История - "Фукидид". Страница 49

1 Митилена имела две гавани (см. II6,1). Неизвестно, какая из них имеется в виду.

2 Малея — мыс на юго-западе Лесбоса.

5. После того как послы вернулись из Афин, ничего не добившись, митиленцы и остальной Лесбос (кроме Мефимны) решили начать войну. Мефимна же, как Имброс¹, Лемнос и немногие другие союзники, осталась верной афинянам. Митиленцы, сделав вылазку, напали на афинский лагерь². В завязавшемся сражении они разбиты не были, но не решились остаться на поле битвы и отступили в город. С этого времени митиленцы бездействовали, не желая рисковать в битве без ожидаемой помощи из Пелопоннеса или еще откуда-нибудь. На помощь к ним действительно прибыли лакедемонянин Мелей и фиванец Гермеонд³. Они были посланы еще до восстания, но не могли прибыть раньше афинской эскадры и только после битвы на одной триере незаметно пробрались в город. Посланцы советовали митиленцам отправить новое посольство на другой триере вместе с ними при их возвращении в Лакедемон, что митиленцы и сделали.

1 Имброс (остров против фракийского Херсонеса) и Лемнос были афинскими военными колониями уже со времен Писистрата.

2 Лагерь находился, вероятно, у Малеи.

3 Об этих лицах ничего не известно.

6. Бездействие противника весьма ободрило афинян, и они стали вызывать на помощь союзников, которые являлись тем охотнее, видя, что лесбосцы не проявляют никакой воинственности. Став на якорь к югу от города¹, афиняне укрепили два лагеря на каждой из сторон города и блокировали входы в обе гавани. Таким образом они отрезали митиленцев от моря. Земля в непосредственной близости от их двух лагерей также находилась в руках афинян². Однако митиленцы и другие лесбосцы, прибывшие на помощь, господствовали над всей остальной частью острова. У Малеи афиняне имели только якорную стоянку для кораблей и рынок. Таковы были военные действия у Митилены.

1 С этой позиции афиняне могли наблюдать за кораблями из Пелопоннеса.

2 Силы афинян были незначительны.

7. Около того же времени в это лето афиняне послали эскадру из 30 кораблей в пелопоннесские воды под начальством стратега Асопия, сына Формиона, ибо акарнанцы просили послать им военачальником сына или какого-нибудь родственника Формиона¹. На пути вдоль берегов Лаконии эскадра опустошала побережье. Затем Асопий отослал большую часть кораблей домой, а сам с 12 кораблями отплыл в Навпакт. После этого он собрал всеобщее ополчение акарнанцев и с этим войском пошел на Эниады². Его корабли вошли в Ахелей, а сухопутное войско опустошало страну. Но так как город не сдавался, то Асопий распустил свое войско, а сам отплыл с эскадрой на Левкаду и высадился в Нерике³. На обратном пути он вместе с частью его отряда были перебиты местными жителями и немногочисленной пелопоннесской охраной. Затем афиняне вышли в море, получив по договору о перемирии от левкадцев тела своих павших воинов.

1 Ср. II68—69; 81,1; 102,1. Формион был популярен в Акарнании после своего первого похода туда.

2 Ср. II102,2.

3 Нернк— город на Левкаде (упомянут еще у Гомера, Od. XXIV 377). Ср.: Strab. p. 452.

8. Между тем отправленные на первом корабле митиленские послы прибыли в Олимпию, так как лакедемоняне просили их явиться туда, чтобы остальные союзники также выслушали их пожелания и решили, что делать. Это была олимпиада¹, на которой родосец Дорией² второй раз одержал победу. По окончании празднества послы выступили на собрании с такой речью.

1 Словом «олимпиада» обозначалось не только самое состязание, но и промежуток времени от одного олимпийского состязания до другого. По олимпиадам велось греческое летоисчисление, начиная с первой олимпиады 776 г. до н. э., когда впервые были записаны имена победителей.

2 Дорией одержал три победы подряд (432,428,424 гг. до н. э.) в панкратии (атлетические состязания и кулачный бой); ср.: Paus. VI7; Thuc. VIII35,1.

9. «Нам, лакедемоняне и союзники, известно обычное отношение эллинов к людям, покинувшим союзников во время войны: того, кто изменяет своим прежним союзникам, порывая с ними, они охотно принимают, поскольку он им полезен, но меньше ценят, считая его предателем старых друзей. И действительно, такое суждение справедливо, если только дело идет о разрыве между двумя государствами с одинаковыми убеждениями и интересами, которые равны друг другу по мощи и ресурсам, и когда нет уважительного повода для отпадения. Между тем наши отношения с афинянами совсем не таковы, и поэтому никто не может обвинять нас за то, что мы покидаем их теперь в час опасности, хотя в мирное время они относились к нам с уважением.

10. Так как наша цель — вступить в союз с вами, то прежде всего обратимся к вопросу о справедливости и чести. Мы знаем, что не может быть прочной дружбы между частными людьми и союза города с городом для какой-нибудь цели, если друзья или союзники не верят во взаимную честность и не сходны по характеру и образу мыслей. Ведь несходство образа мыслей приводит к расхождению в действиях. Наш союз¹ с афинянами был заключен после того, как вы перестали участвовать в мидийской войне, а они остались, чтобы завершить борьбу. Однако мы никогда не были союзниками афинян в их намерениях поработить эллинов, но союзниками для освобождения эллинов от мидийского ига. Пока афиняне, стоя во главе союза, обращались с нами как равные с равными, мы были готовы следовать за ними. Но мы стали тревожиться, видя, что они ослабляют свою враждебность к Мидянину и все больше и больше стремятся к господству над союзниками. Союзники, однако, в силу различия в интересах², не могли прийти к единству, чтобы дать отпор афинянам, и были, таким образом, порабощены, кроме нас и хиосцев. Но будучи по имени свободными и независимыми, мы должны были сражаться на их стороне. И теперь, судя по прежним примерам, мы больше не можем доверять афинянам как нашим вождям. Ведь невероятно, чтобы они, подчинив тех, которых вместе с нами приняли в союз, не поступили так же и с остальными, если бы смогли.

1 Ср. 195, 1; Herod. IX 106.

2 Букв.: «из-за множества голосов», т. е. разногласий, а не «за многочисленностью отдельных государств».

11. Если бы все союзники сохранили еще независимость, и мы имели бы больше уверенности, что нас оставят на прежнем положении. Но большинство союзников уже подчинились, а с нами афиняне должны были еще обращаться как с равными, и для них, естественно, становилось все тягостнее терпеть такое положение; ведь даже когда большинство союзников стали подчиняться, один наш город еще сохранял равноправие, к тому же афиняне делались все могущественнее, а нам приходидось все более рассчитывать на свои силы. Только взаимный страх делает союз надежным. Ведь пожелай одна сторона в чем-нибудь нарушить союзный договор, удержать ее от этого может лишь сознание собственной слабости. Независимость афиняне оставили нам лишь потому, что предпочитали достичь господства скорее красивыми речами и хитрой политикой, нежели грубой силой. Вместе с тем мы служили им и были нужны для доказательства справедливости их дела, так как с равным правом голоса в делах союза мы не выступили бы, по крайней мере добровольно¹, с ними в поход без справедливого основания. Кроме того, афиняне использовали сильных против слабых. Оставив нас, более сильных, под конец и устранив остальные малые города, они думали, что мы станем для них легкой добычей. Напротив, начни они с нас, когда все прочие союзники были еще в силе и знали, где им следует искать опору, они не смогли бы одержать верх так легко, как это им удалось. К тому же наш флот внушал им некоторые опасения. Они боялись, что в союзе с вами или с каким-нибудь другим городом он станет для них опасным. В конце концов, нас оставляли в покое еще и потому, что мы постоянно оказывали услуги их городу и ублажали деятелей, которые стояли в данный момент у них во главе. Конечно, долго мы не уцелели бы, если бы не началась эта война, так как на наших глазах были примеры печальной участи других.