Одноклассница.ru - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 56
На скамье рядом с Климом сидел Тарас.
Вероника едва узнала бывшего мужа: очень худой, черные тени вокруг глаз, нехороший цвет лица – синевато-зеленый, темный какой-то… В черном длинном кожаном пальто известной итальянской марки – в прошлом году покупали вместе.
– А, Ника… Пришла? – одними губами улыбнулся Тарас. – Что так смотришь? Не узнаешь?
– Узнаю… – вырвалось у нее. Тарас чем-то напоминал Черного Канцлера. Носферату из старого, немого, черно-белого фильма… «Тарас продал свою душу Черному Канцлеру. Он сам теперь – Черный Канцлер!»
– Ника! Ника, ты не должна была… – начал Клим.
– Правда, Ника, как ты нашла нас?
– Лиля… – едва вымолвила она.
– Ах, Лиля! Так я и знал, что она подслушивала… – скривился Тарас. На коленях у него лежала большая черная папка, в которой он обычно носил документы.
– Ника, иди домой, – спокойно произнес Клим. – Пожалуйста.
– Домой? Нет уж! Без тебя не пойду…
– Ника, иди.
– Я не могу! – закричала она, глядя в глаза Климу. – Зачем ты меня гонишь? Я не могу без тебя…
Клим встал, подошел к ней близко, положил руку на плечо:
– Ника, иди домой. Мы поговорим с ним, и я приду.
– Я боюсь за тебя! – едва слышно прошептала она.
– А я – за тебя. Поэтому иди домой. Сейчас же.
Вероника вдруг представила те минуты, что она проведет без Клима, ожидая его. Такая мука!
– Нет. Клим, он плохой… Бойся его. Бойся!
– Вот еще… Не буду я его бояться.
– Какой же ты упрямый! – в бессильном отчаянии прошипела Вероника.
– А уж ты какая… – коротко засмеялся Клим.
– Не верь ему. Ничему не верь! – исступленно прошептала она.
– Я не верю. Иди.
Тарас сзади зашевелился:
– Что же ты гонишь ее, Клим? Она искала тебя двадцать лет, носом землю рыла, а ты ее гонишь?.. Не-хо-ро-шо-о…
Клим оглянулся, ничего ему не сказал. Он старался сдерживать себя, потому что рядом была Вероника.
– Ника, останься, – продолжил Тарас. – Посиди со мной рядом… – Он одной рукой похлопал по скамейке. – Какая она у нас хорошенькая, а, Клим? Да? Эти волосы, эти глаза, эта трогательная шейка… Ника, поправь шарфик, а то горлышко застудишь!
Ника машинально прикоснулась к шарфу.
– Ника, иди, – негромко произнес Клим, стоя к ней лицом.
– Ника, останься!
Тарас долго думал, кто же виноват больше – Ника или Клим? Кто из них сломал ему жизнь, кто превратил его в ничтожество, кто сделал из него посмешище?.. Сначала он во всем обвинял Клима, потом жену-предательницу, потом снова Клима… Надо было наказать виновного. И нельзя было ошибиться.
Но сейчас, на Переведеновском, возле склепа Черного Канцлера, он окончательно понял: Ника – вот кто во всем виноват. Не только тем, что она предала и унизила, а самим фактом своего существования.
Если бы ее не было, то он, Тарас, жил бы нормально и счастливо, был бы обыкновенным мужчиной. Был бы успешным, веселым, ничем не мучился, ел бы все подряд, любил бы женщин… Но на свет божий родилась она, Ника. И все пошло наперекосяк.
Если бы Ники не было, то он, Тарас Николаев, был бы счастлив.
Дело не в Климе, дело в Нике.
Тарас сжал в руках кожаную папку.
– …Ника, останься! – повторил Тарас тоже спокойным, даже каким-то благостным голосом. Полез зачем-то в свою папку, но сильным порывом ветра мгновенно разметало бумажные листы, они понеслись над черной землей. «Что он делает?» – подумала Вероника, стараясь убрать волосы от лица. И в этот момент Тарас двинулся вперед.
Все происходило очень быстро, но для Вероники время словно замерло. Как в замедленной киносъемке, она увидела, что Тарас достает из папки нож. Давно знакомый ей кухонный нож. Поднимает руку… Но он не в Клима целится, он целится в нее. Именно в нее, поскольку Клим стоит сбоку, не на линии удара.
«Странно…» – успела подумать Вероника. За мгновение до собственной смерти…
(Странно – потому что Лилька сегодня спросила: «Что сделает Клим, если на тебя бросятся с ножом?» Выходит, накаркала бывшая подружка!)
…Но в то же самое мгновение Клим обернулся. И, шагнув вбок, едва успел заслонить ее. Это единственное, что он успел сделать. Стой он к Тарасу лицом, а не спиной или будь у него не одно, а два мгновения, он, возможно, выбил бы из рук Тараса нож, скрутил его и т. д и т. п. Но этого мгновения у Клима не было.
Неизбежное и неотвратимое.
Вот оно.
Этот звук. Звук пробитой грудной клетки. Звук, с которым рубят мясо. Отвратительный звук. Страшный.
– Нет! – быстро сказала Вероника, словно запрещая себе верить в происходящее. Ведь если поверишь – сойдешь с ума от ужаса. – Нет…
Клим замер, а потом стал падать.
Вероника попыталась его подхватить, но не смогла и сама не удержалась, упала рядом с Климом на колени. Затылком он ударился о железный люк, присыпанный влажным песком.
Вероника подняла лицо, встретилась глазами с Тарасом. «Что же ты наделал?!» – спросили ее глаза.
Тарас пожал плечами. Он почему-то выглядел удивленным. Или раздосадованным?
– Вот черт… – пробормотал он. Пожал плечами. Криво улыбнулся. – Значит, не судьба…
Потом сделал шаг назад. Еще шаг. Развернулся и быстро пошел к выходу.
Вероника опустила глаза.
– Клим!
Он молчал. В его волосах запутался песок. Вероника перевела взгляд на его грудь и увидела кровь. То, что кровь, – не так страшно, кровь – это жизнь, а вот песок… Зачем песок в его волосах?
Вероника прижала руки к груди Клима, пытаясь закрыть пальцами рану, но кровь толчками продолжала сочиться сквозь ее пальцы. Тут никакой витазион не поможет… Климу нужен хороший хирург. Срочно!
Тарас все-таки сделал это. То, чего не смог сделать двадцать лет назад. На том же самом месте.
«Если Клим умрет, то я не смогу жить», – отчетливо осознала Вероника. То есть она будет жить, но… Пусть хоть десять психотерапевтов будут гипнотизировать ее, внушая, что она должна справиться со своей потерей, что она в силах еще полюбить кого-то, – все равно ничего не получится. Это будет не жизнь, а сон. Вялое существование (как двадцать лет рядом с Тарасом). Фикция. Эрзац.
А Маргарита? Мечты о Маргарите? Маргариты, что, тоже не будет?.. Они с Климом не успели, и теперь не будет и Маргариты?!
У Вероники было чувство, что она лишается сейчас двоих. Самых любимых. Что гаснет Солнце. Что она лишается слуха, зрения и осязания – навсегда.
Черный Канцлер тянул Клима в свое подземелье…
– Эй, кто-нибудь! – в отчаянии закричала Вероника.
С черных ветвей с воплями поднялись какие-то черные птицы, закружились на фоне сумеречного осеннего неба. Надо было достать из сумочки сотовый, набрать номер службы спасения, но Вероника не могла оторвать руки от груди Клима. Она ладонями зажимала его рану.
Кто-нибудь.
Странный призыв, особенно если учесть место, на котором его произнесли. Тысячи мертвых лежат под землей рядом, ждут своего нового соседа. Они не будут помогать.
– Девушка… Что случилось?
Вероника повернула голову и увидела давнего своего знакомого, в маленьком тракторе с большим ковшом спереди – из ковша торчали сухие ветки…
– Помогите.
– Чё там? – Работяга посмотрел на Клима, потом вгляделся в ее лицо. – Вы? Ну, типа, которая летом… ночью… в склеп лазили… Да?
– «Скорую». Срочно…
– Оссподи… Кровищи-то! Счас… – Он достал из кармана сотовый, принялся прыгающими пальцами набирать номер. – Лишь бы быстрей приехали врачи. Сейчас пробки…
– Стойте… – сказала Вероника, глядя на трактор. – А если из ковша выбросить ветки и положить его туда? – Она кивнула на Клима.
– И?
– Довезем. Пока эту «Скорую» дождемся… тут же через дорогу госпиталь.
Она вдруг начала соображать четко и быстро.
– Да… Можно попробовать. А чё?.. Да. За пять минут доедем… – почесал работяга затылок. – А кто это его? Чем?
– Неважно. Быстрее. Потом.
Вероника вскочила, они с работягой выкинули сухие ветки из ковша, с трудом положили Клима в ковш. Было странно и дико класть туда Клима, но быстро донести его до госпиталя на руках не получится. Клим слишком большой, тяжелый.