Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 62

– Четверть? – прищурился на доски опричник. Получалось совсем неплохо в обмен на тряпичный мусор-то. – Ладно, тогда я перед отъездом заберу. Келаря я Псково-Печерского привез, Константин Алексеевич, из епископства он вернулся. Думаю, с отцом Никодимом они уже помолились, теперь и с нами поговорить могут.

К моменту подхода Росина и опричника в средней избе собрались почти все обитатели Каушты. Правда, если раньше они легко и просто рассаживались под крышей двора, то теперь там стояли лошади и коровы, а людям пришлось перебираться в жилье. Естественно, в горнице все не помещались, и теснились в соседних комнатах, заглядывая через головы друг друга.

Зализа с удовлетворением отметил, что выглядели они теперь не в пример опрятнее: новые рубахи, пусть и без вышивки, что на Руси каждый любит, добротные порты, сапоги. Видать, взятая в походе добыча пошла на пользу – либо сами одежу пошили, либо у соседей сменяли. В Новагород, вроде, не ходили: он бы знал.

– Здравия вам, бояре, – с достоинством вошел в избу отец Анисим, перекрестился на красный угол, поклонился, направился к столу на оставленное ему место. Позади, едва ли не в точности копируя жесты келаря, но держась с достоинством двигался отец Никодим. – Здоровья вам всем и мужества.

Он уселся за стол и продолжил:

– Тяжелую весть принес я вам с сопредельной стороны, бояре. Видел я в замке епископством полонянку вашу. Не просто видел: за столом она прислуживала, ако рабыня безродная, слова молвить не смела. Одежды носила срамные, мужицкие.

– Вот, черт! – не выдержал Картышев.

Отец Анисим укоризненно покачал головой, перекрестился и продолжил:

– Слова Семена Прокофьевича выслушал я внимательно, и узнал все в точности. Люди православные, мимо замка епископа проезжая, последние недели часто звуки страшные слышали. Такие громкие, что человек их издать не может. Но отец Никодим заверил меня, что дар сей, воистину чудный, дан был полонянке божьей милостью. И еще сказывали православные, зачастил епископ дерптский в храмы разные службы проводить. И при этом в костелах нехристских такие чудные голоса звучат, что самый последний крестоносец в Господа верить начинает, и искренние молитвы возносить. Мыслю я, страдает в неволе душа полонянки вашей, к Богу рвется. Не может епископ с даром священным совладать, а потому и откупается, в храмы разные пленницу тайно допуская.

Келарь широко перекрестился.

– Был я и в самом гнездовье зла, ибо долг перед храмом и государем меня к таким подвигам обязывает. И видел прислужку странного. Росту он супротив обычного большего несоизмеримо, глаза имеет зеленые, волосы прямые светлые, обличья приятного.

– Инга?! – опять перебил священника Картышев.

– Токмо одежды на въюноше сем были срамные, мужские, не по плечу, и носил он их без умения. Прислуживал сей отрок нам за столом боязливо, голоса подать не решался. Посему пришлось мне на хитрость пойти, боль ему причинив. И голос мною услышанный, явно девице принадлежал, а не мальчику, пусть и безусому.

За столом повисла тишина.

– Потребовал я клятву у епископа тамошнего, что нет у него полонянки в замке, но ответ нехристь дал уклончивый, хитрый. Дескать, в цепях никого не держит, и все. И мыслю я то, что сломили волю вашей родичи, запугали. Держат рабыней, но и отдавать не хотят. А выкуп, Семен Прокофьевич, епископ брать за нее не станет. Потому, как владения своего над ней признавать не хочет. А раз нет полонянки, то и выкупать некого.

– Черт! – опять стукнул по столу Картышев. – Ну, с-суки заграничные, они у меня попляшут!

– И еще об одном упредить хочу бояре, – повысил голос отец Анисим. – Последнее время на епископа дерптского словно милость Божия снизошла: многие тяготы с рабов своих он снял, недоимки старые простил, выздоровление государя нашего от немочи, – келарь перекрестился, – как праздник великий воспринял, начетников и монастыри свои со всей строгостью от притеснения сервов наказал. Потому надеждой наполнились сердца жителей земли пограничной, дышать стали легче, правителя своего возлюбили. Ноне, бояре, от сервов помощи вам ждать не придется. Укрывать вас от латников епископских они не станут, троп тайных к замкам не покажут, да и сами, по недомыслию, на защиту господина встать могут.

– Сами справимся! – решительно отрезал Игорь. – Поможете, мужики?

Со всех сторон послышался одобрительный гул. Девять месяцев жизни в шестнадцатом веке уже успели приучить членов клуба «Черный Шатун» к тому, что оглядываться за поддержкой им не на кого, милиция на помощь не приедет, что идти в сечу бояться только рабы – за что и долю свою рабскую волокут; и что даже ближайшее начальство: государев человек Семен Прокофьевич Зализа в первую очередь на них же самих и опирается. Сам своего друга или соседа из плена не выручишь – никто за тебя этого делать не станет.

– Завтра пойдем!

– Э-э, нет, – встрепенулся Зализа. – Вы что, так с места на ливонцев кинуться собираетесь? Ни подготовившись, ни плана компании обдумав?

– Чего там думать? – громко усмехнулся Симоненко. – Бить их надо!

– Бить ливонцев дело хорошее, – не стал спорить опричник. – Но как вы до них дойдете?

– Чего, дороги не знаем? Мимо Чудского озера, да там и окажемся.

– Как мимо озера? Через Нарву? – поинтересовался Зализа. – Так там пройти можно, коли тысячи полторы ратников ведешь, не тронут. А если три десятка повести – враз кнехты гарнизонные повяжут. За Печерским монастырем у ливонцев тоже заставы пограничные стоят. Тремя десятками не справиться.

– По льду пройти можно, – уже менее уверенно предложил Симоненко.

– Рыхлый уже лед, – покачал головой опричник. – Весна. Конного точно не выдержит, обязательно промоина найдется. Да и пешему лучше не рисковать. А уж про сани с пищалями и говорить нечего.

Он обвел взглядом иноземцев, убедился, что первый порыв маленько остудил, и теперь они станут мыслить более здраво.

– Полагаю, бояре, рваться к Юрьеву прямо сейчас дело пустое. Вся дорога получится то лед, то половодье. Подготовиться следует здраво, каждый шаг продумать. А летом и ударить.

– Лета ждать? – опять сорвался в крик Игорь. – Да вы чего?! Там Инга у них в лапах, а вы кота за хвост тянуть собираетесь!

– Ты племянницу собираешься выручить, или голову сложить, боярин? – тоже повысил голос опричник. – Дерптского епископа мы зимой потрепали, но сотни полторы воинов он выставить еще сможет. Сперва нужно охотников кликнуть, силу крепкую собрать…

– А может, тогда и хорошо, что распутица? – неожиданно тихо предположил Росин. – По бездорожью большому войску двигаться труднее, чем малому отряду.

– Я Варламу про Ингу рассказала, – послышался голос Юли. – Он сказал, что и братья, и отец хоть сейчас на коней садиться готовы. Самоуправство епископу спускать не станут.

– Боярин Батов? – опричник задумчиво подергал себя за бороду. – Коли он все пятнадцать ратников выведет, это уже хорошая сила получится. Идти можно… Но вот что я скажу, бояре: пока лед не сойдет, дороги не будет. По половодью хоть на лодках двигаться можно, а по рыхлому льду и вовсе никак. Ты, Игорь Евгениевич, постой, не горячись. Ты меня послушай. Мануфактура у вас здесь поставлена, бросать ее не след, сил немало положено. Стало быть, решить следует, кто на ливонцев пойдет, кто при деле останется. Потом видел я, что мечи у вас дедовские, старые. В рубке у вас сноровки мало. Зато к огненному делу хитроумия немало высказываете. Посему из добычи зимней я мушкетонов немецких четыре десятка оставил. Мыслю, посмотреть вам на них потребно, да вместо мечей ваших на ратное дело забирать. Купцу Баженову весть послать, может и он дружину свою судовую для этого дела не пожалеет. Посему, поход на три недели надобно отложить. И лед с рек сойти успеет, и ратники не сгоряча, а по разумному в поход соберутся. Ну, бояре, согласны?

– Извини Игорь, – первым ответил Росин, – но Семен Прокофьевич правильно говорит. Очертя голову кинемся, только дров наломаем. И с мечами правильно: слабаки мы против нынешних бойцов. Но вот в ружейном деле они полные лохи, тут нам и карты в руки. Нужно сильные свои стороны использовать, а не слабые подставлять.