкий, с худощавым бледным лицом, которое озаряли голубые умные глаза, словом, он обладал привлекательной и располагающей к себе наружностью. На нем была меховая пенула, наброшенная на короткую тунику из грубой серой шерсти, а на голове войлочная шляпа.
Этим фокусником был Арторикс.
Когда он вошел в город, улицы, примыкающие к воротам, были безлюдными, пустынными и тихими. Но даже на этой окраине Рима до него доносился какой-то смутный гул, словно жужжал пчелиный рой в огромном улье: то был отголосок бесшабашного веселья, царившего в центре великого города. Постепенно продвигаясь вперед, Арторикс углубился в лабиринт извилистых улиц Эсквилина; здесь отдаленный шум становился все явственнее и отчетливее, а как только он попал в первые переулки Субуры, до него долетел многоголосый крик:
— Io, bona Saturnalia! Io, bona Saturnalia!
Когда же он очутился на улице Карин, перед ним оказалась толпа людей, самых разнообразных по своему облику и положению; впереди нее шли певцы и кифаристы; они плясали, как одержимые, распевая во все горло гимн в честь Сатурна. Пели и танцевали также и в толпе.
Арторикс, знакомый с римским укладом, вскоре начал различать в этой разношерстной толпе отдельные смешавшиеся между собою сословия: рядом с ангустиклавами всадников он видел серые туники, матрона в белоснежной столе шла рядом с бедным рабом в красном кафтане.
Фокусник отступил в сторону и прижался к стене, чтобы пропустить это беспорядочное шествие, которое двигалось с неистовыми криками. Он всячески силился не привлекать к себе внимания, спрятать обезьянку, лестницу и обручи, выдававшие его профессию: у него не было ни малейшего желания показывать свое искусство этим бесноватым и прерывать свой путь.
Желание его, однако, не сбылось; из толпы его заметили и сразу признали в нем фокусника. Послышались громкие требования, чтобы шедшие впереди остановились; приостановились и сами кричавшие, заставив таким образом остановиться и тех, кто шел позади.
— Io, circulator! Io, circulator! (Да здравствует фокусник!) — кричали зеваки и весело хлопали в ладоши.
— Да здравствует, да здравствует фокусник! — закричали все хором.
— Покажи свои фокусы! — вопил один.
— Почти Сатурна! — кричал другой.
— А ну, посмотрим, что умеет делать твоя обезьянка! — воскликнул третий.
— Пускай попрыгает собака!
— Нет, обезьянку, обезьянку!
— Собаку!.. Собаку!
— Шире, шире круг!
— Освободите для него место!
— Становитесь в круг!
— Расступитесь! Расступитесь!
Кругом кричали, требовали, чтобы все расступились и освободили место для фокусника; началась толкотня, давка, каждому хотелось пробраться вперед; Арторикса совсем прижали к стене, так что он не мог не только начать представление, но и сделать хотя бы шаг.
Те, что стояли поближе, принялись уговаривать, улещать фокусника, упрашивать его позабавить всех своими фокусами.
— Не бойся, бедняжка!
— Ты хорошо заработаешь!
— Набросаем тебе полную шапку терунций!
— Угостим тебя самым лучшим массикским.
— Какая славненькая обезьянка!
— А пес! Какой чудесный эпирский пес!
Одни ласкали собаку, другие — обезьянку; кто щупал лесенку, кто трогал веревки и железные обручи, высказывая самые невероятные догадки и предположения. Арториксу, наконец, надоели весь этот шум и толкотня, и он сказал:
— Хорошо, хорошо, я дам для вас представление! Я и мои артисты постараемся достойно почтить Сатурна, а вам доставить удовольствие. Но для этого, уважаемые квириты, дайте мне место.
— Правильно!
— Он верно говорит!
— Правильно, правильно!
— Сделаем пошире круг!
— Отойдите назад!
— Отступите!
Но все только кричали, и никто не двигался.
Вдруг кто-то громко крикнул:
— Пусть идет вместе с нами в Каринскую курию!..
— Да, да, в Каринскую курию, — раздалось сначала десять, потом двадцать, потом сто голосов.
— В Каринскую курию! В Каринскую курию!
Но хотя все выражали горячее желание направиться в курию, никто не двигался с места, пока наконец зрители, стоявшие рядом с фокусником, работая локтями, не повернули вспять — в ту сторону, где была курия, а вслед за ними двинулись туда и все остальные.
От этого передвижения те, что находились в хвосте, теперь оказались во главе колонны, а музыканты и певцы, которые раньше шли впереди, очутились позади всех; это обстоятельство ничуть не помешало им петь и играть гимн в честь Сатурна, а тысячеголосый хор подхватывал припев каждой строфы:
— Io, bona Saturnalia!
Толпа все возрастала, в нее вливались все встречавшиеся по дороге; вскоре шествие достигло открытого места, где возвышалось здание третьей из тридцати курий, на которые делился город, — курия Карин, и толпа растеклась во все стороны, словно бурный поток; она доставила немалое беспокойство тем, кто пришел сюда раньше и уже сидел за столом в наскоро сделанных триклиниях: там всецело были заняты поглощением всевозможных яств и возлияниями, без конца шутили, неистово кричали и хохотали над разными забавными сценками.
Сначала на площади возник беспорядок, слышался смутный гул проклятий, угрозы и брань; но среди этих пререканий раздавались и примиряющие возгласы, увещания, призывы к спокойствию, наконец распространился слух, что здесь, на площади, какой-то фокусник собирается дать представление; все обрадовались, вновь началась давка, зрители проталкивались в первый ряд круга, образовавшегося на середине площади. Любопытные становились на цыпочки, взбирались на скамьи, на столы, на ступеньки, влезали на железные решетки, защищавшие окна в нижних этажах соседних домов. Вскоре наступила полная тишина, все замерли в напряженном ожидании, устремив глаза на Арторикса, который уже готовился к представлению.
Фокусник постоял несколько минут в раздумье, разложив на земле различные предметы своего реквизита, потом подошел к одному из зрителей и, дав ему шарик из слоновой кости, сказал:
— Пусти его вкруговую.
Затем он дал еще один шарик подвыпившему рабу, который стоял в первом ряду круга; лицо его раскраснелось и расплылось в улыбке, у него был вид счастливого человека, ожидающего еще больших радостей. Фокусник сказал ему:
— Пусти шарик по рукам.
Потом молодой галл вышел на середину освобожденного для него пространства и кликнул свою собаку; большой эпирский пес черной масти с белыми подпалинами сидел на задних лапах, устремив на хозяина умные глаза.
— Эндимион!
Собака вскочила, завиляла хвостом и. пристально посмотрела на фокусника, как будто хотела сказать, что готова исполнить все его приказания.
— Ступай и сейчас же найди белый шарик!..
Собака тотчас побежала в ту сторону, где стоявшая в кругу публика передавала друг другу из рук в руки белый шарик.
— Нет, ищи красный, — сказал Арторикс.
Эндимион быстро повернул в ту сторону, где стоял раб, который держал красный шарик, успевший уже побывать в тридцати руках; собака хотела проскользнуть под ногами зрителей и подбежать к тому, у кого в эту минуту находился красный шарик, как вдруг Арторикс крикнул так, словно скомандовал манипулу солдат:
— Стой!
Собака остановилась как вкопанная. Затем, обратившись к толпе, фокусник сказал:
— Те, к кому попали в эту минуту шарики, пусть оставят их у себя и не передают дальше: моя собака подойдет и заберет их.
В толпе пробежал шепот не то любопытства, не то недоверия, и снова настала тишина. Тысячи глаз внимательно следили за собакой.
Арторикс, скрестив на груди руки, приказал:
— Найди и принеси мне белый шарик.