Плата за обман - Владимирская Анна. Страница 21

— Это я от знакомых журналистов знаю, они там были, — сказала Даша. — И кстати, Вер, ты мне нужна в этой связи, потому что у меня…

Но Вера приложила палец к губам: «Постой. Минутка тишины. Мне надо подумать…»

Она нахмурилась, отошла кокну. Комната погрузилась в молчание. Маруся бесшумно поставила на стол новое блюдо с пирожками, принесла вымытый для новой заварки кузнецовский чайный сервиз, купленный Дарьей в антикварном салоне в Москве…

«Опять, — думала Вера Лученко. — Что ж это за рок такой? Как что-то хорошее возле меня происходит, так начинается детектив. Триллер голливудский, черт бы его побрал! Такая светлая девочка, мечтательная, совсем еще подросток, типичное метание от настроения к настроению — то слезы, то деланная грубоватость… Зачем кому- то ее похищать?!»

4. КОНТРПРЕДЛОЖЕНИЕ

Плата за обман - i_004.jpg

Она уже почти забыла мамино лицо. Но узнана сразу, когда мама подошла к ней во дворе.

— Мирочка…

Она оглянулась. Мама. Похудевшая, с грустными глазами. И знакомая, и незнакомая.

Мира застеснялась. Она не понимала, как себя вести. Из сериалов известно, что в таких случаях вскрикивают. Или бросаются на шею и плачут. Но если она ничего не чувствует? А если и чувствует даже, то сама не знает, что именно. Мира погружалась в себя, прислушивалась, пыталась понять — плохо это или нет, когда не радуешься маме? Может, я уродка? Или я от нее отвыкла?

Мама что-то говорила, говорила… Что в Москве на день, вот, решила заскочить, звонила, а тебя не зовут. На работу давно устроилась. Все хорошо, только денег не хватает, а то бы она Мире подарок какой-нибудь принесла, медведя панду здоровенного…

— Доченька… — сказана мама и голову в плечи втянула, будто ждала, что дочь на нее крикнет. — Можно я иногда буду приезжать? Или лучше в школу приходить? Мне больше ничего…

Мира хотела ответить, но губы почему-то окаменели. Ей говорили: мама бедная, что тебе с ней делать. Значит, надо дать ей денег. Руки сами достали кошелек, вынули деньги и протянули маме. Мама коснулась ее ладони…

Вот тут их папа и увидел. Из окна, сверху. И как заорет!..

Мира убежала, не слыша, как мама кричит ей вслед, что деньги ей не нужны…

Дома был скандал, были упреки и угрозы. «Ты ничего не понимаешь! Она на тебя плохо повлияет! Я не позволю тебе этого!»

Запереть хотели. Фигушки, не имеете права. Воспитывать, выговаривать, учить, наводить скуку своими наставлениями — да. На то вы и нудные взрослые. Но держать под домашним арестом — слишком много на себя берете.

А в художественную школу она сегодня сама пойдет. Без всяких охранников.

* * *

В эту ночь Вера Лученко никак не могла уснуть. И никакой самогипноз, никакие испытанные годами приемы не помогали. Она вроде проваливалась куда-то, а потом… Потом наступало странное состояние между явью и сном. Когда не понимаешь, кто ты и где. Темнота. Нет времени и места, нет даже тебя, есть только пространство.

Но вот медленно и постепенно включается координация. У левого плеча появляется стена, у правого — стеллаж. В ногах коридор и выстуженная кухня. За окном унылый городской пейзаж, дрожащие деревья, у подъезда остывшие автомобили. У правого плеча прорисовывается балкой и площадь, дальше серые дома и зажатая в бетоне древняя река шириной в два метра. Голова чувствует подземную автостоянку и улицу, уходящую к площади и дальше, до самого края города: пять станций метро пригвоздили эту улицу к земле.

Ты хочешь повернуться, но все эти стены и стеллажи, дома и улицы поворачиваться не желают. Их слишком много, они давят своей тяжестью, врастают в кожу и зудят в ней. Так и лежишь, придавленная точкой координат в пространстве, и мечтаешь, чтобы глаза кожи закрылись. Постепенно одни координаты пропадают, а другие оживают, тенями встают вокруг и шепотом рассказывают свои безумные истории, прорастающие в сон…

Вера встрепенулась и села. Надо додумать важные мысли, иначе не уснуть. Они будут мешать. Ну вот, например, еще никогда она не вмешивалась в криминальные истории по собственной воле. Эти приключения сами ее находили, запутывали — и волей-неволей приходилось освобождаться от пут. Или нужно было помочь близкому человеку, или совесть кричала: «Больно!»

А теперь? Это ведь совершенно другой случай. Девочка-дизайнер ей никто, с близкими все в порядке. В конце концов, похищениями людей занимаются специальные службы, а у миллионера Ладыгина средств и возможностей более чем достаточно. В чем же дело? Почему она сама, по собственной воле хочет сунуть голову в осиное гнездо? Наверняка осиное, добрые дяди похищать ребенка не станут…

Когда Даша сообщила, что Мира Ладыгина пропала и ее наверняка похитили, у Веры в душе что-то перевернулось. Она и сама толком не смогла бы себе этого объяснить, но между нею и Мирой со дня их знакомства на презентации протянулась тоненькая ниточка. И теперь эта ниточка вибрировала, как натянутая струна: помоги!

Что ж теперь поделаешь, надо помочь. Тем более что еще там, возле примерочной, Вера почувствовала: что-то девочку тяготит. Она, понимаете Ли, такой известный-переизвестный дизайнер, все у нее, на первый взгляд, в полном шоколаде, а в глазах нерешительность, колебания. У переносицы злость. На губах усталость и немного вранья. А может, и много, не успела почувствовать. Слишком мало было времени. Да и кто знал, что это важно?

Только вот оказалось — важно.

Андрей, правда, будет обижаться. Опять, скажет, расследования, а как же наша договоренность, чтобы больше никогда? Ну и пусть. Ему можно с практикантками чаевничать… А я вообще поставлю все с ног на голову: сама предложу сильному мира сего свою помощь.

Вера немного расслабилась, стана успокаиваться. Теперь, когда решение принято, сон скоро придет. Завтра позвонит Даша… Кстати, как все-таки привыкаешь к своей способности предчувствовать! Дашка еще сама ни сном ни духом, что позвонит тебе утром с просьбой встретиться, а ты уже знаешь. И более того, воспринимаешь это знание как присутствие опостылевшего будильника.

Вера улыбнулась, и с этой улыбкой на губах погрузилась в сон…

Они договорились встретиться в кафе «Альма матер», что напротив парка Шевченко на Терешенковской улице. Из зала для курящих несколько ступенек вели вниз, в полуподвальный зал. Там стояли фортепьяно и несколько столов, висели картины, а на большом мониторе танцевали певички. Звук не совпадал с их открываемыми ртами, но какая разница, если главное — фигуры девушек, а вовсе не песни.

Вера с Дашей разместились друг напротив друга на упругих кожаных диванах. Вскоре им принесли яблочный пирог-суфле и кофе по-турецки.

— Видишь ли, Дашуня, — сказала Вера, — я ждала твоего звонка и предложения встретиться. Потому что ты мне тоже нужна…

Даша рассмеялась.

— Видишь ли, Веруня, я ведь всегда считала тебя необычной женщиной. Да. Не пытайся спорить со мной, пожалуйста! Я не говорю тебе комплименты, а просто озвучиваю то, что может сказать тебе каждый. Мало того что ты уникальный специалист. Ты еще и выглядишь суперски. Когда ты ведешь прием, то ты — строгий профессионал: минимум косметики, строгая элегантная прическа, руки без лака на ногтях. Я понимаю, это для того, чтоб пациента не отвлекало ничто постороннее. И в то же время, когда тебе хочется, ты можешь так подкраситься и нарядиться, что мужики головы сворачивают. Мы с тобой бывали на презентациях, в театрах и на всяких пафосных мероприятиях. Я про себя знаю, что совсем не гадкий утенок и мужским вниманием не обижена… Да что я, возьмем для примера нашу заслуженную артистку Завьялову. Ее везде и всегда узнают, она несет себя, как сокровище короны, но стоит появиться тебе — и все!

— Что значит — и все? — улыбнулась Лученко.

— Представь себе, моя милая подруга, мы с Лидой не один раз это обсуждали. Ты всегда привлекаешь всеобщее внимание. Это касается и мужчин, и женщин. Причем это происходит, кто бы рядом ни находился: я, Лидка или Мисс Вселенная. Все равно люди прилипают глазами к тебе.