Дар Шаванахолы. История, рассказанная сэром Максом из Ехо - Фрай Макс. Страница 36

— Так оно и есть, — спокойно согласился Лонли-Локли. — Рад, что ты это столь ясно осознаешь.

— Поэтому я вовсе не собирался выяснять, придурок ты, или нет, — вздохнул я. — Мне важно знать, способен ли ты на компромисс? Или это совсем уж поперек твоей природы?

— Поперек, конечно же. Но не природы, а всего лишь моей сегодняшней личности. И когда речь идет о вещах, по-настоящему важных, это не имеет значения.

— Ясно, — сказал я. И задумался.

С одной стороны, я был чрезвычайно доволен нашим разговором. Всегда радостно выяснить, что чужой поступок, казавшийся тебе демонстрацией слабости, на самом деле был проявлением силы, видимая покорность судьбе — следствием хладнокровного расчета, а душевная черствость — виртуозным самообладанием. Такого рода открытия я люблю больше всего на свете. И когда в результате приходится чувствовать себя полным идиотом, это кажется мне невысокой и более чем разумной платой за возможность в очередной раз убедиться, что все устроено гораздо сложнее и несоизмеримо лучше, чем я способен вообразить.

Все это было просто прекрасно. Однако ответа на вопрос, как бы этак исхитриться открыть Лонли-Локли тайну Незримой Библиотеки, не подвергая опасности библиотекарей, я так и не получил. Теперь сам не понимал, с какой стати решил, будто это автоматически станет ясно после того, как я выясню, с какой стати он тогда сидел в очереди за разрешением. Ну вот, выяснил. И что?

А ничего.

Обычно в сложных ситуациях я шел за советом к Джуффину. Но сейчас это было исключено. Потом я, кстати, не раз спрашивал себя, почему сразу, не задумываясь, решил любой ценой скрывать от шефа тайну Незримой Библиотеки. При том, что уж кто-кто, а сэр Джуффин Халли знает толк в компромиссах и, прямо скажем, не слишком дорожит буквой закона. Кому как не ему улаживать это дело ко всеобщему удовольствию? Умом я это прекрасно понимал, однако был тверд: пока возможно, Джуффину — ни слова.

Потом, много позже, я понял, что меня останавливало. Джуффин был совершенно непредсказуем, чем дольше я его знал, тем яснее видел, что никогда не смогу угадать, каким будет его следующее высказывание, решение, поступок. Я не сомневался, что шеф легко разберется с библиотекой и призраками, но совершенно не представлял, каков будет результат его вмешательства. Слишком много фактов, чужих интересов и обстоятельств, о которых я не имею ни малейшего понятия, он будет принимать в расчет, вычисляя идеальное решение. Но гораздо хуже было другое: Джуффин имел на меня колоссальное влияние. Я опасался, что даже если его решение поначалу покажется мне ужасным, шеф быстро меня переубедит. Я, как это обычно случается, приму его сторону, и вот тогда мои призраки останутся без малейшей надежды на защиту.

Другого потенциального советчика, Лойсо Пондохву, я совсем недавно собственноручно вызволил из его персональной тюрьмы и отпустил на все четыре стороны. Лойсо добился от меня, чего хотел, поэтому вероятность того, что он теперь найдет время мне присниться, была ничтожно мала. И потом, я так много говорил с Лойсо о самых разных вещах, что заранее представлял его ответ. «Сперва пойми, чего ты на самом деле хочешь, — вот что сказал бы Лойсо. — Защитить своих новых приятелей от своих же коллег? Облагодетельствовать друга, сделав его своим вечным должником? Или ощутить вкус настоящего одиночества, обладая тайной, недоступной всем остальным? — А потом, скорее всего, добавил бы: — Ну конечно, как я сразу не подумал! Больше всего на свете ты хочешь быть хорошим. Причем для всех сразу, включая Халлу Махуна Мохнатого, по чьей нечаянной милости в городе завелась куча мертвых книг». Вот что сказал бы мне проницательный Лойсо Пондохва, не имевший привычки щадить мое самолюбие. И был бы, конечно, кругом прав. А толку-то от его правоты.

А третьим мудрым советчиком был сам Шурф Лонли-Локли. И хорош я, конечно, был бы, если…

А собственно, почему нет. Пусть сам придумывает, как мне выкручиваться.

— Выяснив, способен ли ты на компромисс, я собирался принять некоторое важное решение, — наконец сказал я.

И снова умолк. Сформулировать проблему, не проговорившись по сути, та еще задача.

Лонли-Локли вопросительно приподнял бровь. Дескать, не тяни.

— Я так ничего и не решил, — признался я. — Только еще больше запутался. Вот сам посуди. Предположим, есть некая тайна. Сразу оговорю, что она не таит в себе угрозы — ни Соединенному Королевству, ни его жителям, ни даже их домашним животным. Птицы, растения, рыбы, моллюски и адепты Ордена Семилистника тоже в полной безопасности.

— Перечислять всех, кому не угрожает опасность, необязательно, — сказал сэр Шурф. — Я уже понял, что твоя тайна — самая безобидная в истории человечества. Даже не представляю, где ты такую откопал. Продолжай, пожалуйста.

— Смотри, как получается. Я очень хочу — нет, даже не так, считаю совершенно необходимым — открыть эту тайну тебе. То есть, своему другу Шурфу. Но никак не государственному служащему высшего ранга, сэру Лонли-Локли. Вот ему — ни в коем случае. Проще умереть, как любят говорить наши арварохские друзья.

— Понимаю, — кивнул он. — Действительно непростая ситуация. Скажи, пожалуйста, для тебя очень важно открыть мне эту тайну?

— Посмотри на меня, — усмехнулся я. — В каком виде я к тебе заявился. И в какое время суток. Еще вопросы есть? И учти, тебе это даже нужнее. Практически вопрос жизни и смерти. Собственно, поэтому я так извожусь.

— Интересные дела, — флегматично сказал Шурф. И, помолчав, спросил: — А что по этому поводу думает сэр Джуффин?

— Ничего не думает. Шеф не в курсе.

— Интересные дела, — повторил он.

Стороннему наблюдателю могло показаться, будто Лонли-Локли слушает меня только из вежливости. Но я-то видел, что он натурально лопается от любопытства. Хоть и непросто в это поверить.

— Значит так, — подытожил он. — Есть некоторая информация, которая, по твоему мнению, мне совершенно необходима. Однако разглашение этой информации чревато неприятностями с законом для какого-то третьего лица. И ты опасаешься, что моя потребность соблюдать правила может привести к печальным для этого лица последствиям. Так?

— Еще как опасаюсь.

— И, в общем, правильно делаешь. Подобная ситуация вполне возможна. Хотя вероятность ее далеко не столь велика, как ты наверняка воображаешь.

Лонли-Локли задумался. Наконец сказал:

— Не вижу особых проблем. Ты можешь наложить на меня одно из заклятий, препятствующих разглашению тайны. Нарушивший запрет немедленно погибает — в муках, или без, в зависимости от выбранного заклинания. Следовательно, у меня не останется выбора. И, как все лишенные выбора, я стану совершенно свободен — от чувства долга, принципов, служебных обязательств и, по большому счету, от самого себя.

— Ну ничего себе, — опешил я. — С чего ты взял, что я смогу?

— Я знаю, что ты еще никогда ничего подобного не делал. Но это как раз довольно просто. Я тебя научу.

— Так я же сейчас ни на что не способен, — напомнил я.

— Я тоже так думал. До тех пор, пока ты не вытащил сигарету из Щели между Мирами — машинально, в ходе беседы. А потом еще одну, для меня. Кстати, я прекрасно помню, что прежде эти действия отнимали у тебя гораздо больше времени и внимания. Следовательно, твои способности восстановились настолько, что о сорок шестой, или даже пятьдесят третьей ступени Очевидной магии — здесь, в непосредственной близости от Сердца Мира — можно не беспокоиться.

Мне бы его оптимизм.

— Все равно это как-то… — я замялся, не в силах подобрать точное определение, — чересчур ужасно. Накладывать на тебя заклятие, опасное для жизни, — нет, слушай, я так не могу.

— Есть альтернативное решение: пренебречь интересами неизвестного мне третьего лица и рассказать все, не накладывая никаких заклятий. Но я, конечно, не могу заранее твердо обещать, что непременно сохраню все в тайне. Это зависит от многих обстоятельств.

Я помотал головой.

— Так не пойдет.