Мужчина и женщина - Шоун Робин. Страница 5

— Разве ты не жаждала большего?

— Есть немалая разница между прикосновением мужчины и женской рукой, — бросила она, пародируя его прежний ответ.

— Арабские женщины вырезают нижние губы и женскую плоть у маленьких девочек.

Меган широко распахнула глаза. Она съежилась от ужаса. Мышцы сжались, отрицая правду его слов, противясь наступающему оргазму.

— Почему? — вырвалось у нее. — Как может женщина делать такое с малышками?! Как может женщина жить, никогда не познав наслаждения?!

— Такова традиция, — пояснил он. Мозолистый палец сначала осторожно потер левую сторону ее клитора, а потом и правую. — Таков старинный обряд вторжения.

Пламя пожирало Меган.

— Таким образом, женщина думает не о собственных желаниях, а о нуждах мужчины.

От его пальца исходил жар. Его голос был холоднее, чем скованное зимой болото. Меган слушала со всевозрастающим страхом, пока нарастающее наслаждение лизало ее языками огня. В Аравии мужчин, охраняющих гаремы, называют евнухами. И по слухам, их лишают мужского достоинства, чтобы они безоговорочно служили малейшим прихотям своего, господина, забывая о собственных желаниях. Горячая жесткая рука легла на ее ягодицы. Меган затряслась мелкой дрожью.

Он затрепетал.

А может, она все перепутала и дрожала сама, балансируя на грани самого сокрушительного оргазма в своей жизни.

— Ты стала еще тверже, — заметил он.

И стал вспоминать о странных ритуалах, способах, которые не могли присниться даже во сне. Его настойчивый палец тер и скользил… левая сторона… самый кончик… правая сторона… снова набухший кончик. Удовольствие от его прикосновений, казалось поистине пугающим.

— Пожалуйста, остановитесь. Он отказался подчиниться.

— Значит, ты лгала мне, утверждая, что ни один мужчина еще не приводил тебя к оргазму таким манером?

Меган напряглась.

— Нет, не лгала.

Она единственный раз сказала не правду, позволив арабу поверить, будто перед ним именно та проститутка, которую привел владелец гостиницы.

— И мои прикосновения тебе нравятся?

— Да.

Она и представить не могла, что мужские ласки могут доставлять столько удовольствия.

— Тогда я не остановлюсь, пока ты не достигнешь наслаждения, чтобы мы оба проверили, действительно ли мужские пальцы способны удовлетворить женщину не хуже мужского жезла.

Меган сжалась. И тьма неожиданно взорвалась, и вместе с ней — Меган. Задыхаясь, падая, цепляясь за пустоту.

Скрип кровати. Ноги, оседлавшие ее бедра. Волна энергии нахлынула на нее, поглотила, пульсируя собственной жизнью.

— Я ощутил твою разрядку, — охнул Мохаммед. Сильная рука сжала ее левое бедро, один палец был все еще смочен ее соками.

Меган пыталась отдышаться, втягивая ноздрями исходившие от него миндальный аромат и пряный запах кожи. Ее левое колено зарылось в толстую шерсть, правое — терлось о грубую хлопчатобумажную простыню. Крохотные толчки еще не улегшегося землетрясения пробегали по ее телу; прохладный воздух овевал обнаженные складки лона.

Она была открыта, полностью доступна. Розовые лепестки распустились, охраняя ворота в зияющий грот. Тяжелые мускулистые бедра прижались к ее ягодицам, на них не было ни единого волоска. Твердая плоть соединяла их тела. Плоть, не имевшая ничего общего с мужским пальцем. На ощупь она казалась резиновой.

Резиновое копье с большим квадратным наконечником.

— Тебе не хватает мужского жезла внутри? — допытывался он. — Удовлетворилась бы ты одними касаниями, если бы знала, что мужчина может дать только это и ничего больше?

И тут она отчего-то поняла, что это его потребность всего секунду назад подхватила ее, поглотив ее желание. Пусть он отрицает, что тоже нуждается в разрядке: его тело утверждало иное.

— Да, — выдавила Мег, с жадностью глотая воздух. Он дал ей куда больше, чем она получала когда-либо. — Мне этого было бы достаточно!

Но ему было мало. Ах, сколько же боли в душе ее араба! Она не хотела, чтобы он страдал. Только не этой ночью.

Меган сама претерпела немало за всю свою жизнь. Арабу. Кажется, тоже пришлось нелегко.

Она мерно дышала, пытаясь успокоить сердцебиение и разгулявшиеся нервы и сказать то, что давно просилось на язык. Те слова, которые необходимо сказать.

— Я не осуждаю тебя, Мохаммед.

— Неужели?

Его затянутое в резину мужское достоинство чуть заметно подрагивало. Ее лоно сжималось в мелких судорогах.

— Именно так, — подтвердила она и протиснула руку между их телами, чтобы дать ему то же наслаждение, которым он одарил ее.

— Не смей! — процедил он.

Все в нем было жестким, как железо: голос, бедра, плечи, пальцы, державшие ее правую руку, плоть в резиновой оболочке. От чего бы ни страдал Мохаммед, бессилием это не назовешь.

— Ты сам сказал, что хочешь показать мне, как ублажить женщину, — ничуть не смутившись, напомнила она.

— Не для этого я купил тебя.

— Именно для этого, — настаивала Меган, втайне удивляясь, откуда у нее берется смелость протестовать. Из-за полученного удовольствия? Или тех наслаждений, которые он, по всей видимости, тоже хотел испытать?

Его пальцы сомкнулись на ее запястье: завтра на нежной коже появятся синяки.

— Не желаю, чтобы ты знала.

— Что именно? Насколько ты тверд? — дерзко выпалила она. И почувствовала, как он удивлен. Сознание собственной силы переполняло ее. Завтра она сгорит со стыда, будет убита сознанием собственной наглости. Только не сегодня ночью.

Она медленно провела кончиком пальца по раздувшейся головке, пульсирующей под грубым резиновым чехлом.

— Ты не хотел, чтобы я знала, какой он большой? — выдохнула она.

— Не разыгрывайте из себя шлюху, мадам, — последовал резкий ответ.

Меган на мгновение застыла.

— Я — та, кто есть, не больше и не меньше.

— Незачем лгать, чтобы успокоить мое оскорбленное тщеславие.

И тут до нее дошло, что он отвергает не ее ласки, а собственное тело.

— Заверяю, сэр, я не лгу. Никогда раньше я не встречала такой огромной мужской плоти.

Прошло несколько бесконечных секунд, пока Мохаммед взвешивал правдивость ее слов. Все это время ее запястье оставалось в стальных тисках. Он хотел верить. Он боялся верить.

— Ты не находишь меня… неприятным… отталкивающим? — выпалил он, явно считая себя омерзительным.

— Ни в коем случае, — твердо ответила Меган. И вынудила себя спросить:

— А вы? Я вам не отвратительна?

— Женское тело не может быть отвратительным. Облегчение было почти непереносимым.

— Так же как и ваше, — поклялась она.

Мохаммед с тихим шипением выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.

— Не знаю, сумею ли я удовлетворить женщину.

— Клянусь, я более чем удовлетворена.

— Не представляю, сумею ли сам найти удовлетворение в женщине.

— Если соизволите отпустить мою руку, сэр, скоро получите ответ.

Звук их слившегося дыхания вдруг прервался, даже прибой, казалось, на секунду смолк. Он разжал пальцы и тут же возобновил свой бесконечный ритм нападения и отступления.

Меган, склонив голову, пыталась рассмотреть длинный толстый отросток, лежащий на ее ладони.

Но видела лишь темный провал, разделявший их тела, и сознавала собственную неумелость. Никогда до этой минуты она не насаживала себя на мужское копье. Мысль об этом была одновременно унизительной и опьяняющей.

Она осторожно подвела его к своему лону. Их обдало жаром, он взмок от пота. Мохаммед сжал ее руку, помогая, поощряя, ободряя… Он стиснул ее правую ягодицу. Пальцы утонули в глубокой расселине. Ее разверстое лоно горело, как в огне.

Вместе они нашли ее портал. Вместе они ввели напряженную мужскую плоть в ее открытую женскую плоть. Меган не могла дышать, не могла двигаться.

Пот капал со лба, носа, лился на его грудь. Чей пот? Его или ее?

За все двадцать восемь лет супружества Меган ни разу не испытала подобной близости. Она, почтенная вдова, обхватила колени мужчины, ощущает его дыхание, и его чресла слиты с ее лоном. Вместе они делят пот, руки сцеплены, тела соединены.