Одинокий орел по имени Бернардо - Гордон Люси. Страница 28

— Но ведь на самом деле ты так не считаешь, — тихо пробормотал он.

— Думаешь? Почему же я не могу так считать? Помнишь, что ты написал в записке? «Я умею приносить только боль». Это правда. Но я была слишком тупой, чтобы понять это. Нам лучше бы оставаться чужими.

— Теперь нам уже никогда не быть чужими, — спокойно заметил он.

— Почему? Потому что у меня будет твой ребенок?

— Не только. Есть такое, чего мы не можем забыть. Я пытался забыть. Ночь за ночью старался стереть из памяти, что ты для меня значишь. Но не смог. Если бы ничего не случилось, я бы все равно вернулся умолять тебя о прощении. Просить начать все снова.

— Слова, — вздохнула Энджи.

— Это значит, что ты не веришь мне?

— Не знаю, — хрипло проговорила она. — Я знаю только одно: слишком поздно для слов. Когда-то я так хотела выйти за тебя замуж. Теперь я знаю: выйти за тебя замуж было бы фатальной ошибкой. Бернардо, пожалуйста, уходи.

— Я уйду, но это не конец. Сегодня мы ни о чем не договорились. Так легко я тебя не брошу.

Она проводила его глазами, когда он шел к двери и напоследок оглянулся и встретился с ней взглядом. Она вытерла слезы и обнаружила, что ничего не чувствует — слишком устала. Этот разговор мог бы измучить ее. Но не измучил, потому что она уже была выжата как лимон. Ей хотелось только одного — лечь и уснуть. И больше не думать и не чувствовать.

Энджи понимала, что проблемы, с которыми она столкнулась в городе, будут лишь усугубляться. Так и вышло. В Монтедоро все догадывались, что Бернардо — отец ее ребенка. И вот он вернулся.

— Они не сомневались, что он собирается сделать из меня «честную женщину», — с горечью рассказывала Энджи встревоженной Хедер, которая навестила ее.

— А он что, не собирается?

— Ох, он хочет. Это я не хочу делать его честным мужчиной.

— Вы оба загнали себя в тупик. Выход может найти только Баптиста, как это случилось со мной. — Хедер похлопала себя по животу. Она на три месяца обгоняла Энджи, у которой беременность еще не была видна.

— По-моему, даже Баптиста вряд ли тут может помочь, — тихо сказала Энджи.

— Пожалуй, пока Бернардо не попросит ее, — согласилась Хедер. — А он не хочет. Ты же знаешь, какой он.

Когда в городе сообразили, что Бернардо вернулся, но не объявил о немедленной свадьбе, люди начали с подозрением смотреть на Энджи, хотя осуждать пока что не решались — она была слишком популярна.

Бернардо сказал, что он ее не бросит, но вроде бы держался на расстоянии. Однажды вечером она вернулась с позднего вызова и нашла его у своего парадного входа. Он стоял, прислонившись к двери. Энджи слишком устала, чтобы спорить, и позволила ему войти.

— Где Джинетта? — спросил он, оглядывая пустой дом.

— Мать заставила ее уйти от меня.

Он вдруг вспомнил, что у его матери все служанки были среднего возраста. Ни одна мать не могла позволить дочери работать у городской prostituta.

— Тогда надо найти ей замену, — сказал он.

— Одна или две монахини помогают мне. Они замечательные. Но есть и такие, что близко ко мне не подходят.

«Мы не такие, как другие люди, из-за твоего отца, — говорила ему его мать. — В городе есть люди, которые и близко ко мне не подойдут. К тебе — да. Ко мне — нет».

Он попытался вспомнить, шпынял ли его кто-нибудь в городе за то, что он, не женясь, сделал ее беременной. И не вспомнил. Шпыняли только ее, хотя и не в полную силу, поскольку нуждались в ней. Им нравилось брать у нее, ничего не давая взамен. Его охватила ярость и сделала жестоким.

— Почему это тебя беспокоит? — холодно спросил он. — От этого ведь не зависит твой кусок хлеба.

Он еще не договорил фразу, как ему стало стыдно. Слабое, болезненное выражение мелькнуло на ее лице.

— Это правда, — согласилась она.

— Прости меня, — нежно прошептал он. Она не ответила. Он опустился на колени рядом с ней и взял ее руки. — Прости меня. Я не должен говорить тебе такое.

Она улыбнулась. Но он знал, что она еще очень далеко от него.

— Я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — предложил Бернардо.

— По правде, я не…

— Ты будешь есть, — твердо объявил он. — Ты должна сохранять силы. И возможно, — он на мгновение положил руку ей на плечо, — ты сделаешь это, чтобы доставить мне удовольствие.

В какую-то минуту ей захотелось прижаться щекой к его руке. Но рука исчезла, прежде чем она успела пошевелиться.

Она слышала, как звенели кастрюльки в ее маленькой кухне. Потом восхитительный запах окутал ее. Конечно, Бернардо умел готовить. Ведь он жил по принципу — ни в ком не нуждаться. В данный момент она порадовалась его умению.

Она сняла плащ. Бернардо тотчас взял его и повесил на плечики. Он не улыбался, не говорил ласковых слов, но руки у него такие нежные и такие твердые.

— Теперь садись, — сказал он.

— Позволь, я накрою на стол.

— Я накрою на стол. Ты будешь делать, что тебе сказано.

Какое блаженство вот так ждать. Она сидела в сонном оцепенении. А он постелил клетчатую скатерть, положил ножи и вилки, поставил тарелки, соль, перец, бокалы.

— Мне вина не надо, — предупредила Энджи. — Не надо, пока я беременная.

— Что ты пьешь?

— Чай. Чайник найдешь там.

Он положил на тарелку пасту с сардинами, она нашла их потрясающими. Он ел вместе с ней, но очень мало. Он не спускал с нее глаз, убеждаясь, что она уплетает за обе щеки. Время от времени он отходил к плите, чтобы проследить за мясными фрикадельками для следующего блюда. И приготовить чай.

Это было ужасающе. Бернардо никогда раньше не заваривал чай.

— Я что-то сделал неправильно? — спросил он, увидев ее невольную гримасу.

— По-моему, вода не закипела.

— Я приготовлю снова.

Несмотря на ее протесты, он настоял, что должен научиться правильно заваривать чай. Она с нежностью наблюдала за ним, сердце тихо ныло. Бернардо такой невыразимо дорогой, такой близкий… И такой далекий.

— Этот хороший, — наконец, улыбаясь, сказала она, сделав глоток чая.

— Такой заваривают англичане? — он недоверчиво смотрел на нее.

— Такой завариваю я. Ну, почти.

Оба улыбнулись. На мгновение барьеры упали.

— Энджи…

Задребезжал дверной колокольчик. Бернардо опустил руку, протянутую к Энджи. Беззвучно ругаясь, он шагнул к двери.

— Что тебе здесь надо? — спросил он у Нико Сартоне.

— Маленькое дельце. Рецепт. Доктор обещала. — Сартоне отвратительно улыбался и словно маслом поливал свой путь в комнату. — Синьору Фарани мазь нужна сегодня. И вы, доктор, обещали послать мне рецепт…

— Ах, да. Простите, выскользнуло из памяти, — устало проговорила Энджи. — Минутку.

— А. ты не мог напомнить ей завтра? — рявкнул Бернардо.

— Но мазь нужна сегодня, — с той же улыбкой пролепетал Сартоне. Глаза у него, словно у ящерицы, бегали по комнате.

— Натер бы его мазью сегодня, а завтра получил бы бумажку. — Бернардо еле сдерживал гнев.

— Дать больному рецептурное средство без рецепта? — Сартоне сделал большие глаза.

— Это мазь от экземы для человека, которого ты знаешь многие годы, — с подавляемой яростью прошипел Бернардо. — Несколько часов ничего бы не изменили. И не говори, будто ты не делал этого сотни раз раньше.

— Только с доктором Фортуно, — по-прежнему улыбаясь, объяснил Сартоне. — С новым доктором такого не бывало.

— Вот рецепт. — Энджи быстро вышла из комнаты. — И пожалуйста, передайте синьору Фарани мои извинения.

— Да. Боюсь, он не очень доволен вами, — с ядовитой ласковостью проговорил Сартоне.

— Убирайся вон, — тоже ласково сказал ему Бернардо. — Убирайся, пока цел.

Глаза рептилии перебегали с Энджи на Бернардо. Улыбка Сартоне стала совсем тошнотворной.

— Спокойной ночи, signore, — твердым голосом сказала Энджи.

Сартоне поспешно выскользнул из дома.

— Наверно, тебе тоже пора, — напомнила Энджи.

— Мне? Пора? Я думал…