Улица отчаяния - Бэнкс Иэн М.. Страница 8

Ну как вот я выглядел в их глазах? Я был шести футов шести дюймов роста, но страшно сутулый, голова почти пряталась между плечами («Патагонский гриф» или попросту «Гриф», у меня и такое было прозвище; их было много, десятки, но прилипло «Уэйрд» – самое, пожалуй, верное). Глаза навыкате, огромный, крюковидный нос, длинные, тонкие, перманентно слипшиеся от своего природного жира волосы. У меня были длинные грабки и огромные, разновеликие ступни, одна одиннадцатого размера, другая двенадцатого. У меня были громадные, впору какому-нибудь душителю, кисти с толстыми, неуклюжими пальцами, которые не позволяли мне толком освоить гитару при всем желании и всех стараниях, в итоге я был просто вынужден взяться за басовую, у нее хоть струны малость пореже.

Я чудище, мутант, долговязая горилла, от меня дети шарахаются. Правду говоря, меня боятся даже некоторые взрослые, а остальные попросту хохочут или брезгливо отводят глаза. Я рос странновато выглядящим ребенком и вырос в страхолюдного юнца, и ладно бы еще, будь моя уродливость скромной, тактичной, но ведь я был страхолюден нагло, вызывающе. Ну какая, спрашивается, радость этим очаровательным, великолепно гармонирующим друг с другом, приличным людям смотреть на этакое пугало? Мне было неловко даже просто находиться в одном с ними помещении. А уж что я там наговорил, так вообще…

Дейв взглянул на меня как на нечто среднее между дождевым червем и амебой, а затем – не то чтобы хохотнул, скорее негромко фыркнул:

– А в остальном, как говорится, ничего, жить можно?

– Э-э-э… да, – заторопился я. – Блестяще. Я… я… я думаю, вы м-можете достичь… ну, понимаете… – Я хотел сказать «достичь самых вершин», но это звучало бы предельно глупо. – Вы м-можете делать все, что вам… ну вот, значит… – Я с ужасом осознал, что моя способность выражаться членораздельно находится в данный момент не на высшем уровне. А мой высший – это то, что для среднего олуха – низший, а то и хуже. – Да х-х-х… – начал я, но вовремя остановился, решив, что ругаться не стоит. – Слушайте, я б-бы х-хотел как-нибудь вам п-поставить и поговорить по д-делу.

– Дело? – с сомнением переспросил Дейв Балфур.

– Да. У меня, пожалуй, есть нужные вам песни.

– Вот так прямо и есть?

Судя по лицу Дейва, он решал непростой вопрос: то ли повернуться и уйти, то ли сперва шарахнуть меня по черепу микрофонной стойкой. Я кивнул и затянулся с такой силой, словно в сигарете был не табак, а наркотик, восстанавливающий уверенность в себе. Кристина Брайс смотрела на меня с доброй, понимающей улыбкой.

– С-с-серьезно, – сказал я. – Д-дайте мне т-только п-поговорить с вами. У меня и мелодии, и слова, все вместе. Нужно т-только, чтобы к-кто-нибудь посмотрел. Вам они п-понравятся, вот честно. Они как прямо для вас.

– Ну, в общем, – начал Дейв, но тут уборщик окончательно не выдержал и начал ругаться. Работяги уже открыли дверь в ночь, дождь и холодный, пронизывающий ветер и вытаскивали аппаратуру наружу. Я подхватил один конец колонки и помог спустить ее по ступенькам, на Хантер-стрит, где стоял в ожидании микроавтобус «транзит». Моя всегдашняя косорукость куда-то на время отвлеклась, и мы дотащили колонку, ни разу ее не грохнув. Дейв Балфур укладывал футляр с гитарой в багажник старого «хиллман-хантера», припаркованного сразу за «транзитом»; Кристина уже сидела в машине. Я подошел к Балфуру, еще больше ссутулившись из-за дождя и ветра.

– У тебя действительно есть материал? – спросил он, поднимая воротник мягчайшей кожаной куртки.

– Точно, – кивнул я. – Без балды.

– Верю. Вот только насколько он хорош?

Пару секунд я сосредотачивался, чтобы произнести фразу не экая и не мекая, а затем сказал:

– Он настолько хорош, что даже лучше вашей команды, какая она есть и какой б-ббудет.

Вот же мать твою! Всю дистанцию прошел, а на финише споткнулся! Этот ответ был у меня наготове уже целых два года, не хватало малого: чтобы кто-нибудь задал мне соответствующий вопрос. Произнесенная фраза не звучала и вполовину так весомо, интригующе и амбициозно, как в моих ночных фантазиях, но это ладно, главное – она была произнесена.

Дейв Балфур секунду попереваривал услышанное, а затем расхохотался.

– Лады. Тогда ты нам ставишь, как обещал.

– Когда?

– Да хоть завтра. Если хочешь – заходи к нам вечером на репетицию, а потом сходим куда-нибудь, примем по порции. О'кей?

– Хорошо. А какой адрес?

– Сент-Ниниан-террас, сто семнадцать. Мы будем в гараже. Часов в восемь.

– Хорошо, – сказал я. – До скорого.

Он забрался в машину, и тут же рабочие захлопнули дверцу «транзита»; через ветровое стекло смутно проглядывали бледные пятна их лиц.

Я побрел под гору, по Хантер-стрит, чтобы зайти в чипсовую купить, что просила мама, а потом идти к ней. Мимо прокатился, астматически перхая, «транзит», следовавший за ним «хиллман» притормозил, из левого окошка высунулась голова Кристины:

– Подбросить?

– В Фергюсли-парк? – рассмеялся я и покачал головой. – Ваши покрышки не выйдут из такого испытания живыми.

Кристина втянула голову и начала переговариваться с Дейвом, у меня было впечатление, что все это не его идея.

– Мы высадим тебя где-нибудь рядом.

– Ну-у… – протянул я. – Т-только мне нужно сперва купить, это, «фиш-энд-чипз», [10] вам будет н-не…

– Ладно, залезай. – Она распахнула заднюю дверцу. – Я тоже запасусь картошкой.

Мы свернули на Гилмур-стрит и остановились у чипсовой лавки; Кристина дала мне деньги, и я сбегал за картошкой. Мы ехали, почти не разговаривая, под конец они высадили меня на Кинг-стрит.

И только один раз Дейв Балфур оживился, на Олд-Снеддон-стрит, когда мы стояли у светофора и рядом с нами втиснулась какая-то машина. Дейв оглянулся, толкнул Кристину локтем, сунул руку в загашник на двери и вытащил что-то такое маленькое, черное; раздался негромкий щелчок. Дейв озабоченно взглянул на эту черную штуку, затем на светофор, и так несколько раз. Я то ли слышал, то ли нет высокий, на грани человеческого восприятия, писк. Кристина покачала головой и отвернулась. Когда на загадочном устройстве вспыхнул маленький оранжевый огонек, Дейв прижал его к боковому окошку и тут же нажал на клаксон. Водитель соседней машины резко обернулся. Балфур приветственно помахал свободной рукой, а затем окутался ослепительной вспышкой света. Я сидел, пытаясь проморгать плывущие в глазах круги и сообразить, что же это было, а Балфур с хохотом газанул вперед, под переключившийся светофор.

– Господи, – вздохнула Кристина, – ну какой же ты иногда ребенок.

Балфур глянул в зеркало заднего обзора и сдавленно захихикал.

– Отдай мне эту игрушку, – сказала Кристина.

– Сэмми Уокер, – сообщил Балфур, игнорируя ее требование. – Видела его? Я подловил его второй уже раз за неделю!

Дейва буквально душил хохот. Кристина оглянулась на меня и бессильно развела руками. Я неуверенно улыбнулся.

Дождь как шел, так и шел, мелкий, но зато противный, жир и уксус из быстро остывающих бумажных мешков обильно поливали мне брюки и куртку, и я ругал себя последними словами, что согласился на мамину просьбу. Только и не хватало таскаться всю ночь по городу, да еще в такую погоду.

Возвращаясь в свою квартиру, я выудил наконец из сумбура своих школьных воспоминаний Кристину Брайс. Она и тогда уже была очень симпатичная, одна из этих самоуверенных старшеклассниц, аккуратно одетая, спокойная и собранная, чужеродное для Фергюсли-парка явление. Ну да, точно, она была классом старше, и странно даже, как я сразу не вспомнил тот случай три года назад, когда я еще льстил себя надеждой, что моя жуткая внешность может сойти за характерную; тогда, под Рождество, у нас в школе были танцы, и я набрался наглости пригласить эту Кристину, конечно же, она была старше меня и у нас так не было принято, но я думал, что с учетом моего роста…

Кристина вспыхнула и покачала головой, ее подружки захихикали.