Тайна белого пятна - Михеев Михаил Петрович. Страница 11

Часть третья

ПОТОК  

По реке На берегу, возле узких бревенчатых мостков, стояла алюминиевая лодка. На корме, пристраивая подвесной лодочный мотор, возился Семен.

Что-то не ладилось с мотором, Семен ругался впoлголоса. Он, вероятно, не ожидал, что с ними поедет Зина.

Увидя ее на берегу в сапогах и дождевике, озадаченно моргнул и выронил в воду гаечный ключ.

– Эх, Семен, Семен! – усмехнувшись, заметил Вихорев, укладывая в лодку тяжелые мешки с провизией. – Что это у тебя все из рук валится? Смотри, не к добру.

Семен буркнул что-то и полез в воду за ключом.

Вихорев ткнул пальцем в мотор.

– Не подведут нас твои лошадиные силы? – спросил он.

– Не подведут, – ответил Семен, шаря рукой по илистому дну.

– Проверял?

– Проверял.

– То-то, смотри, двести километров – это тебе не за ягодой на остров.

Клепанная из листового дюраля лодка была легка и вместительна. После того, как уложили палатку, провизию, бидоны с бензином и прочие вещи, еще осталосо достаточно места для четверых.

Зина удобно устроилась на носу лодки, дядя Дима и геолог сели один против другого на бортовых скамейках, среди кучи багажа. Семен оттолкнул лодку от мостков и забрался на корму. Мотор затакал, как большая швейная машина. Вспарывая воду, лодка пошла вверх по течению.

Экспедиция отправилась к устью Черной речки проверить, что за крестик поставил десять лет назад геолог Николай Вихорев на своей самодельной карте, которая так таинственно исчезла из несгораемого шкафа начальника рудника.

Из всех живущих на руднике людей о происшествии знали пока четверо: главный геолог, который принес эту карту, Зина и ее дядя. Четвертым, очевидно, был сам похититель.

Дядя Дима сообщил о случившемся в краевое отделение госбезопасности. Но на руднике работало свыше тысячи человек, преступник находился где-то среди них.

Пока сотрудники госбезопасности занимались своим кропотливым делом, дядя Дима, не теряя времени, решил сам съездить на устье Черной и проверить свои догадки.

Зина случайно узнала об этом.

Вначале дядя не хотел брать ее с собой. Потом решил, что их поездка будет относительно нетрудной, пешком брести по тайге им не придется, и согласился.

Не успели исчезнуть из глаз последние домики поселка, как дикая бездорожная тайга подступила к самой реке.

Здоровенные разлапистые кедры свешивали прямо в воду лохматые ветки, покрытые голубоватыми начесами мха. Черные лиственницы, как свечки, торчали на каменистых утесах. Мрачные, темно-коричневуе бомы отвесно вздымались прямо Из воды, и река билась у их подножий, вскипая бурными водоворотами. Корявые березки, испуганно трепеща листьями, свисали с обрывов, цепляясь узловатыми корнями за трещины в камнях.

Берега то и дело рассекали глубокие ущелья, заросшие кустарником. Из ущелий вырывались стремительные ручьи. Их прозрачные струи смешивались с мутно-голубыми волнами реки.

Зина любила лирические подмосковные пейзажи с нежными полутонами и расплывчатыми очертаниями.

Здесь все было совершенно другое.

Здесь не было мягких тонов и неясных очертаний. Все было предельно контрастно, четко и выразительно. В крутизне монолитных утесов, в напряженно сдержанном движении воды, в суровой молчаливости огромных кедров – всюду чувствовалась скрытая сила, жестокость и величие.

Зина никогда не смогла бы представить, что сочетание только трёх основных деталей: зелени деревьев, темнокоричневых скал и мутно-голубой воды может дать столько неповторимых, запоминающихся картин.

И если при виде среднерусских пейзажей приходили на память стихи Пушкина и картины Левитана, то мрачное величие сибирской природы заставляло вспоминать стихи Лермонтова и рисунки Дорэ.

Однако дяде Диме и геологу вся эта таежная экзотика достаточно примелькалась и не вызывала особенных эмоций. Не глядя по сторонам, они вели бесконечный профессиональный разговор о выработках, о разведывательных шурфах, о насосах, о канатах на подъемниках, которые так быстро истираются и которые так трудно достать... "я говорил в министерстве... обещали... да пока их получишь..." Голоса то и дело прерывались резким татаканьем мотора – это Семен, преодолевая быстрину или обходя порог, увеличивал обороты. Лодка шла, почти задевая бортом о камни, гулкое эхо выхлопов разбивалось о береговые утесы.

Так ехали часа три-четыре.

Солнце начало припекать. Легкий ветерок дул снизу по реке и при движении лодки не ощущался. Стало жарко. Сидение в лодке утомило.

Дядя Дима с усилием вытянул затекшие ноги. Прищурился на солнце.

– А не пора ли нам к бережку, как вы думаете? – обратился он к геологу.

Тот молча пожал плечами, как бы говоря: "К бережку, так к бережку, не возражаю".

Семен круто развернул лодку и направил ее к узкой полоске береговoго песка.

Дядя Дима отправился с геологом посмотреть, нег ли чего занятного в береговых породах, через которые проложила свой путь река.

Семен развел костер, вбил рогульки, чтобы повесить котелок и чайник, открыл топором консервные банки. Зина заявила, что все остальное она сделает сама. Семен нерешительно походил вокруг, потом забрался в лодку к мотору и забрякал там ключами.

Стараясь как-то оправдать перед мужчинами свое участие в экспедиции, Зина усердно хлопотала возле костра и для первого случая справилась с обязанностями повара довольно удачно. Правда, воду в котелки она зачерпнула на перекате, не сообразив, что быстрая струя несет там много песку. Изрядная порция его вместе с вареной картошкой попала в рот дяде Диме и захрустела на зубах. Но он мужественно запил чаем и заявил, что никогда в жизни не ел такой вкусной рассыпчатой картошки.

После обеда ехали, не останавливаясь, уже до вечера.

Ночевали в устье какой-то безымянной, крохотной, но отчаянно шумливой речонки. Несмотря на то, что днем было даже жарко, а вечером не так уж свежо, дядя Лима развернул спальные мешки. Зине показалось это излишним. Однако, наученная горьким опытом, она без возражений взяла мешок. Ночью на самом деле было очень холодно.

На следующий день плыть стало труднее.

Берега реки вырастали все выше, все обрывистее. Течение делалось все более стремительным. Кое-где на быстринах десять сил подвесного мотора с трудом продвигали лодку против течения. Несколько раз на перекатах садились днищем на камни. Семен поспешно выключал мотор, боясь сорвать лопасти винта. Проталкивались на веслах. У лодки кое-где разошлись швы, стала просачиваться вода. Ее вычерпывали кружкой.

Двигаться приходилось медленно. Семен тревожился, подсчитывая запасы оставшегося бензина.

Со второй половины дня по небу потянулись подозрительные тучки. Дождь был бы совсем некстати. Решили сегодня во что бы то ни стало добраться до устья Черной речки. Чтобы сберечь время, обедали на ходу, прямо в лодке.

Зине что-то не хотелось есть. Свою порцию хлеба и сушеной колбасы она сунула в носовой отсек...

Речка вытекала из узкого, как прорубленного топором, ущелья. Черные скалы нависли по сторонам, они отражались в воде, и от этого вода казалась темной, почти черной. Зина сразу догадалась, что это то самое место, куда они едут.

– А вот и Черная! – подтвердил геолог. – Проедем ли мы в нее?

– Как ты думаешь, Семен? – спросил дядя Дима. – Может быть, вылезем да по-бурлацки бережком, а?

Семен хмуро оглядел крутые, скалистые берега.

– Тут и пристать-то негде, – возразил он и решительно направил лодку навстречу стремительному потоку.

Дядя Дима и геолог взяли в руки весла, чтобы успеть оттолкнуться, если начнет прижимать к берегу. Семен прибавил оборотов – ровное татаканье мотора перешло в сплошной натужный гул.

Лодка дрогнула и медленно протиснулась в узкий проход между скал.

За устьем русло неожиданно раздвинулось. Сильное боковое течение подхватило лодку и потащило ее на камни. Семен развернулся боком: Водоворот!