Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - Гэблдон Диана. Страница 115
На плоском камне рядом с будущим домом Дункан развел небольшой костер, а Майерс помогал ему, держа кремень. Едва вспыхнув, огонь тут же жадно набросился на дерево, и из него извлекли одну головню. Держа ее в единственной руке, Дункан пошел вокруг фундамента по солнцу, громко напевая что-то по-гэльски. Джейми переводил мне его слова.
Дункан прерывал напев, останавливаясь ненадолго у центра каждой из будущих стен и кланялся на все четыре стороны света, размахивая пылающим поленом перед собой, описывая им полукружия. Ролло, явно не одобрявший эти пиротехнические забавы, низко рычал, порываясь разобраться с Дунканом, однако крепкая рука Яна удерживала его на месте.
Песня оказалась чрезвычайно длинной; Дункан трижды обошел фундамент. И только когда он добрался до последнего куплета, который исполнил стоя перед только что уложенным камнем очага, я осознала, что Джейми сложил фундамент так, что очаг оказался с северной стороны; утреннее солнце согрело мое левое плечо и заставило наши тени вытянуться к западу.
С опаской глянув на Ролло, Дункан подошел к очагу и передал головню Джейми, — а тот поджег уже заготовленную кучку щепок. Ян ухнул на гэльский манер, когда над очагом взвилось пламя, и мы все громко зааплодировали.
Немного позже мы проводили Дункана и Майерса в путь. Они сначала направлялись не в Кросскрик, а в Мон-Геликон, где каждую осень собирались все живущие в этих местах шотландцы, чтобы вознести благодарность небесам за хороший урожай, обменяться новостями и заключить деловые сделки, а заодно отпраздновать свадьбы, окрестить детей и поддержать единство и общность кланов и семей.
Джокаста со всеми своими домочадцами тоже должна была быть там; туда же собирались отправиться и Фархард Кэмпбелл, и Эндрю Макнейл. И Дункан не нашел бы лучшего места и времени для начала поисков разбросанных по всем колониям людей из Ардсмура; Мон-Геликон был местом самого большого собрания шотландцев, они приезжали туда даже из Южной Каролины и Виргинии.
— Я вернусь весной, Mac Dubh, — пообещал Дункан, садясь в седло. — И привезу столько людей, сколько сумею разыскать. И я доставлю твои письма, не сомневайся. — Он похлопал по седельной сумке, а потом натянул шляпу поглубже, чтобы спрятать глаза от жаркого сентябрьского солнца. — А своей тетушке ты ничего не передашь?
Джейми сосредоточился на мгновение, размышляя. Он уже написал Джокасте; мог бы он еще что-то добавить к уже сказанному?
— Скажи тете, я не смогу в этом году увидеться с ней на нашем съезде, а может, и в следующем тоже. Но уж через два года я наверняка приеду, и все мои люди со мной. С Богом, Дункан!
Он хлопнул лошадь Дункана по крупу и стоял рядом со мной, маша рукой, пока оба всадника не скрылись за гребнем горы. Отъезд этих двоих вызвал у меня странное чувство одиночества; Дункан был последней ниточкой, связывавшей нас с цивилизацией. Теперь мы с Джейми действительно остались одни.
Ну, не совсем одни, тут же напомнила себе я. У нас был Ян. Да еще при нас были Ролло, белая свинка, три лошади и два мула, которых Дункан оставил нам, чтобы весной мы могли вспахать землю. В общем, целое маленькое поместье. Я несколько воспрянула духом. Через месяц будет достроен домик, и у нас над головами появится надежная крыша. А потом…
— Плохие новости, тетя, — произнес голос Яна прямо над моим ухом. — Свинка слопала все твое ореховое тесто.
Глава 20
Белая ворона
Октябрь 1767 года.
— Тело, душа и рассудок, — процитировал Джейми, наклоняясь, чтобы ухватиться за конец очередного очищенного от коры бревна. — Тело дает нам ощущения, душа побуждает к действиям, рассудок создает законы и правила. Но способностью ощущать обладает и бык, привязанный в своем стойле; и дикие животные, и идиоты подчиняются лишь своим желаниям. И даже люди, отвергающие богов, или предающие свой народ, или… эй, осторожнее, парень!
Ян, вовремя предупрежденный, аккуратно переступил через рукоятку топора и повернулся налево, заводя свой конец бревна за угол наполовину сложенной стены.
— …или творят всяческие мерзости за запертой дверью, вместо того, чтобы идти прямой дорогой долга, — продолжил Джейми, на память пересказывая «размышления» Марка Аврелия. — Так, теперь давай наверх… А, хорошо, легло как родное… да, так вот. И видя все то, что является обычным для подобных типов, добрый человек лишь удивляется… а ведь он сам, лишь однажды солгав ради того, чтобы вырваться из петли судьбы, спутавшей его ноги, мучается несказанно, и считает себя виноватым, и боится, что душа его погублена навеки… ну, теперь вот это поднимем — раз, два… опа!
Лицо Джейми покраснело от напряжения, когда они с Яном наконец встали как надо и разом подняли тяжелое бревно. Слишком теперь занятый, чтобы отвлекаться на Марка Аврелия, Джейми отдавал племяннику команды короткими кивками головы и краткими словами, — они укладывали громоздкое бревно в пазы поперечных стен.
— Ох, так значит, побуждает к действию, да? — Ян убрал со взмокшего лба прядь волос — Я вот чувствую некое побуждение к действию в своем брюхе. Это как, признак идиотизма, или нет?
— Полагаю, это вполне естественное и приемлемое телесное ощущение для данного времени дня, — снисходительно решил Джейми, с кряхтением продвигая бревно на последний дюйм. — Чуть-чуть левее, Ян.
Бревно вошло в пазы, и мужчины отступили назад, чтобы обменяться довольным взглядом. Ян усмехнулся, глядя на своего дядюшку.
— Хочешь сказать, что и сам уже проголодался, а?
Джейми весело оскалился в ответ, но прежде чем он успел ответить, Ролло вскинул голову и насторожил уши, и низкое, грозное рычание вырвалось из его пасти. Видя это, Ян повернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, куда нацелился взгляд собаки, — забыв даже, что собрался вытереть лицо подолом рубашки.
— Эй, дядя, у нас гости, — сказал он, кивая в сторону леса. Джейми замер. Но прежде чем он успел повернуться или схватиться за кинжал, я уже увидела то, что успели рассмотреть среди густой листвы Ролло и Ян.
— Эй, не беспокойся, — весело сказала я, — это твой давний приятель-пьяница… принарядился для визита. Похоже, это нечто вроде той самой петли судьбы, которую свили специально для тебя.
Накогнавето вежливо стоял в тени каштановой рощицы, пока не убедился, что мы его заметили. Потом он неторопливо вышел из-под деревьев, но на этот раз следом за ним шли не его сыновья, а три женщины, и две из них тащили на спинах большие узлы.
Одна из них была совсем молодая девочка, лет тринадцати или около того, а второй было не меньше тридцати, и можно было не сомневаться, что это мать и дочь. Третья женщина, сопровождавшая их, выглядела намного старше, — даже не как бабушка, подумала я, глядя на ее согнутую спину и белые волосы, а скорее как прабабушка.