Воронья дорога - Бэнкс Иэн М.. Страница 37

– Папа говорил, не на всех островах можно ходить по воскресеньям! – выкатил глаза Прентис и раздул щеки.

– А, да,– кивнул Рори.– У крутых протестантов на Льюисе и Гаррисе это вроде запрещено, но здесь-то католики живут, они на такие вещи смотрят поспокойнее.

– Но как это – чтобы нельзя ходить? – возразил Прентис, кивая на свою тень на серо-черном асфальте.

– Кажется, в церковь и обратно – все-таки можно.

– Ха! Подумаешь! – пренебрежительно отозвался Прентис и на какое-то время умолк. А потом сказал с хитринкой: – Но ведь бывают и окольные пути, и очень даже длинные.

Рори рассмеялся, и тут ему на глаза попался маленький белый цветок, лежащий впереди на дороге. Прентис недоуменно взглянул на него, а когда понял, чему смеется дядя Рори, улыбнулся. И ступил на цветок. Подпрыгнул и взвизгнул от боли.

– Ой, нога! Больно! Ой! Ой!

Рори на секунду замер с открытым ртом, глядя, как прыгает по земле Прентис, перекосившись в лице и держась за лодыжку. Сначала Рори подумал, что Прентис притворяется, но гримаса на лице мальчика убедила его: это настоящая боль. Прентис соскочил на траву и повалился, все так же держась за ногу; из сандалии торчало что-то белое.

– В чем дело? – опустился Рори на корточки рядом с Прентисом.

Мальчик дрожал; когда он повернул к Рори голову, тот увидел слезы на глазах.

– Не знаю! – проскулил Прентис– Наступил на что-то.

– Дай-ка взглянуть.– Рори уселся на траву и взялся за ногу Прентиса. Белый цветочек, который он заметил на дороге, вонзился в сандалию мальчика. И это был вовсе не цветок, а бумажный флажок «Королевского национального института спасения на водах» – такие прикалываются к одежде с помощью булавки. Булавка наличествовала – она-то и проткнула подошву. Рори, увидев ее, обмер: железка почти целиком вошла в ногу мальчика, почти в центре стопы.

У Прентиса по ноге бежали судороги, мальчик корчился на траве.

– Ой, как больно, дядя Рори,– произнес он дрожащим голосом.

– Это всего лишь иголка,– попытался ободрить его Рори.– Сейчас выну.

Он облизал губы, потер друг о друга большой и указательный пальцы, а левой рукой крепко взялся за ногу Прентиса. Ногтями нашел головку булавки, почти утонувшую в коричневой резиновой подошве. Прентис захныкал, чуть не вырвал ногу из руки Рори. Рори сжал зубы и потянул. Булавка вышла – добрый дюйм стали заблестел в лучах солнца. Прентис закричал, но тотчас утих. Рори осторожно опустил ногу мальчика. Прентис сел; у него дергались лицевые мышцы.

– Уже не так больно,– сказал он и рукавом вытер лицо.– Что это было?

– Вот.– Рори показал ему булавку.

– Ой! – снова перекосилось личико Прентиса.

– Надо бы укол от столбняка сделать,– сказал Рори.

– Опять колоться?! Ну уж нет!

Они сняли сандалию и белый носок. Рори пососал крошечную ранку и сплюнул – хотел удалить грязь. Прентис, со слезами на глазах, нервно засмеялся:

– Что, дядя Рори, плохо пахнет?

Рори бросил в мальчика его же носком и ухмыльнулся:

– Малыш, я ведь в Индии был. Это фигня по сравнению с тем, что я там нюхал.

Прентис надел носок и сандалию и встал – видно было, что это далось не безболезненно.

– Ну что, поиграем в разносчика угля и его мешок? – Рори повернулся к мальчику спиной и, пригнувшись, растопырил руки.

– Дядя Рори, а вы не боитесь? А если я слишком тяжелый?

– Запрыгивай, приятель, я же знаю, ты соломинка. Может, с тобой на закорках пойду быстрее – больно уж медленно ты плетешься. Полезай.

Прентис обвил руками шею Рори и вскарабкался на спину, и Рори припустил бегом. Прентис завизжал от восторга.

– Что я говорил? – сменил Рори бег на быструю ходьбу.

– Я правда не слишком тяжелый, дядя Рори?

– Для такого шкелета – не слишком.

– Дядя Рори, а вы не думали, что, если Бог накажет за воскресную ходьбу?

Рори рассмеялся:

– Ну, вот еще!

– Дядя Рори, а вы в Бога верите?

– Нет. То есть в христианского Бога не верю. В какого-нибудь другого – может быть.– Дядя Рори пожал плечами и усадил Прентиса поудобнее.– В Индии мне казалось, что я мог бы уверовать. А когда вернулся, все как рукой сняло. Наверное, это как-то зависит от того, где ты находишься,– Он поглядел вбок, на искрящийся махайр – бескрайний изумрудный простор, густо усеянный цветами, такими яркими, что, казалось, в них горят лампочки.– Место влияет на человека. Переезжаешь – и у тебя мысли меняются. По крайней мере, в Индии так.

– А в Америке? Она влияла на то, о чем вы думали?

Рори тихо рассмеялся:

– Да, еще как. Но чаще – совсем противоположным образом.

– А вы снова уедете?

– Думаю, да.

Прентис вытянул руки вперед. Рори глянул за запястья мальчика – худенькие, хрупкие. Одна рука гак и держала флажок института спасения на водах, булавка крутилась между пальцами.

– А когда вы в Бога верить перестали? – спросил Прентис.

Рори пожал плечами:

– Трудно сказать. Кажется, самостоятельно думать я начал примерно в твоем возрасте, может чуть пораньше.

– А-а…

– Я пытался понять, как создавался мир, и представил себе Сути. Ну, ты знаешь – кукла-рукавица…

– Знаю, знаю! У меня они есть – и Сути, и Свип [63],– хихикнул Прентис.

– Ну так вот, я вообразил, как он стоит на крошечной планетке, с футбольный мяч…

– Но у него же ног нету!

– А в журнале, который мне на Рождество подарили, у него были ноги. Так вот, я вообразил, как он машет волшебной палочкой и откуда ни возьмись появляется мир. Я и в церковь ходил, и в воскресную школу и знал, что написано в Библии о сотворении мира, но почему-то мне казалось, что я должен сам это представить… Увидеть, но по-своему.

– Поня-атно.

– И вот я думаю: постой-ка, а откуда взялась планета, на которой Сути стоит? Ну, допустим, он мог махнуть волшебной палочкой и она бы появилась, но где он мог стоять, когда это делал? Совершенно непонятно. Допустим, он мог летать в космосе… И мне ни разу не пришло в голову спросить, а сам-то Сути откуда взялся и откуда взялась волшебная палочка. Но все же я, наверное, уже в те минуты на шажок приблизился к неверию в Бога. Это как с драконами.

– С драконами? – переспросил Прентис и возбужденно, и встревоженно. Рори почувствовал, как задрожал мальчик.

– Ага,– ответил Рори.– По ночам, когда гас свет, когда никого рядом не было, я прятался под одеялом и воображал себе дракончиков. Сворачивался клубком, оставлял только дырочку, чтобы дышать, и затаивался. Через дырочку для дыхания свирепым драконам не пролезть, но если высунешь руку, или ногу, или, что хуже, голову – вот тут-то они и могли наброситься. Или цапнуть, или даже вытащить целиком и слопать.

– Ва-а-а! «Чужой»! – вскричал Прентис, и его ручонки сдавили шею Рори.

– Ага,– подтвердил Рори.– Да, наверное, много на этой почве появилось фильмов ужасов. В общем, я каменел от страха перед драконами, хоть и знал, что их на самом деле, может быть, и нет. В смысле, я понимал: нет ни Санта-Клауса, ни фей, ни эльфов, но все же существование призраков и драконов вероятно, и они только и ждут, когда ты дашь себя прикончить… В общем, разве мог я не думать в такой ситуации: можно ли доверять взрослым? Даже маме и папе? Я тогда очень слабо разбирался в людях, в жизни. Обычно ты способен просто игнорировать многое из того, что не понимаешь. Но рано или поздно наступает момент, когда нужно узнать: а все ли правда, что тебе говорят?.. Почем ты знаешь, нет ли какой-нибудь великой тайны, которую от тебя скрывают? Или кругом одни злодеи, у них заговор против тебя… Что, если родители тебя просто откармливают и когда-нибудь ты сделаешься достойным блюдом для драконов? Или, может, это проверка на разумность: выживают только дети, достаточно смышленые, чтобы понять, что кругом – драконы, а те, которые доверчиво засыпают по ночам в своих кроватках, обречены, и родители не могут открыть им правды, не то их самих сожрут драконы, и сказки о драконах – это единственный ключик к разгадке, только с их помощью взрослые могут тебя предостеречь… Короче говоря, я со своими драконами сделался форменным параноиком. Иногда всю ночь напролет от страха не мог уснуть, а ну как ненароком высуну из-под одеяла голову и проснусь, когда она уже будет в пасти у дракона.