Комарра - Буджолд Лоис Макмастер. Страница 36
А я бы сперва поинтересовалась, где Никки. Интересно, через сколько времени эта мысль придет в голову ему?
– Где лорд Форкосиган?
– Остался в конторе. Сказал, придет за вещами позже.
– А! – Кэт поняла, что исподволь надеялась покончить с неприятным разговором, пока Форкосиган будет завершать сборы в ее кабинете. Его присутствие гарантировало подобие безопасности, Тьену пришлось бы держать себя в руках. Что ж, может, так оно и к лучшему.
– Сядь, Тьен. Мне надо с тобой поговорить.
Недоуменно подняв бровь, он тем не менее сел за стол слева от нее. Кэт предпочла бы, чтобы он сел напротив.
– Я от тебя ухожу.
– Что? – Его изумление казалось искренним. – Почему?
Катриона поколебалась. Ей не хотелось начинать дискуссию.
– Думаю… Потому что я иссякла. – Только сейчас, оглядываясь на прожитые тоскливые годы, она начала отдавать себе отчет, сколько сил она вложила, чтобы сохранить брак. Неудивительно, что это тянулось так долго. Теперь все кончено.
– Но… но почему сейчас? – По крайней мере он не сказал «ты шутишь!». – Я не понимаю, Кэт. – Она видела, как его мозги начинают работать, но не в сторону понимания истинных причин, а, наоборот, в совершенно противоположном направлении. – Это из-за дистрофии Форзонна! Дьявольщина, я так и знал…
– Не будь дураком, Тьен. Если бы причина была в этом, я ушла бы уже много лет назад. Я поклялась быть тебе верной в здоровье и в болезни.
Откинувшись на стуле, он нахмурился еще сильней.
– У тебя кто-то другой? У тебя появился кто-то другой, так?
– Уверена, тебе бы этого очень хотелось. Потому что в этом случае ты смог бы обвинить его, а не себя. – Голос ее звучал ровно и безжизненно. Желудок горел огнем.
Тьен был явно в шоке, его начало трясти.
– Дурдом какой-то! Не понимаю…
– Мне больше нечего сказать.
Катриона начала подниматься, больше всего на свете желая немедленно уйти, оказаться подальше от него. Знаешь, дорогая, ты вполне могла сделать это по комму.
Нет, данные мною клятвы вросли в мою плоть. И я их должна вырвать с корнем.
Тьен поднялся тоже и схватил ее за руки.
– Нет, есть что-то еще!
– Ты знаешь об этом больше, чем я, Тьен.
И тут он заколебался, наконец-то действительно испугавшись. Хотя для нее это не более безопасно. Впрочем, надо отдать ему должное, он ни разу в жизни меня не ударил. Какая-то ее часть даже едва не сожалела об этом. Тогда по крайней мере была бы ясность, а не эта тягомотина.
– О чем ты?
– Пусти меня.
– Нет!
Она посмотрела на его ладони, сжимавшие ее руки сильно, но не больно. Все равно он намного сильнее ее. На полголовы выше и тяжелее килограммов на тридцать. Но она боялась его физической силы гораздо меньше, чем думала. Возможно, потому что слишком одеревенела. Кэт подняла лицо и посмотрела ему в глаза.
– Пусти меня! – резко повторила она.
К ее изумлению, он послушался, руки его неловко повисли.
– Ты должна мне объяснить причину. Или я посчитаю, что здесь замешан любовник.
– Меня больше не волнует, что ты там посчитаешь.
– Он комаррец? Какой-то чертов комаррец?
Ну да, он в своем репертуаре. А почему нет? В свое время эта тактика сработала, ему удалось тогда меня приструнить. И до сих пор наполовину срабатывает. Кэт дала себе клятву, что словом не обмолвится о его деяниях. Жаловаться – значит косвенно просить помощи, каких-то изменений… продолжения. Жаловаться означает попытаться перевалить ответственность за свое деяние на другого. А действие исключает возможность жаловаться. Так что она должна либо действовать, либо не действовать. И не станет хныкать. Все тем же ровным тоном она заявила:
– Мне известно о твоей игре с акциями, Тьен.
Он открыл было рот и тут же закрыл.
– Я могу все исправить, – наконец сказал он. – Теперь я знаю, что сделал не так. Я могу восстановить потери.
– Сомневаюсь. Где ты взял сорок тысяч марок, Тьен. – Из-за отсутствия всякой интонации это не прозвучало вопросом.
– Я… – Кэт видела по его лицу, как он судорожно соображает, что бы такое соврать. И остановился на самом простом варианте. – Часть я скопил, часть занял. Не только ты умеешь экономить, видишь ли.
– У администратора Судхи?
Он моргнул, но спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Не важно. Я не собираюсь тебя расспрашивать. – Она устало посмотрела на него. – Я больше не имею к тебе никакого отношения.
Он принялся ходить по кухне из угла в угол.
– Я сделал это ради тебя, – произнес он наконец.
Ну да. Теперь он попытается вынудить меня почувствовать себя виноватой. Во всем я виновата.
Все это было хорошо знакомо, как па некоего привычного танца. Кэт молча ждала продолжения.
– Все ради тебя. Ты хотела денег. Я вкалывал как собака, но тебе всегда было мало, так?! – Он говорил все громче, пытаясь изобразить праведный гнев. Несколько фальшиво на ее опытный слух. – Это ты толкала меня на такой шаг своим постоянным нытьем и беспокойством. А теперь, когда у меня ничего не вышло, ты хочешь наказать меня, так?! Но если бы у меня получилось, ты готова была бы меня на руках носить!
А он молодец, вынуждена была признать Кэт. Его обвинения – отражение ее собственных сомнений. Она слушала его патетический монолог с отстраненным удовольствием, как жертва пыток, которая уже перешагнула болевой порог и, не чувствуя боли, любуется цветом своей крови. А теперь он попытается вынудить меня пожалеть его. Но я перестала чувствовать жалость. Я перестала чувствовать что бы то ни было.
– Деньги, деньги, деньги! Это из-за них вся затея? Что ты так жаждешь купить, Кэт?
Твое здоровье, если помнишь. И будущее Никки. И мое.
На глаза мечущегося по кухне Тьена попался ярко-красный бонсаи.
– Ты меня не любишь. Ты любишь только себя! Эгоистка ты, Кэт! Ты любишь эти свои чертовы горшки больше, чем меня. И я тебе это сейчас докажу!
Он схватил горшок и нажал на замок балконной двери. Дверь открывалась слишком медленно для разыгрываемого им спектакля, но он тем не менее протиснулся на балкон и повернулся к жене.
– Так что сейчас полетит через перила, Кэт? Твое драгоценное растение или я? Выбирай!
Катриона не двинулась с места и не произнесла ни слова. А теперь он попытается напугать меня угрозой самоубийства. Это что, уже четвертый сценарий сегодняшней пьесы? Его козырная карта, которая прежде всегда решала исход игры в его пользу.
Тьен поднял бонсаи.
– Я или он?
Он пристально следил за ее лицом, ожидая, что она сломается. Нездоровое любопытство призывало ее сказать «ты», просто чтобы посмотреть, как он начнет выкручиваться, но она хранила молчание. Поскольку Катриона молчала, он несколько растерялся, не зная, что предпринять, а потом бросил древнее смешное растение вниз.
С пятого этажа. Кэт мысленно считала секунды, дожидаясь удара. Раздался глухой стук и треск разлетевшейся глины.
– Осел ты, Тьен. Ты даже не посмотрел, не идет ли кто внизу.
С внезапно появившимся во взгляде ужасом, при виде которого она едва не рассмеялась, Тьен опасливо выглянул вниз. Судя по всему, он все же ухитрился никого не убить, поскольку облегченно вздохнул, повернулся и вошел обратно на кухню.
– Да отреагируй как-нибудь, черт тебя побери! Что мне еще сделать, чтобы до тебя достучаться?!
– Не утруждайся, – спокойно вымолвила Кэт. – Вряд ли тебе удастся придумать что-то, что сможет разозлить меня еще сильнее.
Тактический список Тьена иссяк, и он потерянно посмотрел на жену.
– Чего ты хочешь? – гораздо тише спросил он.
– Я хочу получить обратно мою честь. Но ты не можешь мне ее вернуть.
Он заговорил еще тише, умоляюще сложив руки:
– Прости меня за бонсаи твоей бабушки. Я не знаю, что…
– И тебе стыдно за воровство в особо крупных размерах, за взяточничество и измену?
– Я сделал это ради тебя, Кэт!
– За одиннадцать лет нашей совместной жизни, – медленно проговорила она, – ты так и не разобрался, кто я. И я этого не понимаю. Как можно прожить с человеком так долго и так близко и не разглядеть его. Может, ты живешь с какой-то придуманной тобою Кэт, не знаю.