Питомник. Книга 2 - Дашкова Полина Викторовна. Страница 7

– Ну, мать вашу, суки! – не удержался и смачно плюнул в нежно-голубое нутро джакузи.

С трудом стянув перчатки, он бросил их на полочку и включил воду. Лицо он мыл тщательно, с мылом. Мыло пахло свежим ландышем. Фыркая от наслаждения, он подумал, не принять ли душ, но тут же отказался от этой соблазнительной идеи. Сквозь шум воды ему почудились странные звуки, как будто совсем рядом жалобно замяукала кошка. Он знал совершенно точно, что Солодкины никаких домашних животных не держали. Впрочем, кошка могла мяукать в соседней квартире. В ванной, как известно, акустика усиливается. Ему стало не по себе, к тому же ландышевое мыло попало в глаза, здорово щипало и никак не вымывалось. Он тихо матюкнулся для бодрости и тут ясно услышал детский плач, шаги и спокойный, сонный женский голос:

– Машуня, ну ты чего? Подумаешь, покакали! С кем не бывает?

Через секунду на пороге появилась девочка лет пятнадцати с младенцем на руках.

У Ксюши с первой минуты жизни ее ребенка стал стремительно развиваться новый орган, что-то вроде третьего глаза, или дополнительной железы, вырабатывающей гормон тревоги. Активный выброс гормона вызывали автомобили, мчащиеся на большой скорости, люки подземных коммуникаций, кипящие чайники, электрические розетки, колющие и режущие предметы, провод тяжелой настольной лампы, свисающий с высокой полки, разнообразные, безобидные на вид мелочи типа монеток, пуговиц, швейных иголок, бусин, канцелярских скрепок. На людей эта таинственная железа не реагировала еще ни разу.

Увидев в ванной незнакомого белобрысого мужчину в голубых джинсах, белых кроссовках и синей майке, с мокрым лицом и сощуренными глазами, она ощутила мощную болезненную пульсацию в желудке. В голове у нее за долю секунды успело промелькнуть несколько разумных, утешительных объяснений. Если он вошел бесшумно, значит, у него есть ключ от квартиры и магнитная карточка от парадного. Замок на двери очень хитрый, какая-то новейшая немецкая конструкция. Подделать ключ невозможно, открыть отмычкой тоже, во всяком случае так написано в рекламном проспекте. Скорее всего, это один из многочисленных приятелей Олега, и ключи ему дал Олег. Разве грабитель пойдет умываться? Оружия при нем нет, и выглядит он вполне прилично. Надо сначала спросить, кто он и что здесь делает, а потом уж пугаться.

Однако утешительные объяснения испарились без следа. Она чувствовала не только желудком, но всем телом, что ночной гость опасен, как автомобиль с пьяным водителем, как кипящий чайник на краешке стола. Впервые железа тревоги отреагировала не на предмет, а на человека, причем с невероятной активностью. Ее левая рука сама собой потянулась к полочке у двери, на которой в строю банок и бутылок стоял баллончик с французским дезодорантом. Ей хватило секунды, чтобы схватить баллончик, снять крышку и пустить мощную струю в сощуренные глаза гостя. Он глухо вскрикнул и машинально закрыл лицо. Ванная наполнилась дивным ароматом. Маша, зажатая у мамы под мышкой, заревела так громко, что заложило уши.

Мужчина не успел опомниться, а дверь ванной уже захлопнулась, и щелкнул замок. Он был ненадежный, легко открывался изнутри. Но свет в ванной выключался снаружи, и еще через миг ночной гость остался в кромешной темноте.

Прихватив радиотелефон и ключи, Ксюша выскочила на лестничную площадку, заперла дверь снаружи и набрала «02».

Разговаривать было практически невозможно. Маша кричала во все горло. Женский голос на другом конце провода несколько раз переспрашивал, что случилось, наконец дежурная поинтересовалась адресом и продиктовала номер районного отделения. Маша захлебывалась возмущенным ревом, не понимая, что происходит и почему с нее так и не сняли обкаканный памперс. Ксюша вызвала лифт, дожидаясь его, на всякий случай позвонила в двери соседних квартир, но, как она и предполагала, никто не откликнулся.

В лифте телефон отказался работать. Повторяя вслух, как заклинание, номер районного отделения, Ксюша выскочила из подъезда, присела на лавочку и набрала наконец этот номер.

– Так, девушка, для начала музыку выключим, – потребовал мужской голос.

– Это не музыка, это ребенок плачет! – орала в трубку Ксюша, чувствуя, что сейчас сама зарыдает.

– Ну, так положите его, я вас не слышу.

– Не могу, некуда. Пожалуйста, пришлите поскорей наряд. Очень вас прошу, во дворе никого нет. Он может запросто выйти, у него ключи от квартиры.

– Откуда у него ключи? – хладнокровно поинтересовался дежурный.

Разговор продлился еще минуты три, не меньше. Дежурный учинил ей настоящий допрос и все злился, что плохо слышно. Наконец сердито пообещал, что наряд будет.

Как только в трубке зазвучали частые гудки, Ксюша почувствовала очередной острый приступ тревоги. Ночной гость давно очухался, выбрался из ванной и сейчас выйдет из подъезда. Уже рассвело, он моментально увидит их в пустом дворе, и неизвестно, что придет в его воровскую башку. Она кинулась к детской площадке. Там, кроме качелей и песочницы, имелось довольно хлипкое деревянное сооружение: горка, лесенка, а между ними маленький домик. Ксюша молнией взлетела по щербатой лесенке, потеряв тапочку, и тут же увидела, как открылась дверь подъезда. Усевшись на грязный дырявый пол, поджав ноги, она дала Маше грудь. Но ребенок с возмущением отказался. Порядочный ребенок не ест, когда у него грязная попка, что и пыталась громко, возмущенно объяснить трехмесячная Маша бестолковой маме, которая вместо того, чтобы вымыть ее и переодеть, выбежала во двор и залезла на горку.

– Машуня, тише, пожалуйста, очень тебя прошу, – бормотала Ксюша, наблюдая сквозь маленькое оконце, как парень замер у подъезда и оглядывает двор.

Маша понизила голос, просто потому, что устала от собственного крика, и судорожно всхлипывала, глядя на маму сверкающими от слез, обиженными глазами. А ночной гость все стоял у подъезда, вместо того чтобы рвануть прочь, стоял и озирался, искал Ксюшу, вряд ли для того, чтобы извиниться и объяснить, зачем влез в чужую квартиру. Вокруг не было ни одной живой души. Двор как будто вымер. Ксюше показалось, что взгляд незнакомца остановился на деревянном домике, настоящая, жгучая боль стиснула все ее внутренности, стало трудно дышать. Они как будто глядели в глаза друг другу, их разделяло метров пятьдесят, не больше. Она видела, что на плече у него висит небольшая спортивная сумка, а в правой руке он держит нечто, очень похожее на пистолет.

– Нет, Машуня, это чушь. У домушников оружия не бывает, – прошептала Ксюша и для убедительности слегка помотала головой, – я знаю совершенно точно, я читала какую-то книжку, не помню, как называется, в общем, путеводитель по криминальному миру. Так вот, Машуня, там написано, что квартирные воры и убийцы – это люди совершенно разных профессий.

Маша перестала всхлипывать и сладко зевнула.

– Он ведь не совсем кретин, – продолжала нашептывать Ксюша, – он должен сообразить, что я уже вызвала милицию и сейчас здесь будет наряд. Большая красивая милицейская машина, а в ней трое, нет, четверо больших красивых милиционеров. У каждого пистолет, дубинка, наручники. Его поймают, повалят на землю, с ним обойдутся очень грубо, но справедливо. А потом мы с тобой будем давать свидетельские показания. Так, ну все, ему пора. Слышишь, тебе пора, придурок, брысь отсюда, ну, пожалуйста, уйди...

Возможно, слишком панически прозвучала последняя фраза, и Маша, вместо того, чтобы задремать, стала медленно, угрожающе кривить губы. Глаза ее опять наполнились слезами. Обычно серьезному реву предшествовала торжественная, очень выразительная пауза. Она длилась около минуты. Ксюша увидела, как спокойно и решительно парень направился к горке, и теперь можно было отчетливо разглядеть, что в руке у него самый настоящий пистолет.

Маша, выдержав паузу, разразилась криком, и одновременно совсем близко взвыла сирена. Парень с пистолетом замер, а потом рванул прямо к горке. Он подскочил к ступенькам. Ксюша уже не видела его, но чувствовала и, медленно развернувшись к фанерной стенке лицом, закрыла собой Машу. Детский крик сливался с воем приближающейся сирены. У парня были железные нервы. Домик качнуло. Ксюша не услышала, а почувствовала сухой деревянный треск. За ним последовал мягкий удар. Ксюша зажмурилась и стала молиться.