Выбор оружия - Левицкий Андрей Юрьевич. Страница 13

— Вот. Я уже потом это сообразил. Значит, допустим, они к башне приехали, оттуда полезла эта штука и Турка с Рваным съела. Растворила то есть. Возле колес там кости лежали, правильно? А Медведь спасся — он же всегда везучий сукин сын был. Видно, им такая же паника овладела, как и нами, и он с перепугу грузовик бросил, пешком убежал. Наверное, напарники его рядом с машиной были, а он отошел куда-то… Получается, их сожрало, его нет. Грузовика лишился, но узнал про башню, секрет ее. Как про контролера узнал на пароме, а сам ему при этом не попался… Ну точно! — вдруг понял я. — Кристальные колючки!

Никита секунду глядел на меня, потом и до него дошло.

— Это когда Медведь у нас две штуки купил?

— Правильно, те, что мы возле Темной долины добыли. Колючки на поясе и помогли ему не попасть под влияние контролера, вот в чем дело. Почему он контролера не убил — не знаю, но, в общем, оставил тварь живой.

— Ну ладно, и к чему ты это все ведешь?

— Сам пока не знаю, надо подумать еще. Ты не лупай на меня глазами, а под ноги гляди. Что-то оно ненормально здесь…

— Чего ненормального? — спросил он, оборачиваясь.

— Ну ты сам не видишь? Болото от берега начинается, от воды. Там оно должно быть более топкое, нет? Дальше — суше становиться. А тут что? Наоборот…

— Вправду, — согласился он, сообразив наконец, о чем я говорю. — Странное дело.

Если поначалу земля под нами просто прогибалась, то теперь остающиеся позади следы тут же заполнялись грязной жижей. Дойдя до бетонных плит, уложенных «лесенкой» почти в человеческий рост высотой, мы остановились. Впереди высилась башня необычной формы, на верхушке виднелась радарная тарелка; по сторонам были угрюмые строения, не то бараки, не то склады армейские, между ними росли черные безлистые деревья. И все это — посреди натурального болота, не чета тому, по которому мы сейчас шли, — с тинистыми заводями между кочек и бочажков, с низкой осокой, растущей прямо из воды, с островками блеклой зелени.

, - Ух… — Пригоршня поежился, оглядывая все это. — Тускло как, а? Пожрать нам, что ли?

— А у тебя есть?! - обрадовался я.

— А то!

— Так что ж ты молчишь?

— Да где тут расположиться? И потом, Медведь близко…

— Поесть все равно надо. Давай наверх залезем и спрячемся там, — предложил я. — Поедим быстро, а заодно местность осмотрим.

С этими словами я стал взбираться на неровно уложенные плиты, шагая по ним, как по ступеням, и Никита полез следом. Мы улеглись на животы, чтоб не маячить, так что снизу нас было не разглядеть. Напарник расстегнул куртку — я увидел небольшой контейнер на его ремне справа и сумочку-кенгуру слева. Дзинькнув «молнией», он достал запаянный в пленку «малый спецпаек ограниченного миротворческого контингента».

— Вот что у меня вместо боеприпасов, — пояснил он, по привычке ножом вскрывая пакет, хотя я его учил, что там сбоку есть специальная полоска серебристая, которую надорвать надо. —

Это был европейский сухой паек: аккуратно нарезанный хлеб, брикетики спрессованной мясной стружки, крабовые палочки, четыре пакета фруктового желе, пара банок саморазогревающегося куриного бульона, что-то еще в цветастых обертках и упаковка жвачки. Я аж губами причмокнул: хорошо! В Зону чаще попадали украинские наборы, которые были гораздо хуже, — то хлеб в них заплесневелый, то сушеная рыба позеленела от старости. А такое, как Пригоршня достал, выдавали солдатам ооновских войск. Вообще украинских военных на Кордоне было немного, все больше российские да европейские, хотя последние никуда старались не лезть, сидели по своим базам и лагерям, обнесенным, будто тюрьма, колючей проволокой и оградой с пулеметными гнездами через каждые двадцать метров. Пригоршня позже меня в эти места попал, и когда я ему объяснял, что здесь по периметру в основном западные да еще российские вояки, удивлялся очень. Спросил:

— А чё, украинцев совсем нет?

— Почти. Откуда им взяться? — ответил я тогда. — Ну какая тут армия? Три генерала да рядовой, который им дачи строит? Потому тут наши все больше…

— «Наши», — передразнил он. — Москаль хренов. Тут теперь все — «наше» и все мы — «наши».

Я отрезал:

— А ты молчи, хохол, от тебя вообще пользы никакой, только сало на печи жрать умеешь.

Но в действительности у нас с ним на национальной почве трений не возникало, потому что Никита тогда правду сказал: Зона иначе равняет, по твоим истинным достоинствам и недостаткам, а не по тому, какого ты роду-племени. Тем паче обычно и не разберешь, кто украинец, а кто нет, потому что все на русском говорят одинаково, разве что у местных иногда легкий акцент бывает, «шокают» они и «гыкают».

В общем, хорошо, что у него заграничный паек оказался. Съели мы его быстро, после чего напарник открыл упаковку жвачки.

— Слушай, Химик, а ты разглядел, что это тогда из башни поперло? — спросил он.

— Нет.

— Но хоть думаешь что-нибудь?

— Думаю, это аномалия была, — сказал я.

— Чего? Какая аномалия, ты что несешь? Она ж двигалась и нас преследовала.

— Откуда знаешь, что преследовала? Может, ты ее просто включил, когда ту дверь открыл, и она сработала, расширяться стала, а после назад втянулась? Ну или проснулась… Ну, живая она.

Он застыл, не донеся до рта пакетик с желе.

— Да как же — «живая»? Аномалии не живые! Они… это… Я насмешливо глядел на него.

— Они такие…

— Какие?

— Ну, такой феномен, — неопределенно закончил Пригоршня.

— Ага. И вдруг та, что в башне пряталась, — живой феномен? Такой энергетический организм.

— Разумная аномалия? — не поверил он.

— Не обязательно разумная. Амебы, если в микроскоп смотреть, тоже разумными кажутся. Может, что-то вроде псевдоплоти…

Во время еды мы по очереди приподнимались, глядели по сторонам, но никакого движения ни разу не засекли, лишь вдалеке птицы иногда перелетали с дерева на дерево. Стояла тишина, только ворона каркала где-то — равномерно, тоскливо. Утро, а солнца не видно, свинцовая пелена затянула небо. За строениями висел густой пепельный туман. Зябко, влажно; дух от болота шел тяжелый и какой-то осенний, холодный.

Доев, я взял весло и полез вниз, но на середине остановился и спросил:

— Посмотри еще раз, ничего интересного не видно? Он достал бинокль, осмотрелся и тоже стал спускаться, глянув на ПДА.

— Не. Тихо, как тогда, возле башни. Давай радар обойдем и посмотрим в бараках? И за ними? Отсюда я не вижу, что там дальше. Может, конец этой базы, а может, и еще у них что-то построено. Надо Медведя наконец найти.

— Надо, — согласился я.

Обойдя башню, мы встали под ней.

— Не, не радар это, — объявил напарник.

— Ясное дело.

— Ты глянь, тут их четыре, тарелки эти, в разные стороны направлены. И потом, они ж решетчатые вон, на радарах не такие. Странная какая-то штука, я таких никогда не видел. И ты послушай — она ж работает!

Вслед за ним я прижался ухом к железной стенке башни и различил гудение: возможно, где-то в глубине постройки работал трансформатор. Я предположил:

— От кабелей каких-то подпитано подземных.

— Ну и что это, Химик? Ты ж ученый у нас, вот и объясняй.

Я пожал плечами.

— Понятия не имею. Хотя постройка интересная, конечно. Ладно, идем.

Дальше тянулось настоящее болото, и я решил, что пойду первым, поскольку у меня было весло, которым можно тыкать перед собой, чтоб не уйти ненароком в трясину по уши.

Через некоторое время я сказал:

— Слушай, куда мы вообще после этого дела собирались? К Курильщику назад, так? А ну посмотри, в каком он отсюда направлении.

Часы Пригоршни, в отличие от моих, остались целы, а там кроме обычного циферблата со стрелками еще и компас. Он поглядел и нахмурился.

— О! Это еще что за чертовщина?

— Что там? — спросил я, делая шаг к нему. Напарник показал часы. Слева на циферблате был небольшой ободок с тонкой стрелкой компаса, и она равномерно кружилась, будто кто-то медленно водил вокруг запястья магнитом.