Вечный колокол - Денисова Ольга. Страница 53

— Я вчера не сказала тебе… Ты, конечно, нелепый, и смешной иногда… Но я вчера была в тебя влюблена. Как девочка просто. Я так гордилась тобой…

— Чем? — не понял Млад.

— Ты защищал меня. Ты закрывал меня собой.

— Это должен делать любой мужчина. Это нормально, разве нет?

— Может быть. Но меня защищал именно ты, а не какой-то там любой мужчина.

Млад снова скрипнул зубами: почему именно он должен отступится? Потому что Родомил выше его и шире в плечах? Потому что он может строить терема и покупать собольи шубы? Потому что он такой надежный и уверенный в себе? И никогда не бывает смешным и нелепым?

Дана словно ждала, когда Млад, наконец, решится ее обнять, и прижала голову к его груди.

— Я очень тебя люблю, — шепнул он, поглаживая ее плечо, — я тоже не могу без тебя жить.

— Так и не живи без меня, — она улыбнулась, пряча глаза.

Он не хотел верить, что она только жалеет его. Он просто не хотел в это верить, и понимал, что это слабость, это нечестно, но не мог отступиться, не мог отпустить ее, даже если бы Родомил оказался прав.

— Я десять лет мечтал защитить тебя от кого-нибудь… — сказал он и поцеловал ее в висок.

4. Князь Новгородский. Псков

Этот человек, Млад Ветров, волхв и шаман, которого Вернигора прочил в преемники Белояра, был не то что бы странным, не то что бы несуразным, не то что бы смешным… Волот смотрел на него и недоумевал, что в нем так притягивает к себе. Ведь когда Вернигора говорил о нем, князь сразу подумал: это же несерьезно! И за те полтора часа, пока продолжался суд над Совой Осмоловым, он уверился в этом, но вместе с тем подумал, что человек этот внушает ему доверие. Волоту почему-то представилось, как здорово было бы идти с ним вдвоем по какой-нибудь лесной дороге, держась за руки. И не думать ни о чем: ни о Руси, ни о предательствах, ни об обмане… Это просто добрый и хороший человек, нисколько не похожий ни на Вернигору, ни на доктора Велезара. Ни на Белояра… Разве что на дядьку, который уж точно не имеет камня за пазухой, тайных надежд на обогащение, собственных интересов и притязаний на место в этом мире.

Волхв совершенно не заботился о том, как выглядит, в нем, казалось, нет ни капли того, что принято называть гордостью: важности, надменности, высокомерия. Его чувство собственного достоинства не выпячивало себя, покоилось глубоко внутри, ничем непоколебимое, уверенное и ровное.

Волот вспомнил, какой небывалый подъем охватил его тогда, на вече, стоило волхву заговорить. Белояр говорил мудро, говорил честно, но, слушая его, радости Волот не испытывал. А тогда, на вече, ему не пришло в голову усомниться хоть в одном слове волхва: этот человек мог говорить только Правду. Словно боги вложили слова в его уста. А может, так оно и было?

Он мог бы вести за собой войско…

Сова Осмолов хорошо подготовился к суду, разбивая обвинения Вернигоры одно за другим. Волхв молчал и, казалось, скучал. Свидетель Осмолова — толстый татарин — продолжал кивать в ответ на все вопросы, и Волот усомнился на минуту, а понимает ли он по-русски. По всему было видно: Осмолов хочет свести дело к поединку между волхвом и татарином, и исход этого поединка предрешен — татарин сильнее.

А в судебной палате собралось много людей: ректор университета, друзья волхва, женщина, по-видимому его жена, товарищи Осмолова из его ближайшего окружения, и просто любопытствующие новгородцы. В первых рядах, у стены справа стояла Марибора-посадница, внимательно глядя на происходящее, и иногда кивала Смеяну Тушичу.

Поединок не входил в планы Вернигоры. Он блестяще доказал, что на пергаменте, скрепленном печатью Амин-Магомеда, раньше значился совсем другой текст, который просто соскоблили и заменили новым, но Сова Беляевич возразил: соскоблить текст с пергамента мог кто угодно, сам хан, например. Вернигоре пришлось согласиться — грамота не доказывает предательства волхва, но не доказывает и его оговора со злым умыслом.

Оставался татарин. По-русски он все же понимал, главный дознаватель выяснил это парой вопросов. И продолжал кивать, когда его спрашивали о деньгах и грамоте, переданных волхву незадолго до гадания. Осмолов довольно улыбался, глядя, как Смеян Тушич и Вернигора по очереди пытаются выудить из татарина хоть одно слово: тот лопотал по-своему, и пришлось позвать толмача из дружинников — Осмолова это не напугало. И по-татарски свидетель боярина повторил то же самое: его послали из Казани в Новгород передать волхву деньги и эту грамоту. Он не знал, что в ней написано, читать не умел, и просто исполнил поручение. Вернигора подбирался к нему со всех сторон: расспрашивал, где он встретился с волхвом, во что тот был одет, какая погода стояла в тот день, кто посылал его из Казани и когда, сколько денег ему заплатили за выполнение поручения, как его нашел Осмолов. Татарин был туп, как пень, не с первого раза понимал вопрос, но в итоге ни разу ошибся в расплывчатых, многословных ответах.

— Млад Мстиславич, — вздохнул Воецкий-Караваев, огорченно качая головой, — что ты скажешь на слова свидетеля?

Волхв поднялся с места, неуверенно оглядываясь по сторонам, словно ему было удивительно и неприятно отвечать на вопрос, и пожал плечами:

— Этот человек лжет. Я в первый раз увидел его на вече, и никогда больше с ним не встречался.

— Это поединок… — шепнул князю Вернигора и недовольно поморщился, — Сова Беляевич хорошо натаскал своего свидетеля. Как в воду глядел, подлец, поздоровей выбирал…

— Значит, твое слово против его слова? — уточнил Смеян Тушич, — я правильно тебя понимаю?

— Да, — тихо ответил волхв — наверное, он понимал, что речь идет о поединке, но ни страха, ни сомнения не было в его голосе, он смотрел на татарина с недоумением.

— Это поединок! — крикнул кто-то из товарищей Осмолова, и его крик подхватили остальные — со свистом и гиканьем.

Смеян Тушич пожал плечами и повернулся к князю:

— Это поединок, Волот Борисович, ничего не поделаешь…

— Это нечестный поединок, — вспыхнул Волот, — я бы предложил волхву взять наймита, и татарину взять наймита тоже. Тогда их силы уравняются.

— Нет никаких причин для такого поворота, — тут же влез в разговор Осмолов, — оба взрослые мужчины, не старики и не младенцы, оба здоровы, не калеки, не больные. Почему они должны брать наймитов?

Его поддержал десяток вопящих глоток — даже любопытствующие новгородцы присоединились к товарищам Совы Беляевича. Князь понимал, что неправ, что закон на стороне Осмолова… Он оглянулся на Вернигору, но тот покачал головой, подтверждая правоту боярина.

И тут Марибора оторвалась от стены и знаком попросила слова. Это, конечно, было против правил, Смеян Тушич смутился, но князь не мог ей отказать — величественная боярыня внушала ему уважение и некоторый трепет.

— Послушайте старую женщину, — начала она, обращаясь не столько к суду, сколько к собравшимся зрителям, — в стародавние времена в Русской правде имелась статья на такой случай: если один поединщик заведомо сильней другого, они не сражались, они брали в руки угли из костра. И тот, кто удерживал их в руках дольше, признавался правым. Я думаю, такой поединок будет честней боя.

В наступившей тишине ахнула женщина, пришедшая вместе с волхвом, а потом новгородцы разразились одобрительными криками. Волот посмотрел на волхва, так же как и Вернигора, и Смеян Тушич — тот виновато улыбнулся и кивнул. Зато сильно заволновался Осмолов.

— Русская правда давно канула в небытие. Это варварский обычай, не имеющий к Правде никакого отношения! Сила должна решать правоту, сила, а не горящие угли! Нет в судной грамоте таких статей, нет и не может быть!

Его поддержал дружный ор товарищей.

— Нет — так будет, — ответил Смеян Тушич, — мое дело судить по чести, а не заниматься крючкотворством. Что толку в поединке, если один поединщик сильней другого? Наши предки были мудрее нас: правота придает человеку сил. Мое слово: пусть возьмут в руки угли. Кто удержит их дольше, тот не лжет. Согласен, Волот Борисович?