Вечный колокол - Денисова Ольга. Страница 96

— Оставь. У них нет никого, кто может проникнуть сюда. Я поставил защиту, — это сказал Градята, вышагивая по горнице из угла в угол.

— На всякую защиту найдется тот, кто ее сломает. И всякая защита со временем слабеет.

— Когда она ослабеет, нам будет все равно. Лучше расскажи, что ты там насчитал, — Градята подошел к чужаку поближе и заглянул в бумагу.

— Ты все равно ничего не поймешь, — чужак прикрыл бумагу рукой, — Иессей совершенно прав во всем, кроме одного: смерть князя гораздо вероятней, чем он говорит.

— Иессею не нужно ковыряться в Книге, чтоб что-то знать. Он видит, — проворчал Градята.

— Иессей слишком заносчив, и Книга этого не простит. Но дело не в этом: мне кажется, он нарочно нагнетает на нас страх, чтоб мы не расслаблялись. Он давно сторговался с Богом о власти на этой земле, и теперь хочет, чтоб все шло как по маслу. Его пугает любое препятствие.

— А эти препятствия есть?

— Препятствия есть всегда, но нет неустранимых препятствий. Книга говорит, их можно преодолеть.

— И все же, что это за препятствия, которые так пугают Иессея? — Градята снова заглянул в бумагу, и чужак перевернул листок.

— На пути к смерти князя, в числе прочих, стоит однорукий маг — очень сильный маг, ничуть не слабей Иессея. Наверное, Иессей боится именно его.

— Это, должно быть, волхв Белояр, — презрительно скривился Градята.

— Волхв Белояр будет убит. Он жалок по сравнению с Иессеем, равно как и его возможный преемник.

— В Новгороде нет никаких одноруких магов. Как и сильных магов вообще. Иессей бы давно увидел такого.

— Почему обязательно в Новгороде? Сидит какой-нибудь старец на берегу Белозера, глядит на воду, отгородившись от всего мира… И потом, равного Иессей может и не увидеть, тем более на расстоянии. Этот маг может и вовсе не появиться, его число в раскладе — одна двадцать четвертая. Даже у преемника Белояра число побольше — одна восьмая. Напрасно Иесеей не смотрит в Книгу, он бы перестал перестраховываться. Меня больше занимает другой вопрос — как бы князь не умер раньше времени.

— Вот это точно не наше дело, — фыркнул Градята, — не лезь, во что не просят.

— Ты удивительно нелюбознателен, — усмехнулся в ответ чужак, — ты никогда не станешь великим.

— Хочешь обойти Иессея?

— Я моложе, а Иессей не вечен. Нет, тут определенно кто-то есть, — чужак осмотрелся и понюхал воздух, — железом пахнет. Кровью.

— Оставь. Никого тут нет. И железо не пахнет.

— Пахнет. Особенно смоченное в крови.

— Ваше колено — сущее зверье… — скривился Градята, — Кто еще там стоит на пути?

— Зачем тебе это? Ты же нелюбознателен? — спрятал улыбку чужак.

— Я хочу знать, что за работа мне предстоит.

— Много тебе предстоит работы. Вот человек со знаком правосудия на челе… Одна шестая.

— Посадник?

— Нет, посадник со знаком миротворца. Одна сорок восьмая. Его можно убить, смерть его не стоит на пути к смерти князя. А этот, судейский, его убивать нельзя — его смерть помешает. Одна четверть — число его смерти.

— Купить? — поднял брови Градята.

— Купить человека со знаком правосудия на челе? — расхохотался чужак, — это интересно.

— Запугать?

— Я подумаю. Можно сделать его орудием так, что он и сам этого не заметит. И все же… Как бы князь не умер раньше времени…

— Иессей разберется.

— А я все же посчитаю, — кивнул чужак, — все равно здесь больше нечем заняться. А ты иди, погуляй, что ли… Посмотри на местные красоты. И защиту я, пожалуй, поставлю сам.

— Мстиславич, а что такое «маг»? — Ширяй лежал на сене, подперев голову рукой. Он нисколько не устал, наоборот, глаза его продолжали лихорадочно блестеть.

— Кудесник. Это слово пришло из Персии в Грецию, и вначале означало всего лишь огнепоклонника. А потом им стали называть кудесников.

— Надо найти этого однорукого кудесника.

— Я напишу Родомилу. Как только дойдем до Пскова, я напишу.

— А князю скажешь? — шаманенок вскинул лицо.

— Не знаю. Тебе не показалось, что речь идет о смерти от естественных причин? Иначе бы они не говорили о том, что он может умереть раньше времени.

— Может, они хотят убить его так же, как Бориса? И боятся, что яд подействует быстрей?

— Ни разу не было сказано об убийстве. И потом, я все думаю, что значит «раньше времени»?

— Надо предупредить князя. Чего ты боишься, Мстиславич?

— Видишь ли, если речь идет о смерти от естественных причин, например, о болезни, возможно, князь уже знает об этом. И мое сообщение не даст ему возможности бороться, — Млад пожал плечами — тревожить князя теперь, когда он собрал силы на войну?

— Но ты же не скажешь ему о том, что он обязательно умрет! Скажешь, что они хотят его смерти и все!

— Ширяй, он и без нас знает, что они хотят его смерти. Но он должен сделать что-то перед смертью, а что — мы так и не узнали…

— Как ты думаешь, что они здесь делали?

— Не знаю. Ждали чего-то по дороге к Новгороду. Какая разница?

— Градята появился в университете в середине осени. Я помню. Значит, прямо отсюда — к нам. Мстиславич, а откуда берутся кудесники?

— Оттуда же, откуда шаманы. Эти способности наследуются, но только отчасти. Например, мой отец — волхв-целитель, а я — волхв-гадатель. Кудесник — очень редкий дар, и требует долгого обучения, чтоб развернуться в полную силу. Поэтому кудесники, как правило, старики, и, зачастую — долгожители. Чем больше опыта накапливает кудесник, тем сильней проявляется его дар.

— Значит, этот чужак может со временем стать таким же, как этот их Иессей? Если будет долго учиться?

— Боюсь, Иессей это тот, кого Перун назвал избранным из избранных. И, сколько бы он ни обучался, избранным из избранных его могут сделать только боги.

На следующее утро у повети дозорные увидели огромного черного коня. Сначала они подняли тревогу, но, разобравшись, поняли — конь пришел без всадника, искал людей и еду. И нашел.

Запрячь его в сани так и не вышло — он не привык ходить в упряжи. Верхом на зверя, скалящего зубы, никто сесть не решился, но конь позволил вести себя в поводу. Псковичи собирались подарить коня князю Тальгерту, а новгородцы — князю Волоту. Спор о том, чей князь больше достоин такого дара, продолжался пару часов, скрашивая однообразную дорогу.

На Завеличье вышли после заката, в темноте, издали разглядев зарево пожара: псковичи жгли посад. Метель утихала, снегопад прекратился, и сквозь тучи время от времени проглядывала луна.

— Куда прете? — не очень-то любезно спросил дозорный дружинник, увидев ватагу, идущую по дороге к реке.

— Мы из ополчения, отступали от Изборска. С нами раненые, — ответил ему Млад.

— Небось, лазутчики ландмаршала Волдхара… — проворчал дружинник.

— Ага, все сорок человек, — сунулся Ширяй.

— В обход вам надо идти. Снега все равно там не осталось, — дружинник кивнул на дорогу к Великой, — грязь сплошная, с волокушами не пройдете.

Он кликнул товарища и велел проводить ополченцев мимо Завеличья — крюк получился версты на три. На реке их снова встретили конные дозорные.

— Кто такие? Что вам тут надо?

— Это наши, — ответил сопровождавший их дружинник, — раненых тащат.

— Наши все давно за стенами, вместе с ранеными, — фыркнул дозорный, но особенно не препятствовал.

Над крепостью стучали топоры — сносили деревянные крыши с башен и стен: готовились к осаде.

— Ну куда идете, куда? — заорали сверху, когда ватага подошла к проездной башне окольного города, — не видите?

Под ноги Младу, шедшему впереди, со стуком упала широкая доска толщиной в полтора вершка.

— Чего делаешь-то? — крикнул кто-то из новгородцев из-за спины Млада.

— Закрыты ворота! — огрызнулись сверху, — не видите — закрыты!

— А ты их открой! — посоветовал новгородец.

— Я — плотник, а не привратник.

— А ну кончай стучать! — гаркнул сопровождавший их дружинник, — не от смерти, небось! Людей пропусти!