Питомник. Книга 2 - Дашкова Полина Викторовна. Страница 14

К счастью, вор не торопился. Он считал коллекцию своей собственностью, не сомневался, что никуда эти сокровища не денутся, время работает на него, и пусть пока заместитель министра тащит в свой сейф бесценные экспонаты, зачем спешить? Все держалось на жадности старого вора – жизнь Дмитрия Владимировича, Варина жизнь. Был у Мальцева еще и родной брат, Павел Владимирович, доктор искусствоведения, такой же фанатик ювелирного антиквариата, и само собой разумелось, что он тоже не останется в живых, когда Пныря сочтет нужным забрать коллекцию себе.

Могло пройти еще несколько лет, и кто знает, возможно, Пныря просто скончается прежде, чем решит присвоить коллекцию. В глубине души Варя надеялась именно на такой исход. Однако катастрофа могла произойти значительно раньше. Если бы Мальцев узнал, какие функции на самом деле выполняет при нем красавица жена, он, конечно, моментально расстался бы с ней. Но это еще полбеды. Пныря не прощал провалов, и как только человек переставал быть ему полезен, он исчезал.

Пныря был одинок, как и положено вору старой формации, своих детей не имел, к старости стал сентиментальным и к умной, красивой, обаятельной Варе испытывал почти отцовские чувства. Это только усугубляло опасность. Было доподлинно известно, что наиболее жестоко Пныря расправлялся с теми, кому доверял, и провалы в работе воспринимает как личное предательство.

Именно на этот крючок и подцепил Варю следователь Бородин. Сделал он это потому, что на Вариной совести была смерть двух человек и никаких доказательств ее причастности не имелось. Варя никого не убивала, просто навела бандитов на старого полубезумного ювелира и его жену. В результате пожилая пара погибла, а огромный бесценный бриллиант, за которым охотились многие, рискуя жизнью и свободой, оказался в руках Пныри.

Сейчас Варе было двадцать два. Она училась в Университете искусств, жила с Мальцевым в его огромном загородном доме, и, глядя на нее, невозможно было представить, что она вынуждена стучать бандиту Пныре на своего мужа, а следователю Бородину на бандита Пнырю.

Империя Пныри была обширна, связи опутывали практически весь уголовный мир, и благодаря Варе Илья Никитич узнавал много интересного.

«И все-таки, откуда у девчонки мой адрес? – раздраженно спросил себя Бородин, переворачивая газетную страницу. – При всем ее очаровании не надо забывать, кто она и с кем общается. Нельзя расслабляться. Адрес – это нехорошо. Разумеется, можно узнать по телефонному номеру, через компьютер, но зачем?»

В коридоре послышались шаги, Илья Никитич вздрогнул. В кухню заглянула мама, потерла сонные глаза, зевнула и спросила:

– Илюша, ты почему не спишь?

– Жду.

– Кого?

– Одного человека. Иди, мамочка, ложись.

– Два часа ночи, Илюша. Какого человека? Женщину?

– Да. Молодую и красивую.

– Так я оденусь, приготовлю что-нибудь, – заволновалась Лидия Николаевна. – Ой, а ты почему в таком виде? Это неприлично, Илюша. Сейчас же переоденься!

Илья Никитич был в старых, истертых до белизны широченных джинсах, которые держались на резиновых подтяжках, в линялой синей футболке и шлепанцах на босу ногу.

– Мама, иди спать, пожалуйста. Это вовсе не то, что ты думаешь. Ко мне придет человек по работе. Ты, между прочим, ее знаешь. Варя Богданова.

– Варя? – Лидия Николаевна округлила глаза. – А какое отношение она имеет к твоим восемнадцати ножевым?

– Мамочка, я прошу тебя! – взмолился Илья Никитич.

– Ну, я должна с ней хотя бы поздороваться. Я сейчас, одну минуточку.

Когда-то Лидия Николаевна вместе с сыном навещала в больнице бедную девочку, жертву маньяка, потом встретилась с Варей в Университете искусств, куда ее приглашали каждый год читать лекции по русскому портрету конца ХIХ века. Она знала, что Варя стала женой заместителя министра, но все равно продолжала считать ее бедной девочкой, едва не убитой маньяком, доведенной до самоубийства подонками «желтыми» репортерами, а потому относилась к ней с симпатией и состраданием.

– Неужели девочка опять вляпалась в какую-нибудь гадость? – спросила Лидия Николаевна, вернувшись на кухню через несколько минут в домашнем платье, причесанная и умытая. Илья Никитич неопределенно хмыкнул в ответ. Лидия Николаевна села рядом с ним на лавку, заглянула в газету и громко прочитала:

– «Домашним животным категорически нельзя находиться в комнате, где человек спит, потому что у кошек и собак облегченный контакт с темными сущностями и вокруг них всегда витает какая-нибудь нечисть. Темные сущности могут перейти на людей, принося им болезни и несчастья».

Она покачала головой, тяжело вздохнула, выразительно поджала губы, но ничего не сказала, встала, открыла буфет, вытащила вазочку с шоколадным печеньем, включила электрический чайник, и в этот момент зазвонил домофон.

– Мама, ты не помнишь, ты случайно не давала Варе наш адрес? – быстро спросил Илья Никитич.

– Да, конечно.

– Зачем?

– Что значит – зачем? Она попросила, я дала.

– В связи с чем она тебя об этом попросила? Но Лидия Николаевна уже сняла трубку домофона и громко произнесла:

– Да, Варюша, заходи.

Вернувшись в кухню, она ополоснула кипятком заварной чайник, посмотрела на сына:

– Ты, Илюша, стал слишком мнительным, очень тебя прошу, читай поменьше этой дряни, – она кивнула на газету. – Варя Богданова тебе присылала открытку с поздравлением в день рождения. Забыл?

Раздался звонок в дверь, Бородин пошел открывать.

– Ой, какой вы смешной! – воскликнула Варя, переступив порог. – На Карлсона похожи в этих подтяжках. Здравствуйте!

Лидия Николаевна с ней расцеловалась, сказала, что выглядит она великолепно, налила чаю всем, кроме себя, и отправилась спать.

– Галина Семеновна Солодкина – очень интересная женщина, – задумчиво произнесла Варя, когда они остались вдвоем, – по большому счету, я должна сказать ей спасибо. Если бы не она, я до сих пор ни о чем бы не догадывалась. Черт, курить хочу. У вас, конечно, нет сигарет?

– Конечно, нет. Вот, конфетку возьми. Говорят, помогает. – Бородин пододвинул ей вазочку с карамелью.

– Спасибо. Сладкого не люблю. Да, Солодкина для меня вроде желтого света на светофоре. Я действительно ей искренне благодарна, хотя, конечно, моя благодарность ей на фиг не нужна. Илья Никитич, скажите честно, у вас что-то есть на эту даму? Она как-то связана со зверским убийством?

– Пока не знаю. Если связана, то весьма косвенно.

– Жаль. Было бы отлично. Нет, я понимаю, сама она никого пальцем не тронула, но заказать могла, очень даже могла.

Илья Никитич заметил, как сузились у Вари зрачки, как побелели губы. Она откинула волосы со лба, глотнула чаю и несколько секунд молчала, опустив ресницы, крутила в руке свой африканский амулет.

– Между прочим, ее подарок, – она подкинула на ладони короткие бусы из крупных прозрачных камней, розовых, сиреневых, голубых, зеленых, – красивая штучка, да?

– Что за камни? – спросил Бородин, взяв у нее амулет.

– Аметист, халцедон, оникс. Галина Семеновна думает, что я сплю со стариком, а потому хочет со мной дружить. Между прочим, это неплохо, что она так думает. Я не стала ее разубеждать.

– Погоди, Варюша, давай-ка по порядку. Во-первых, как и когда ты с ней познакомилась?

– В мае, в Сочи.

– Ты была на юбилее? – Илью Никитича даже бросило в жар. – Почему ничего не рассказала?

– Вы и так знаете, – усмехнулась Варя, – думаете, я знаю больше?

В мае в Сочи произошло событие, о котором до сих пор говорили во всех структурах, в МВД, Прокуратуре и ФСБ. Вору Пныре стукнуло семьдесят, юбилей праздновался в Сочи ровно неделю, на него съехались самые знатные уголовники России и ближнего зарубежья. Сказочная роскошь банкетов, возвышенные хвалебные тосты, озера коньяка и шампанского, горы икры, огромные осетры, молочные поросята, накачанные, вооруженные до зубов, несокрушимые, как скалы, охранники, обилие «Мерседесов», джипов, красоток всех мастей, бурные потоки лести, все это окончательно вскружило голову старому вору. Он ощутил себя бессмертным, а потому потерял бдительность.