Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Волков Сергей Юрьевич. Страница 43

— Мать твою! — ругается майор.

Анисимов перебрасывает мне автомат Егеря. Сам ефрейтор сейчас не в состоянии стрелять — промедол унес его в страну грез. Ловлю себя на том, что завидую буряту — он умрет в неведении, счастливым.

Успеваю произвести два выстрела. Не знаю, попал ли я в кого-то — пот заливает глаза, над лагерем плотным облаком висит желтая пыль. Взрыв гранаты бьет по ушам, осыпает нас каменной крошкой. Это был бросок на удачу, граната не долетела до бруствера метров пять. Мы все отлично понимаем — теперь наша смерть лишь вопрос времени. Скоро духи подберутся на расстояние точного броска.

Транспортно-боевой Ми-24А, за граненую кабину прозванный в войсках «стаканом», выныривает из-за горы и упругий рокот его винта покрывает все прочие звуки. Стрелок-оператор мгновенно ориентируется в обстановке и с ходу дает по духам два залпа неуправляемыми ракетами. Бурая дымная стена разрывов наискось пересекает склон, поглотив часть лагеря.

«Стакан», показав голубое брюхо, проходит над нами, разворачиваясь для следующего захода. Носовой пулемет вертолета начинает работать, едва только покрытая желто-коричневыми камуфляжными пятнами машина оказывается носом к горе. Спустя секунду новый залп НАРов накрывает вжавшихся в камни духов по левую руку от нас.

— Ну и слава КПСС, — бормочет Киверов, едва стихает грохот взрывов. Он достает из-за короткого голенища сапога трубку сигнального патрона, скручивает колпачок и сквозь клубы пыли в небо взмывает зеленая звезда. Пилот «Стакана» качает короткими крыльями-пилонами, давая понять, что заметил нас.

Он не садится, а зависает в полуметре над землей посреди разоренного лагеря, медленно поворачиваясь вокруг оси. Стрелок ведет заградительный огонь, поливая из пулемета окрестности. Винт «Стакана» поднимает тучи пыли, пробитые пулями и осколками палатки срывает с растяжек и они хлопают на этом рукотворном ветру исполинскими крыльями упавших на землю птиц.

— Лейтенанта оставим, — распоряжается Киверов. — Не положено, конечно, да, боюсь, как бы…

Он не договаривает, наклоняется над ефрейтором. Мы вчетвером хватаем Егерденова и тащим его к вертолету, спотыкаясь о камни. Двухстворчатая дверца десантного отсека распахивается, нижняя ее часть оказывается всего в нескольких сантиметрах от земли.

— Анисимов, вперед! — командует Киверов, а когда Колька залезает, командует нам: — Подавайте! Быстрее, быстрее!

Мы с Григоренко задираем ноги Егеря вверх и суем их в отсек.

— Стоять! — орет, держащий бурята под мышки, Киверов. — Куда ногами?! Он же живой! Разворачивай!

«Нашел время для суеверий», — со злостью думаю я. Тем не менее, мы послушно вытаскиваем наполовину уже загруженного в вертолет Егеря, разворачиваем его, помогаем майору и Анисимову впихнуть расслабленное, резиновое тело внутрь. Лезем следом. Когда моя нога встает на железную ступеньку, я думаю только об одном — было бы очень обидно получить сейчас пулю между лопаток.

Пилот, вывернув голову, жестами показывает нам — закрывайте дверь! «Стакан» взмывает вверх с такой скоростью, что меня сбрасывает с узкой лавки на пол. Рядом валится Анисимов. Он хохочет:

— Как на качелях!

Егерь лежит чуть в стороне и улыбается, точно бамианский Будда. По-моему, он так и не понял, что произошло.

Киверов толкает в плечо Григоренко, протягивает ему фляжку.

— Слышь, парень, на-ка, махни. Тебе больше всех надо.

Григоренко ошалело смотрит на майора, берет пластиковую флягу в брезентовом чехле, снимает стакан-колпачок, наливает и пьет спирт как воду.

— Ну, и порядок в десантных частях! — скалит зубы Киверов. — Эй, орлы! Давайте и мы по маленькой…

Вертолет валится на бок, делая разворот. Сквозь квадратное окно с чуть выпуклым стеклом я вижу внизу наш лагерь, развороченные палатки, черный скелет выгоревшей БМДшки. На рыжем фоне четко выделяются темные тела мертвых духов, лежащие вокруг.

Пилот что-то говорит в микрофон. «Стакан» берет курс на Кабул. Киверов протягивает мне наполненный до половины стаканчик. Спирт теплый, почти горячий. Я с трудом глотаю и утираю рукавом выступившие слезы.

У Ми-24А просторная кабина с хорошим обзором. Летуны называют ее «веранда». Я, хватаясь руками за откидные сидения, перебираюсь за спину пилоту и смотрю вперед. Вертолет летит над долиной, по обе стороны высятся фантастически красивые оранжево-фиолетовые горы.

— Кто сообщение передавал? — кричит мне в ухо пилот.

— Какое? — не понимаю я и тут же спохватываюсь: — Наверное, лейтенант Чехов, комвзода!

— Вы ему ящик водки должны, не меньше, — пилот улыбается. — Он нас на частоте поймал, в воздухе. Мы на патрулировании в десяти километрах от вас были. База сразу добро дала. В общем, если бы не он… А где он, кстати?

Я мрачнею, тычу большим пальцем вниз.

— Там.

Возвращаюсь на скамейку, приваливаюсь головой к подрагивающему в такт работе винтов борту вертолета и закрываю глаза… Но поспать у меня не выходит. «Стакан» трясет, он ощутимо крениться, разворачиваясь. Вижу сосредоточенное лицо Киверова, напряженно вглядывающегося в окно. Майор что-то высматривает внизу. Вертолет с натугой ползет вверх — это чувствуется по тону усилившегося рева двигателей.

Анисимов и Григоренко спят. Егерь разговаривает сам с собой, блаженно улыбаясь. Перебираюсь поближе к Киверову, взглядом спрашиваю — что случилось?

— Караван! — кричит мне в ухо майор. — Уходит в горы! Летуны запрашивают разрешение на атаку!

Спрашиваю:

— Духи?

— Или контрабандисты, — кивает он в ответ и странно ежится.

Я задаю вопрос, который давно беспокоит меня:

— А что будет с телом лейтенанта? А Викулова? Что будут отправлять на родину?

Майор снова ежится, отвечает неохотно, сквозь зубы:

— Викулов сгорел, там только пепел. А вот с лейтенантом… Тебе лучше не знать, парень. Они, — следует кивок за окно, — считают это доблестью — отрезать у мертвого врага уши, нос, переломать руки-ноги… Твари, мать их! Одно радует: лейтенанту уже все равно…

«Стакан» закладывает вираж и увеличивает скорость. Неожиданно десантный отсек наполняется грохотом — это «работают» подвесные блоки, выпускающие неуправляемые авиационные ракеты С-5. Значит, вертолетчики обнаружили цель и «окучивают» ее.

Через какое-то время грохот стихает. Пилот поворачивает к нам мокрое от пота лицо и показывает большой палец.

— Накрыли, — говорит Киверов. — Ну и хвала аллаху, воздух будет чище.

Его слова глушит резкий звук удара. Вертолет подбрасывает в воздухе, точно автомобиль, попавший на полной скорости колесом в яму. Басовитый клекот двигателя сменяется неприятным воем. Проходит несколько секунд и мы начинаем резко терять высоту. Из «веранды» в отсек перебирается стрелок-оператор.

— «Игла», — кричит он в ухо Киверову. — Двигатель поврежден! Давление масла падает! Будем пробовать дотянуть до Чарикара. Если что, пойдем на экстренную. Держитесь!

Мы специальными ремнями пристегиваем Егеря к лавке, рассаживаемся сами. Я защелкиваю пряжку на животе и смотрю в окно. «Стакан» идет совсем низко, бурая пятнистая земля мелькает внизу со страшной скоростью. Самое печальное, что вертолет постоянно теряет высоту. Двигатели уже даже не воют — визжат, пытаясь удержать тяжелую машину в воздухе. В итоге им это не удается. Ми-24 чиркает брюхом о камни, потом как-то сразу, резко и грузно, оседает на землю и ползет по ней, издавая жуткий скрежет.

— Покинуть отсек! — орет, побледнев, стрелок-оператор. — Прыгайте!!

Киверов отстегивается, мы делаем то же самое. Майор распахивает дверцу. Я жмурюсь — в лицо бьет жаркий воздух, наполненный пылью. Мимо проносятся рыжие глыбы известняка. Прыгать придется прямо на них. Я бросаю растерянный взгляд на Киверова.

— Скалы! — он указывает вперед. Там, в сотне метров впереди и вправду скалы, отвесная стена, уходящая в голубое небо.

Я сижу у самой дверцы и мне, судя по всему, первым придется покинуть «стакан». Прыгать страшно. Подсознательно пытаюсь оттянуть время, спрашиваю: