Взгляд с наветренной стороны - Бэнкс Иэн М.. Страница 17

Уороси шептала что-то прямо ему в ухо, и он заснул. И она снова ушла. А он вновь и вновь пытался вернуть ее.

– Уороси!

Пришли Невидимые с тяжелым вооружением. Должно быть, и с кораблем. Возможно, с эскортом. «Зимняя буря», конечно, попытается остаться незамеченной. Они ждали флаер, который Должен был вернуться за ними. Потом обнаружение, атака, потеря всего. Безумие, вспышки разрывов, атаки лоялистов. Огонь, осколки. Они бежали под стеной дождя, здание за ними полыхало, клонилось и падало, превращаясь в сияющий шлак. И всюду была ночь, и они были одни в этой ночи.

– Да оставь его!

– Мы просто…

– Прекрати и делай, что тебе говорят, сука, а не то я размозжу тебе голову, понял? Если он жив, то мы потребуем за него выкуп, а если мертв, так он все равно лучше, чем вы оба, вместе взятые, с вашими куриными мозгами! Так что убедитесь, что он жив, и мы отправим его в Гольш, а не то, сами отправляйтесь за ним на небеса!

– Убедиться, что он жив!? Да посмотрите на него! Его счастье, если он хотя бы одну ночь переживет.

– А все-таки приведите ваших поганых медиков, и пусть они проверят это. А пока вы сами. Тут. И немедленно. Индивидуальный пакет. Быстро! Клянусь, если он выживет, вы получите повышенный рацион. И ничего не брать.

– Но мы тоже хотим долю выкупа, а?

Они скатились в кратер, и их тут же, заставив зарыться лицами в грязь, накрыл колоссальный взрыв. Этот взрыв уничтожил бы их, если бы не скафандры. Что-то врезалось в его шлем, и слепящий свет залил щиток. Квилан рванул шлем прочь, и тот укатился в лужу на дне кратера. Еще взрыв, и снова соленый привкус грязи на губах.

– Эй, ты, Данный, куча дерьма с костями!

– А это что?

– Хрен его знает. Разрушитель, уже без турели, исходящий дымом и оставивший половину гусеницы на склоне, натужно рыча, пытался вползти в кратер… Уороси заметила это первой и, дико закричав, попыталась оттащить Квилана, но инстинктивно отпрыгнула, когда машина накрыла его. Он заорал, чувствуя, как вся тяжесть махины вдавливает его в землю, как ноги запутываются в железе, как ломаются кости, разрывая мускулы и кожу…

Потом он видел, как взлетел флаер, унося ее на корабль – в безопасность. Все небо вспыхивало огнями, уши звенели от разрывов. Разрушитель сотрясался при каждом взрыве, и каждое движение заставляло его кричать от боли. А дождь все шел и шел, заливая лицо, скрывая слезы. Вода в кратере поднималась, предлагая ему различные варианты смерти. Но вот очередной взрыв в горящей машине снова заставил землю содрогнуться, воздух побелел, и все вокруг оказалось в узком туннеле. Одна сторона кратера рухнула, нос разрушителя совсем зарылся в землю, закрутился, ревя, и чуть-чуть, слегка, освободил его ноги.

Квилан попытался подтащить свое тело, словно чужое, на руках, но не смог. Тогда он возобновил попытки освободить ноги.

На следующее утро разведка Невидимых нашла его в полубессознательном состоянии, среди осколков и вырытых ногтями ямок, свидетельствовавших о том, как он пытался освободиться. Один из разведчиков несколько раз пнул его ботинком по голове и приставил к виску дуло, но у Квилана еще хватило сил и соображения назвать им свой чин и титул, и потому они вытащили его из грязных железных объятий и засунули в какую-то машину, полную мертвых и умирающих…

Повозка с выбитыми дверьми, и совершенно не приспособленная для такого количества пассажиров едва ползла. Кое-как отерев с глаз кровь, он видел, как плывет под ним и остается позади равнина Фелен. Вся она была выжженной и черной, насколько хватало взгляда, и только порой на горизонте слабо поднимался дымок. Низкие серые тучи едва не касались земли, и то и дело из них, словно дождь, падал жирный мягкий пепел.

Настоящий дождь возобновился лишь однажды, когда повозка оказалась в низине, буквально плавая в мутном потоке грязи, заливавшей все ее отсеки. Его подняли, заставив застонать, и кое-как усадили на боковую скамью. Квилан смог даже повернуть голову и приподнять одну руку, после чего в бессильной тоске увидел, как трое умирающих из последних сил боролись с заливающей их водой. И он видел, как они проиграли эту битву. Он и еще кто-то закричали, но их никто не услышали.

Повозка карабкалась, пытаясь вырваться из водного плена, мотаясь из стороны в сторону. Вода плескалась в отсеках, то обнажая, то пряча головы захлебнувшихся и облизывая его колени. И тогда он решил, что спасен лишь для того, чтобы еще раз увидеть Уороси. И действительно, скоро они выбрались из топи и медленно потащились дальше.

От жара двигателей вода скоро испарилась, оставив после себя лишь густо покрытые пеплом мертвые тела.

Они с трудом объезжали многочисленные воронки, перебрались через пару понтонных мостов, то и дело застревая в потоке других машин, несколько раз низко над ними пронеслись самолеты, и с их крыльев тоже сыпались пыль и пепел. Но повозка упрямо двигалась вперед.

За ним присматривали два ординарца, явно из Неслышимых – была такая каста, которая, по понятиям лоялистов, стояла выше Невидимых. Эти двое испытывали к нему странное чувство; с одной стороны – облегчение от того, что он не отдал концы и тем самым давал им возможность получить куш от выкупа; с другой – жалость от того, что он все-таки не сдох. Он же про себя называл их одного Говном, другого Пердуном, и даже гордился тем, что не знает их настоящих имен.

Квилан грезил в полубеспамятстве. И чаще всего ему мерещилась Уороси, будто бы не знавшая, что он выжил. И когда он вдруг являлся перед нею, она приходила в неописуемый восторг. И Квилан все пытался представить себе выражение ее лица после этого, и не мог.

Но, конечно, подобного случиться не могло. Если бы они поменялись местами, то он, как, наверное, и она сейчас, сделали бы все возможное, чтобы узнать, где каждый из них находится и как себя чувствует. И он бы никогда не поверил, что она погибла. И она сейчас не верит… конечно же. А потому она найдет его сама или ей сообщат, что он жив. И потому ему никогда не увидеть того выражения неожиданного удивления на ее лице. И все же Квилан упорно продолжал воображать это удивление и проводил за этим занятием часы, а повозка все скрипела, подпрыгивала и тряслась через выжженную равнину.

Когда он смог говорить, то сообщил ординарцам свое имя, но они, кажется, не обратили на это особого внимания. Их интересовало лишь то, что он был дворянин, в дворянском облачении и с дворянским вооружением. Так что имя его уже не играло никакой роли. Он бы мог попросить их связаться с начальством и передать сведения о себе, чтобы Уороси скорее нашла его, но какая-то инстинктивная животная часть старого вояки сопротивлялась этому. Сопротивлялась потому, что жив-то он, конечно, жив, но что от него осталось – неизвестно. И каким он теперь явится к ней – тоже непонятно. К тому же, он слабел день ото дня и мог умереть в любую минуту, так что обмануть ее сообщением, которое в любую минуту может оказаться ложным, он тоже не хотел.

Это было бы слишком жестоко: сначала узнать, что он выжил несмотря ни на что, а потом получить сообщение о его смерти от ран. И Квилан молчал.

Если бы у него была хотя бы малейшая возможность заплатить сейчас же выкуп или хотя бы деньгами ускорить эту поездку, он не остановился бы ни перед какой суммой, но денег у него не было, а силы лоялистов отступили, чтобы перегруппироваться во внутреннем пространстве Чела. Но это временно. Скоро Уороси все равно будет здесь. С ним. Живая. И он продолжал представлять себе это выражение счастья на ее лице.

Затем Квилан впал в кому. Впал еще до того, как они добрались до руин города Гольш. Выкуп и обмен произошли уже без его участия. А еще через три месяца закончилась война, и он снова оказался на Челе. И сразу же узнал, что «Зимняя буря» уничтожена… И Уороси погибла…

Квилан покинул этот корабль рано утром, когда задымился горизонт и сочный красный свет омыл три больших судна. Вслед за этим над ними замелькали стаи самолетов поменьше.