Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло). Страница 119

Друзья Юлия Цезаря уговаривали его возглавить эту кампанию, обещая испросить для нее у сената и народа римского восемь легионов; они доказывали Юлию Цезарю, что, располагая армией из сорока восьми тысяч легионеров и двадцати или двадцати двух тысяч легковооруженных пехотинцев и союзнической кавалерии, он без труда одержит победу над гладиаторами.

Однако Цезарь, которому не давали спать триумфы и победы Помпея, решительно отказался от вмешательства в эту войну. Она была не менее трудна, чем война с Марианом Домицием и царем Ярбой в Африке (как раз за африканскую войну Гней Помпей и получил триумф), но в то же время невыгодна в том отношении, что победитель не был бы награжден ни триумфом, ни даже овацией, ибо римская гордость не допускала, чтобы презренным гладиаторам была оказана честь признания их воюющей стороной.

— Нет, уж если я приму на себя ведение войны, то только такой, чтобы в случае победы я мог надеяться на триумф, который послужит мне ступенью к званию консула.

Так отвечал Цезарь своим друзьям. Возможно также, что в душе своей он таил другую причину, побуждавшую его отклонить предложение. Цезарь своим орлиным взором видел все язвы, подтачивавшие в это время Римскую республику, открыл их причины в прошлом и взвешивал их возможные последствия в будущем; он ясно видел, что гладиаторы, взявшиеся за оружие, несчастные рабы, примкнувшие к ним, нищие волопасы из Самния, ставшие под их знамена, как раз и представляли собой те три класса неимущих и угнетенных, стремления и силы которых он собирался использовать для того, чтобы навсегда сломить и уничтожить тиранию надменных олигархов; он понимал, что если он хочет привлечь симпатии и завоевать любовь этих обездоленных и намеревается предстать перед ними в качестве их спасителя, то ему не следует пятнать себя кровью гладиаторов. Поэтому в день комиций вместо Цезаря на Форум явился, завернувшись в белоснежную тогу, Марк Лициний Красс и выставил свою кандидатуру в преторы Сицилии; сделать это его уговаривали самые влиятельные сенаторы, бесчисленные его клиенты, а главным образом, его подталкивало собственное честолюбие, не дававшее ему покоя: ему уже мало было считаться первым в Риме по богатству и влиянию, его мучило ненасытное желание добиться военных лавров, которыми уже много лет был увенчан Помпей.

Марку Лицинию Крассу в это время было около сорока лет, и, как мы уже говорили, он несколько лет сражался под началом Суллы — сначала в гражданскую войну, потом во время мятежей и успел дать доказательства не только стойкости и необычайного мужества, но и большого благоразумия, а также обнаружил задатки крупного полководца.

Когда Красс появился в одежде кандидата на должность претора, народ приветствовал его долгими, несмолкаемыми возгласами, показывая тем самым свое высокое доверие к нему в эту пору волнений и страха и великие надежды, которые возлагали на его будущие действия против гладиаторов.

Наконец воцарилось молчание. Народный трибун Луций Аквилий Леннон взял слово и призвал сенат и народ единодушно голосовать за Красса, так как в такое тяжелое время лучшего полководца в войне против Спартака нельзя и желать. Все же необходимо, добавил трибун, надлежащим образом обеспечить Красса вооруженными силами, которые дали бы ему возможность закончить эту позорную войну, длящуюся уже три года.

Все согласились со словами Аквилия, и Красс единогласно, под бурные рукоплескания, был избран претором Сицилии. Ему было предоставлено право набрать шесть легионов с соответствующими вспомогательными войсками, а также собрать и организовать разбитые легионы Лентула и Геллия. Из остатков этих легионов новый претор мог бы составить еще четыре легиона. Таким образом у Красса образовалась армия в шестьдесят тысяч легионеров и двадцать четыре тысячи вспомогательных войск, а всего восемьдесят четыре тысячи человек; это была очень сильная армия; такой еще не бывало со времени возвращения Суллы в Италию после войны с Митридатом.

На следующий день после своего избрания Красс опубликовал эдикт, в котором призывал граждан к оружию — сражаться против Спартака. Особым решением сената были обещаны высокие награды ветеранам Суллы и Мария, которые пожелали бы принять участие в этом походе.

Это решение и эдикт Красса подняли дух римских граждан, впавших в уныние; сердца зажглись воинственным пылом, возникло благородное соревнование между юношами самых знатных семейств: все они явились к Крассу, требуя внесения их в списки его легионеров.

Красс с лихорадочной энергией занялся формированием своей армии; он выбрал квестора и трибунов среди самых известных в Риме военных людей, не считаясь с их общественным положением. Так, на должность квестора он назначил Публия Элия Скрофу, землевладельца из Тибуртина, ветерана, принимавшего участие в одиннадцати войнах и в ста тридцати сражениях и стычках, у него было двадцать, два шрама от ран, он получил много наград и венков и теперь жил на покое.

Красс не погнушался отправиться к нему лично и попросить его принять участие в войне, которая раз и навсегда покончит с гладиаторами. Скрофа был тронут посещением Красса и охотно согласился быть квестором в его войске. Расставшись с мирной жизнью и веселыми холмами Тибуртина, он последовал за Крассом в Рим; оттуда через две недели после своего избрания претором Марк Лициний Красс выступил во главе четырех легионов, состоявших из старых солдат, набранных им в Риме и в соседних областях и направился в Отрикул, город, находившийся на границе между владениями эквов и умбров, где один из его заместителей, Авл Муммий, собирал и организовывал два других легиона и вспомогательные отряды.

При выступлении из Рима его радостно приветствовал весь народ: все сбежались провожать его за Ратуменские ворота, где находился его лагерь. Претору сопутствовали не только добрые пожелания граждан всех сословий, но также и покровительство богов, благосклонных к нему и его предприятию, по уверениям гаруспиков, гадавших по внутренностям жертвенных животных.

В первом легионе были две когорты, — около тысячи человек отборных воинов; это были юноши из богатых и знатных семейств, пожелавшие следовать за Крассом в качестве простых солдат. Среди них были: Марк Порций Катон, Тит Лукреций Кар, Гай Лонгин Кассий, Фавст, сын Суллы, Анний Милон, Корнелий Лентул Крус, Публий Ватиний, Коссиний Ребил, Вибий Панса, Марций Цензорин, Норбан Флакк, Гней Азиний Поллион и сотни других из консульских семейств, которые в будущем и сами стали консулами, а также сотни молодых людей из семейств всадников.

Родственники, друзья и клиенты этих юношей провожали легионы Красса до Мильвийского моста, где войско перешло с Фламиниевой дороги на Кассиеву и двинулось в направлении к Баккане. После четырехдневного перехода Красс пришел в Отрикул, где расположился лагерем; он решил приступить здесь к учениям со своими войсками, уверенный в том, что в этом месте он может защитить Рим от нападения гладиаторов, если Спартак пойдет прямо из Умбрии или же пройдет через область пиценов.

Почти целый месяц Красс в Отрикуле и Спартак в Арретии стояли в полном бездействии; оба были заняты только подготовкой к военным действиям, каждый придумывал новые планы, новые военные хитрости, новые ловушки для неприятеля.

Когда Спартак решил, что наступило время действовать, он в одну темную, грозовую ночь приказал своим легионам сняться с лагеря, соблюдая полную тишину; в лагере он оставил семь тысяч конников под началом Мамилия, а тысячу всадников выслал вперед в качестве разведчиков. Воспользовавшись ураганом, он шел без остановки всю ночь и почти весь день и прибыл в Игувий, откуда намеревался двинуть войско через Камерин, Аскул, Сульмон, Фуцинское озеро и Сублаквей на Рим.

Конники, оставшиеся в лагере под Арретием, продолжали свои набеги и разведку и, по установившемуся порядку, делали в близлежащих городах запасы провианта, необходимые для шестидесятитысячной армии, внушая тем самым трепещущим от страха жителям убеждение, что войско гладиаторов находится еще под Арретием; Спартак рассчитывал, что об этом сообщат Крассу, и таким образом претор будет введен в заблуждение.