Мультики - Елизаров Михаил Юрьевич. Страница 21
— Алеша отдышался, потом решительно подступился к своей ноше. Концы платка долго не поддавались. Немудрено — сам намертво завязал. Алеша наклонился к узелку, потянул зубами. Ткань скрипнула, рот наполнился противной оскоминой…
Разумовский так выразительно это произнес, что у меня самого на мгновение нёбо свело судорогой, точно я хватанул кислого яблока.
Очередной кадр показал сутулую спину мальчика.
— Но узел сдался. Алешка зашуршал оберточной бумагой. Интересно, что же у него там?.. —
Разум Аркадьевич словно бы весь изогнулся, чтобы заглянуть Алешке через плечо. И от увиденного оторопел.
— Что… это?.. — севшим до хрипоты голосом произнес Разумовский. — О, господи… Это же… Мама… Это же… Ой, мамочка!.. Алешенька!.. — Разум Аркадьевич взвыл, тонко и переливисто, как по родному мертвецу. От этого бабьего надрыва ледяной пот вызнобил мне спину.
— Ой, что же ты натворил, Алеша-а-а-а!.. Вопль медленно затих, будто лист, упавший в колодец. Разумовский снова говорил обыденным повествовательным тоном:
— Отец ушел из семьи еще до рождения сына. Мать по характеру была вспыльчивая, крикливая. Она не хотела появления Алеши и даже предпринимала попытку избавиться от плода химикатами…
На экране молодая женщина, с обреченным лицом стоящая у окна, глотала что-то из пузырька.
— Родился Алеша недоношенным, вскармливался искусственно, рос болезненным, слабым. Ходить начал после двух лет, разговаривать к трем. В раннем детстве Алеша перенес корь, скарлатину, болезнь Боткина, страдал хроническим отитом…
В постели, укутанный одеялом, лежал ребенок, горло перевязано шарфом, из подмышки торчит градусник. На столике термос, чашка, варенье в вазочке и бутылка с микстурой.
— В возрасте четырех лет у мальчика был обнаружен правосторонний туберкулезный коксит. Три долгих года он лечился в детском туберкулезном санатории. Из-за ограничения подвижности в суставе и укорочения ноги у Алеши развилась хромота, а также деформировался позвоночник…
По светлому больничному коридору мимо кадок с фикусами, опираясь на маленькие костыли, плелся изможденный с бледно-васильковым цветом лица мальчик в пижаме. Нянечки заботливо поддерживали его.
— Когда Алеша вернулся домой, мать уже вышла второй раз замуж и родила дочку — Надюшу. Контуженный на войне отчим злоупотреблял алкоголем, скандалил с матерью. Стало доставаться от него и Алеше…
Всклокоченный мужчина в штанах со спущенными подтяжками, раззявив рот в пьяном крике, занес руку над сжавшимся мальчиком. На полу — опрокинутый стакан и разбитое блюдце. Женщина повисла на муже — удерживает его ладонь от удара, а в углу плачет девочка, прижимает плюшевого медвежонка.
— С опозданием на год Алеша пошел в школу. Учеба давалась ему нелегко. Да и в классе его дразнили. Мальчик тяжело переживал свой физический недостаток, рос замкнутым, часто уединялся, фантазировал, представляя себя сильным, отважным…
На столе раскрытая книга. Яркая иллюстрация: улыбающийся полярник среди ледяных утесов. Мальчик смотрит на героя с надеждой и восхищением.
— Он сам себе придумал кличку — «Разум», произведя ее от фамилии, и мечтал, что его однажды станут так называть и будущие товарищи: «Эй! Э-ге-гей!!! — завопил звонким дискантом Разумовский, точно пытался докричаться до кого-то, идущего другим берегом реки. — Але-е-еш-ка! Ра-а-зум! Айда к нам!»
Разумовский даже не пошевелился, но крик создал отчетливую иллюзию машущей приветственной руки.
— Контузия и алкоголизм отчима все чаще давали о себе знать. Чуть ли не каждый день он жестоко избивал Алешу. Побои не запугивали мальчишку, а наоборот, вызывали чувство сильного озлобления. Иногда он сам был готов броситься с кулаками на отчима!..
В кадре юный Разум Аркадьевич уворачивался из-под ремня. Гневное лицо с ненавистью смотрело на взрослого мучителя. Выставленные вперед кисти были хищно скрючены, словно падающие на зверя орлиные пясти.
— Сверстники постоянно напоминали Алешке Разуму о его хромоте. Особенно старался Валерка Самсонов. Это он придумал позорное матерное прозвище про галошу, подхваченное остальными ребятами. Бывало, соберутся ребята в круг и давай дразнить. А потом — брызг стрижами в разные стороны! И смеются во все горло. — Разумовский разразился хохочущим многоголосием.
Взбешенный Алешка, потрясая сучковатой палкой, ковылял за проворными обидчиками.
— Разве догонишь?.. — посетовал Разумовский. — А ступня, и верно, шлепает как галоша по причинному месту: хлюп, хлоп, шлеп… — Разумовский издал резиновые плюхающие звуки, будто по луже запрыгал мячик.
— В пятом классе Алешка Разум впервые влюбился в одноклассницу Танечку Санжееву. Как умел, пытался он подружиться с девочкой. Провожал домой, дарил цветы и конфеты. Таня стыдилась такого кавалера: — Да не ходи ты за мной! — девичьим легким сопрано прикрикнул на себя Разум Аркадьевич. — Черт хромой! Надоел хуже горькой редьки!..
Маленькая красотка в черном школьном фартучке резко отчитывала сникшего Разумовского, выхватывала свой портфель.
— Таня не просто отвергла Разума, — вздохнул Разумовский. — Она подружилась с главным обидчиком — Валеркой Самсоновым. Больно было Алешке — словами не передать! В мстительных фантазиях он воображал, как истязает, а затем убивает врага и подлую изменницу. Для пущей наглядности он даже рисовал эти сценки.
На листе в клетку в примитивной детской манере были намалеваны расчлененные человечки. Ручки, ножки и головы — одна головка с косичками — были отделены от тел. Чернильные ростки, пучками лезущие из туловищ-«огуречков», очевидно, изображали фонтанчики крови. Над ними стоял палач с кривым ножом — Алешка Разум. Правая нога выписана тщательнее, в условном бедре кляксой нарисован кругляш и стоит стрелка с пояснением: «Здоровый тазобедренный сустав».
— Еще с детства Алешка Разум полюбил подвалы и чердаки. Его умиротворяло их затхлое уединение, полное ненужных, выброшенных из повседневного быта дефектных вещей. Наверняка он и сам себя ощущал такой отставленной вещью.
Сквозь прореху в крыше били тонкие солнечные лучи. Мальчик сидел на продавленном чемодане среди поваленных стульев, мешков с вылезшим, похожим на кишки, тряпьем.
— Подсобные помещения платили Разуму преданной дружбой. Давали приют, укрывали от оскорбителей, учили уму-разуму, дарили подарки. Так, один подвал преподнес Разуму немецкий разделочный ножик с треснувшей буковой рукояткой, а чердак подбросил старый анатомический атлас с яркими фотографиями человеческих органов.
Мальчик развалился на мешках. Перед ним фолиант — на развороте крупный вид препарированной конечности с суставом, напоминающим оголенный костяной кулак. В руке малолетнего Разума Аркадьевича нож, выписывающий в воздухе секущие узоры.
— Особенно ярко мечталось Алешке Разуму в подвале стекольного завода. В правом кармане штанов всегда лежал гладкий булыжник, символизирующий тазобедренный сустав. При свечах листал он свой атлас, представляя, как фашисты пытали подпольщиков. Незнакомое томление ломило грудь, будто бы сердце вдруг выросло, а потом тяжело истекло к низу живота горячим щекочущим зудом, в паху становящимся новой стыдной частью тела…
Разумовский произнес это стесняясь, полушепотом, точно это быстрое взросление Алешки вгоняло его в краску. Невидимая камера сфокусировалась на штанах мальчика, бугрящихся в области ширинки.
— И вот однажды Разум понял, что просто необходимо увидеть настоящий труп… — На последнем слове голос Разумовского глухо и страшно хрупнул, словно безжизненное тело повалилось через высохший куст в сугроб.
— Алешка Разум знал, что в больнице, где хирург обычно осматривает его ногу, имеется морг. Попытка проникнуть туда окончилась неудачей.
Хмурый патологоанатом без объяснений выставил мальчика за дверь, спасибо еще, что врачам не пожаловался. Разум решил раскопать на кладбище свежую могилу, но уже ночью, после нескольких часов работы с лопатой, сообразил, что силенок у него для такого дела маловато…