Ночь с принцем - Джеффрис Сабрина. Страница 13

Он даже пододвинулся ближе к Кристабель, и его… штука уперлась ей в ладонь.

— Прошу вас, продолжайте. — Глаза Берна сверкали, а голос не предвещал ничего хорошего. — Посмотрим, как далеко вы готовы зайти.

У Кристабель внезапно пересохло во рту. Боже милостивый, что же делать?

Ее спасла миссис Уоттс, появившаяся в дверях с жизнерадостной улыбкой:

— Мы, кажется, нашли два платья, которые… Бог мой! Простите, я приду попозже…

— Останьтесь! — крикнула Кристабель, радуясь, что Берн стоит спиной к двери. Она попыталась незаметно убрать руку, но это ей не удалось, потому что он быстро схватил ее за запястье.

— В следующий раз, — прошипел Берн, когда Кристабель подняла на него глаза, — прикасайтесь ко мне с более дружелюбными намерениями. Понятно?

Берн повернулся к портнихе и к Розе, которая, конечно же, тоже не преминула явиться. В этот момент больше всего на свете Кристабель хотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжелым. Ему предстоит сильно разочароваться, если он действительно надеется, что еще когда-нибудь она прикоснется к его плоти. Он только что вовремя напомнил ей, какой опасный дьявол прячется за этим элегантным фасадом. Кристабель никогда и ни за что не согласится разделить с ним постель.

Глава 4

Эта маркиза — боец в юбке — на самом деле собиралась его кастрировать. Ну и штучка! Покачав головой, Гэвин откинулся в кресле, наблюдая за тем, как миссис Уоттс прямо на клиентке намечает то, что необходимо переделать в кошмарном черном платье.

Кристабель упорно старалась не смотреть в его сторону. Вот уж действительно невероятное существо. То она отвечает на его поцелуи с энтузиазмом портовой шлюхи, а через минуту так же темпераментно пытается нанести ему непоправимое увечье.

Берну случалось приводить в ярость не одну любовницу, но ни одной из них не приходило в голову хватать его за яйца и угрожать кастрацией. Даже самая смелая женщина не решилась бы так испытывать судьбу.

Но полковник Кристабель — совсем другое дело. Испытывать судьбу, похоже, ее любимое занятие. И каждый раз, когда она это делает, желание Гэвина вспыхивает с новой силой. Если она будет продолжать в том же духе, ему придется постоянно жить с чем-то вроде майского шеста в штанах.

«Осторожнее, Гэвин, у тебя есть цель поважнее, чем женское тело, каким бы соблазнительным оно ни было».

— И сделайте корсаж потуже, миссис Уоттс. — Чтобы дать выход своему раздражению, Берн пытался разозлить Кристабель. — Пусть из него все выпирает.

— Постараюсь, сэр, но на это потребуется время. Я не могу просто убрать излишек в швы: тогда они станут слишком толстыми.

— Как череп у мистера Берна, — пробурчала Кристабель. Гэвин дождался, когда маркиза взглянет на него, ожидая реакции, и только после этого ответил:

— В данный момент толстой является совсем другая часть моего тела, детка.

Кристабель вся вспыхнула и резко отвернулась. Хорошо. Пусть и она почувствует неловкость для разнообразия.

Гэвин сердился на себя из-за этого неуместного возбуждения. Он должен был бы выведывать ее секреты, а не бездумно наслаждаться поцелуями.

Но к поцелуям у этой женщины настоящий талант, хотя скорее всего она об этом и не подозревает. Она не тратит время ни на какие женские штучки — притворную застенчивость, фальшивую невинность или стыдливость, которыми его любовницы пытались возбудить его пресыщенную страсть. Эти женские штучки обычно лишь раздражали Гэвина. Люди не должны врать хотя бы в постели.

Поцелуи Кристабель были честными и оттого более возбуждающими, чем ласки опытных куртизанок. Ее губы пахли ванилью и корицей, как новогодний пудинг, и были такими же сладкими, теплыми и щедрыми. Совсем непохожими на надушенные губы опытных светских красавиц, которые отдавали ровно столько, сколько хотели получить взамен: приятное и необременительное развлечение с мужчиной, который не станет угрожать их браку и который ждет от них такого же простого физического удовольствия.

Кристабель не ждала от Гэвина удовольствия. И не надеялась ничего выгадать с помощью поцелуев. И все-таки отвечала на них с такой щедростью, которая сводила его с ума. Заставляла желать большего. Много большего. И как можно скорее.

Берну уже не терпелось распустить ее длинные «немодные» волосы, почувствовать, как они скользят по его руке, щекочут грудь, живот…

— Мистер Берн! — Резкий оклик вывел его из задумчивости.

Он поднял глаза. Черт, опять! Миссис Уоттс уже расстегнула платье с метками и собиралась снимать его с Кристабель. И Кристабель сердито смотрела на него.

— Если вы не возражаете…

— Возражаю. — Он не позволит маркизе выставить его из комнаты. Чем неувереннее она себя чувствует, тем больше шансов, что проговорится. — Мне уже случалось видеть вас в корсете, моя милая.

Кристабель задержала руку портнихи.

— Тем не менее я предпочла бы, чтобы вы вышли.

— А я предпочитаю остаться и смотреть. — Берн кивком велел миссис Уоттс продолжать и добавил: — Кроме того, ваша сорочка и этот длинный корсет такие ханжеские, что вы будто одеты в броню.

На лице Кристабель появилось скептическое выражение, и недаром, потому что, броня или не броня, но корсет и сорочка облегали фигуру настолько соблазнительно, что в висках у Гэвина громко застучала кровь, когда миссис Уоттс принялась стягивать с маркизы платье.

Просто удивительно, какие сокровища могут скрываться под широким вдовьим туалетом. Берну нравились женщины, у которых есть что-нибудь, кроме костей и кожи, и Кристабель, со своей пышной грудью, полными бедрами и округлым животом, казалась словно созданной для него. Она была невысокой, но в изгибах и округлоcтях не ощущалось недостатка. Гэвину невыносимо хотелось прикоснуться к ним, губами испробовать каждый дюйм этой сладкой, пышной плоти.

Какая жалость, что ей опять приходится влезать в это уродливое платье. Кристабель, казалось, чувствовала то же самое. Одевшись, она задумчиво гладила рукой рулон розового атласа, предназначенного для вечернего туалета.

Берн наклонился к миссис Уоттс и понизил голос:

— Это розовое платье — сколько надо заплатить, чтобы вы закончили его к завтрашнему вечеру?

Проследив за его взглядом, портниха назвала немыслимую сумму.

— Договорились, — согласился Берн.

Он постарался убедить себя, что делает это совсем не из желания порадовать Кристабель. Просто это часть тактики, направленной на ослабление ее обороны.

— К нему вашей даме потребуется соответствующая накидка и…

— Все, что положено. Сколько бы это ни стоило. Одобрительно кивнув, портниха принялась собирать свои вещи.

Пока она суетилась, Гэвин подошел к Кристабель:

— С миссис Уоттс работают модистка, изготавливающая шляпы, и сапожник. Они позаботятся о капорах, чепчиках, туфлях и прочих безделицах. Что касается ридикюлей…

— У меня вполне достаточно ридикюлей. Мне не надо всего этого.

Вздохнув, Кристабель отвернулась от рулона розового атласа, как монах отворачивается от искушения.

Это напомнило Гэвину детство и его мать, также грустно отворачивающуюся от выставленных в витринах нарядных платьев, которые она не могла себе позволить.

— Но ведь вам хочется «всего этого», верно? Кристабель подняла на Берна глаза:

— Не имеет значения, хочу я этого или нет. Вы и так истратили на меня слишком много.

— Позвольте мне самому судить об этом. Лицо Кристабель стало жестче.

— Но вы ведь захотите что-нибудь взамен.

— Да, я захочу, чтобы вы их носили, — огрызнулся Берн.

— Вы знаете, что я имею в виду. Платья не были частью нашего договора.

Гэвин нахмурился. Он не хотел, чтобы маркиза принимала его ухаживания только из чувства благодарности за новую одежду. Это слишком напоминало сделку шлюхи и ее клиента. А Кристабель, как и мать Берна, не была шлюхой.