Душа оборотня - Николаев Андрей. Страница 5

Олег уже понял, что налоги у Вторуши — любимая тема. Он откинулся на мехах, раскинул руки.

«Я бы, пожалуй, не смог, — подумал он, — так вот разъезжать: здесь купил, там продал. То ты с наваром, то прогорел. С другой стороны — от таких, как Вторуша, очень многое зависит. Ведь если вспомнить, все новые земли купцами открыты. Что Марко Поло, что Афанасий Никитин. Писсаро, Колумб, Кортес — это, конечно, другая песня, но все равно ради наживы ребята за моря плыли».

— …он у меня ушлый, палец в рот не клади. А если что — и оборониться может, — бубнил купец, — я все больше миром договориться, а Тиша — нет. Уж сколь было: я ему — давай заплатим, откупимся, а он за меч. Умеет, что говорить.

Середин приподнялся на локте. Зной спал, земля отдавала накопленный жар, тени на дороге посинели, предвещая закат солнца.

— …вот под Муромом, помню…

— Погоди, Вторуша, погоди. Брат твой левша, мечом владеет, борода такая окладистая, в рыжину отдает, да?

— Есть такое, — усмехнулся купец, — как лис по осени, когда шкурка к холодам линяет. Что, встречал, может?

Олег вздохнул.

— Не догонишь ты брата, купец.

— Как так не догоню, может на день-два впереди нас Тиша. Вот не далее. Уж мы с мужиками так поспешали, что…

— В деревне еще один обоз был, и купцы мертвые. Один, видно, дольше всех бился, но и его сгубили. Меч у него короткий в левой руке, борода с рыжинкой…

Вторуша бросил вожжи, лошадь встала.

— Что ж ты молчал? А что везли купцы?

— Мед, зерно, посуду. Ну, там, чашки-плошки, туеса, лапти.

— Нет, не может быть, — купец замотал головой, — не он это. А лицо? У Тишки шрам через бровь, короткий такой, рваный. В Ладоге…

— Съели у него лицо, Вторуша. Не узнать было. Что помню — перстень у него на пальце, оберег. А может, не оберег. Серебряный перстень с крестиком.

— Эх… — Вторуша схватился за голову, — что ж за жизнь такая?

Он сполз с воза, незряче переступая, добрел до обочины и повалился в траву. Олег отвернулся. Что скажешь… Пока купец сам горе не пересилит — никакие слова не помогут. Лошади стояли, опустив головы, вечерний ветерок трепал листья осин и берез. Всхлипывал Вторуша в траве.

Середин спрыгнул с телеги, подошел к купцу, присел рядом. Тот лежал, прижавшись лицом к земле, стиснув в кулаках вырванные пучки травы.

— Может, здесь остановимся? — спросил Олег.

Вторуша перевернулся на спину, лицо его кривилось, в глазах блестели слезы.

— Возвращаться надо, — хрипло сказал он, — похоронить брата, как положено, чтобы…

— Мы вернемся к полуночи — самое время для нечисти…

— Всех порешу! — Купец вскочил на ноги и ринулся к лошадям. — Всех нелюдей, извергов!

— Остановись, Вторуша, — встал ведун у него на дороге, — хоронить нечего. Оборотни их погрызли, зверь поел, вороны склевали. Шесть дней под солнцем лежат. Нечего хоронить, поверь, я видел.

Купец обмяк, сгорбился.

— Может, и правда твоя, мил человек. — Он покачал головой: — Эх, Тиша… Но здесь не останемся. Поедем до людей, или хоть до поляны какой. В лесу ночевать не будем. Теперь я один две семьи кормить должен: свою и братову. Две бабы, четверо ребятишек. Товар не жалко — Тиша на пробу взял то, что наши умельцы мастерят, а медом, воском и лаптями, думаю, в Суроже никого не удивишь. Главный товар — вот он, — купец показал рукой на возы с мехами. — Довезу — стало быть, перезимуем, живы будем. Уж я постараюсь.

Олег отвязал свою телегу, Вторуша влез на козлы, хлестнул лошадь, и повозки ходко покатили по лесной дороге.

Лес по сторонам сменился: березы, осины и ели незаметно уступили место соснам. Величавые деревья росли редко, и бор просматривался далеко вглубь несмотря на надвигающиеся сумерки. Коричневато-желтые стволы горели в заходящем солнце янтарем, густые кроны висели над головой, точно темно-зеленые облака. Пахло смолой и хвоей. Корни все чаще змеями переползали дорогу, и телеги подпрыгивали на них, кренясь, как корабль во время шторма. Вторуша знай подхлестывал лошадь, и Олег, не имевший богатой практики в управлении гужевым транспортом, прилагал все усилия, чтобы не отстать. Злобно всхрапывала Сивка, привязанная к повозке Середина: хозяин все больше шагом ездил, а теперь вдруг рысью пустился.

Сквозь сосны справа блеснула вода. Вторуша свернул с дороги и напрямик, петляя меж стволов, двинулся к реке. Колеса мягко зашуршали в желтой хвое, устилавшей землю. Лес расступился. Вдоль обрывистого берега с висящими над водой корнями купец направился к песчаному плесу.

— Здесь остановимся, — буркнул он, спрыгивая с телеги, — распрягай коней, я хворост соберу.

Олег спустился на землю, присел, разминая ноги. Свежий воздух, напоенный запахами реки и хвойного леса, был до того вкусен, что хотелось резать его и есть, как краюху хлеба. Середин выпряг лошадей и по очереди свел их к воде. Речка была неширокая, с песчаными берегами. В прозрачной воде колыхались водоросли. Стайка мальков прыснула от берега, когда лошади, увязая в сыпучем песке копытами, вошли в воду. Ведун скинул сапоги, засучил штаны и тоже ступил в реку. Сложив ладони ковшиком, он плеснул на лицо, напился и, подождав, пока вода успокоится, посмотрел на свое отражение. Лицо загорело, волосы выгорели, короткая бородка, сливаясь с усами, обрамляла знакомую физиономию. Середин подмигнул отражению. Лошади фыркали, иногда отрываясь от воды и поглядывая по сторонам. На ходу расстегивая куртку, Олег вышел на берег. Вечер вступал в свои права: лес потемнел, зажигались первые робкие звезды, небо наливалось темной синевой, переходящей в фиолетовый сумрак на западе.

Скинув рубаху, ведун запрыгал на одной ноге, снимая штаны. Прохладный воздух освежил тело. Разбежавшись, Олег сильно оттолкнулся ногами и, подняв тучи брызг, обрушился в воду. Разом исчезла усталость, захотелось без причины заорать во все горло, радуясь нахлынувшей бодрости, прозрачной влаге, проснувшейся в руках силе. Он и заорал, крутясь в реке мельничным колесом, хлопая ладонями и гикая от удовольствия.

— Эй, парень! Плыви к берегу, давай, давай, — срывающийся на крик голос заставил Середина угомониться.

От сбившихся в кучу телег к реке бежал Вторуша с топором в руке. С разгону купец залетел в воду по пояс и, держа руку с топором на отлете, протягивал другую к Олегу.

— Давай, выгребай, сейчас я его, вместе сдюжим, давай, мил человек…

— Ты чего? — Середин неспешно подплыл к берегу, встал, ощутив под ногами песчаное дно, огляделся. — Увидел кого?

Вторуша опустил топор.

— Я думал, тебя водяной схватил, — растерянно пробормотал он. — Ты ж орешь, как хряк под ножом.

Олег захохотал так, что лошади, смотревшие на людей с недоумением, шарахнулись в сторону.

— Так это я от радости. Эх, жизнь хороша! А, купец?

Вторуша в сердцах плюнул, повернулся и побрел к берегу. Олег догнал его, обнял за плечи:

— Ну, не серчай.

— Да ну тебя. Только зря одежу намочил. Чумовой ты какой-то…

— Что есть, то есть, — согласился Середин. — Ты лучше скажи: сетка али невод у тебя не запасен? Тут рыбы, наверное, несчитано-немеряно, а жрать все одно нечего — может, рыбки наловим?

— Сетка есть. Вон, в моей телеге, под поклажей.

Середин раскатал сеть на песке. Ячейки оказались крупные, в пол-ладони, камни с отверстиями служили грузилами. Справа, под обрывом, возле упавшей в реку сосны, где течение было не такое быстрое, он осторожно, чтобы не спугнуть возможную добычу, вошел в реку. Широко размахнувшись, бросил невод, стараясь накрыть как можно больше поверхности. Сеть пошла под воду, исчезая в зеленоватой глубине. Подождав, Олег ухватил края невода и, быстро перебирая, потянул на себя. В сети кто-то бился, дергая ее из стороны в сторону. Пятясь, ведун вышел на берег. В ячейках запутались три сазана, килограмма по три каждый, и сом, в руку длиной. Олег оглушил рыбу подвернувшейся под руку корягой, выпутал из сети и понес к лагерю. Вторуша уже разложил костер и теперь рассыпал овес по торбам, собираясь кормить лошадей.