Почти серьезно... - Никулин Юрий Владимирович. Страница 41
«Серьезные мужчины» — это Шуйдин и я. В разговоре с журналистами я сообщаю (так написано в статье):
«… — Когда моя мама увидела меня на арене, она горько заплакала. Она была против того, чтобы я стал клоуном. Всю жизнь мама мечтала, чтобы ее сын стал пожарником.
— Но мама, — возразил я, — ведь пожарные всегда опаздывают на пожары.
На что она мне ответила:
— Если бы ты стал пожарным, ты бы приезжал за пятнадцать минут до пожара».
Кончалась статья фразой: «Да, действительно, матери всего мира одинаковы».
Когда мы с Шуйдиным и переводчицей — свидетельницей разговора — объяснили нашему руководителю, что никакого официального интервью никто из нас не давал, а просто возникла беседа с импресарио во время переезда, Байкалов перестал волноваться и гневно смотреть на нас. Тем не менее, уходя из номера, он, обернувшись в дверях, сказал с сожалением:
— Все же нет у тебя, Никулин, бдительности.
Позже выяснилось, что наш импресарио, кроме всего прочего, был совладельцем трех гётеборгских газет и статью он написал сам.
Когда я, вернувшись с гастролей, рассказал об этой истории дома, «мама русского клоуна» долго смеялась.
А в самом деле, почему я стал клоуном? Как становятся клоунами?
Наверное, чтобы идти в клоуны, нужно обладать особым складом характера, особыми взглядами на жизнь. Не каждый человек согласился бы на то, чтобы публично смеялись над ним и чтобы каждый вечер его били, пусть не очень больно, но били, обливали водой, посыпали голову мукой, ставили подножки. И он, клоун, должен падать, или, как говорим мы в цирке, делать каскады… И все ради того, чтобы вызвать смех.
Чем лучше работает клоун, тем больше смеха.
В детстве, в школе, а потом уже в армии мне нередко приходилось, так сказать, придуриваться: делать вид, будто что — то не понимаю, задавать заведомо глупые вопросы, заранее зная, что они вызовут смех у окружающих.
Почему люди смеялись? Думаю, прежде всего потому, что я давал им возможность почувствовать свое превосходство надо мной. Поэтому мои неожиданные вопросы, ответы, действия и выглядели смешными. Окружающие понимали, что сами они на подобное никогда не пошли бы. Рассказывая анекдоты, разыгрывая знакомых, я, как правило, сохранял невозмутимый вид, отчего юмор становился острее, лучше доходил.
Это я проделывал еще на уроках истории в школе. Отвечая о царствовании Ивана Грозного, я серьезно рассказывал абсолютно вымышленные, дикие истории из жизни царя. И когда ошарашенный учитель под хохот класса спрашивал меня, откуда мне это известно, я отвечал, что где — то читал.
Или помню, как в первые недели службы в армии на занятиях по топографии при виде обыкновенного циркуля в руках у помощника командира взвода я просил объяснить, что это такое и как это называется. Помощник командира взвода меня еще не раскусил и поэтому терпеливо объяснял, даже писал на доске слово «циркуль». Я делал вид, что никак не могу выговорить это слово, а мои товарищи сидели красные, давясь от смеха, и слезы текли по их щекам.
А в тяжелые дни войны во время затишья после бомбежки или обстрела я старался разрядить гнетущую обстановку каким — нибудь анекдотом или смешной историей.
Иногда эти шутки заканчивались для меня печально.
Мы, солдаты и сержанты, получая увольнительные, хотели пофорсить. Вот и достал себе офицерскую фуражку, носить которую значит нарушать форму одежды.
Гуляю по Риге в одно из увольнений, уже в мирные, послевоенные дни, и тут меня заметил патруль и забрал. Привели в военную комендатуру, а там таких, как я, полно. Фуражки наши поснимали и положили на стол.
Мы стоим с обнаженными головами. Те, кто нас привел, надевают наши фуражки, примеривают на свои головы. «Наверное, выбирают себе», — подумал я. Вдруг вошел чернявый старший лейтенант и с ходу, взяв фуражку, надел ее на голову и посмотрел в дверное стекло, как в зеркало.
Я как ни в чем не бывало изрек:
— Вот еще один пришел к шапочному разбору.
Все засмеялись. Старший лейтенант тоже.
Он постепенно всех отпускал, заменяя фуражки на пилотки. Я остался последним.
Получил пилотку… и десять суток ареста. Чернявый лейтенант оказался начальником гауптвахты.
Правда, мне повезло: через три дня наступили Октябрьские праздники, и меня досрочно освободили и направили в часть.
Я всегда радовался, когда вызывал у людей смех. Кто смеется добрым смехом, заражает добротой и других. После такого смеха иной становится атмосфера: мы забываем многие жизненные неприятности, неудобства.
Много доброго можно сделать, если у тебя хорошее настроение. Так и на войне. Смеясь, мы забывали об угрозе смерти, которая ежечасно нас подстерегала, становилось легче жить, появлялись оптимизм и вера…
Я лично на себе все это испытал, и не раз. Слышать смех — радость. Вызвать смех — гордость для меня.
Я тренировался. Одна и та же шутка в различных жизненных ситуациях звучит по — разному. Есть шутки, которые живут долго, а есть как мотыльки — только один день.
Впервые задумываясь о тайнах профессии клоуна, я считал, что клоуны — это люди, заряженные юмором, они знают особые секреты смешного, и, стоит им захотеть, они сделают так, что вы будете валяться от хохота.
Я наивно считал, что самые счастливые женщины — жены клоунов. У них в семье всегда весело, каскад шуток за столом, какие — то необыкновенные развлечения, бесконечные импровизации и упражнения в остроумии.
В двадцать пять лет, начав учиться в студии, я с обожанием смотрел на каждого клоуна, ибо все они представлялись мне людьми романтичными и удивительными. Спустя год я мог уже довольно трезво судить о клоунах. Постепенно начиная разбираться в секретах их профессии, понимал, что многое я просто придумал.
Опилки на манеже нужно уметь правильно разравнивать граблями.
Эту науку я так и не могу постичь, хотя много раз стоял в униформе.
Ближе к барьеру опилок должно быть больше, иначе не смогут работать лошади. Сегодня у меня заправка опилок получилась буграми, и старший униформист, переделывая мою работу, ругался.
По — настоящему цирк для меня начался после того, как я закончил студию.
На другой день после получения дипломов мы с Борисом Романовым пришли в цирк просто посмотреть репетицию. Сели в зрительном зале. Почему нас потянуло в этот день в цирк — трудно сказать. Но потянуло! Так бывает в жизни. Когда ты не очень осознанно совершаешь тот или иной поступок, куда — то идешь, и именно тогда и приходит тот случай, который круто меняет твою судьбу.
В моей жизни не раз определяющую роль играл именно случай. Анализируя прошлое и раздумывая о нем, я прихожу к выводу, что он бывает только у тех, кто ищет, кто хочет, кто ждет появления этого случая и делает все от себя зависящее для того, чтобы исполнить свою мечту, желание.
Так произошло и со мной на этот раз. Сидим мы с Борисом Романовым в зрительном зале и смотрим репетицию. Вдруг в боковом проходе появился в своем аккуратном рабочем синем комбинезончике Карандаш. Несколько минут он наблюдал за репетирующими акробатами, а потом, как бы случайно увидев нас, сказал:
— Вы, интеллигенты, не зайдете ли на пару минут ко мне в гардеробную, есть разговор.
Мы с Борисом поднялись, в его гардеробную.
— Носом в опилки надо, — начал разговор Карандаш, — работать на публике. Хотите со мной поехать в Сибирь на гастроли?
У меня проверенные клоунады, репризы. Будете моими ассистентами и партнерами. И свои клоунады сможете, если захотите, между делом прокатывать. Обретете опыт. Я вас многому научу.
Выслушали мы Михаила Николаевича и растерялись. Никак не ожидали от него получить приглашение работать вместе. Попросили дать нам возможность подумать до следующего дня. Карандаш согласился.
Партнеры Карандаша!