Меч тамплиеров - Кристофер Пол. Страница 35

— Три года? — вмешалась Пэгги, ничего не понимая в их быстрой перепалке.

— Воинская повинность, — сказал подполковник.

Он злился на себя. В особенности на собственную неприязнь к израильскому профессору, возникшую из-за его улыбочек.

— Немного больше, — покачал головой Вануну. — Восемь лет. Хель Модиин. АМАН. ¹⁰⁷

— Армейская разведка, — уважительно произнес Холлидей. Наконец-то Раффи сумел произвести на него впечатление.

Профессор бросил на Джона пристальный взгляд и откинулся на спинку кресла.

— Вы много знаете о вооруженных силах, мистер Холлидей.

— Док Холлидей. И подполковник. Я преподаю военную историю в Вест-Пойнте.

— Тогда вы главнее меня, — снова усмехнулся профессор. — Я дослужился всего лишь до майора. — Он рассмеялся. — Может, нам стоит сравнить докторские дипломы? Посмотрим, кто раньше получил ученую степень.

— Думаю, не стоит, — покачал головой Холлидей. — Если вы служили в АМАН, то, возможно, смогли бы потянуть кое-какие ниточки, чтобы облегчить нам доступ в замок?

— Возможно, и мог бы… Если заглянуть в несколько кабинетов. Но как я объясню ваше желание попасть в Пелерин? Американские туристы ищут сокровище? — Он скривился. — Нет, в самом деле, Док? Боюсь, ничего не получится.

— Мы не ищем сокровища, — твердо сказала Пэгги.

— А что? Рыцари-тамплиеры, послание, закодированное в рукояти меча, монах-цистерцианец, а вокруг крутятся германские неонацисты… Стихотворение неясного содержания вместо карты… Кого вы предполагаете взять на главную роль? Николаса Кейджа или Харрисона Форда? Нет, я не знаю…

— Я согласен, история звучит несколько фантастично… — вздохнул Холлидей.

— Наверное, я должен был бы поинтересоваться подробностями, но не уверен, что хочу.

Подполковник задумался. В голосе профессора промелькнула нотка любопытства. Пока еще несмелая, но многообещающая. Осталось немного дожать, и здоровый интерес исследователя победит в душе Раффи все иные чувства.

— Ну, пожалуйста, помогите нам, — умоляюще произнесла Пэгги, стреляя в Вануну улыбкой, которая способна освещать темную комнату по меньшей мере неделю.

Это оказалось той самой соломинкой, что сломала спину верблюду.

— Хорошо, — кивнул профессор. — Я подумаю, чем вам помочь.

Два дня спустя они мчались под знойным израильским небом по автобану из Иерусалима в направлении Тель-Авива. «Шоссе № 1», как официально именовалась дорога, предназначалось для скоростного передвижения и позволяло попасть из одного города в другой всего лишь за час.

Вануну вел древнюю, местами ржавую «тойоту лендкрузер» словно летчик-истребитель, выделывая иммельманы ¹⁰⁸ и бочки в плотном потоке спешащих автомобилей, и успевал в то же время поддерживать глубокомысленную беседу о путешествиях, рассчитанную в основном на внимание Пэгги, которая пристроилась на тесноватом заднем сиденье. Холлидей занял место впереди, стараясь не допустить дальнейшего потепления отношений между Пэгги и профессором, но теперь жалел о своем решении. После нескольких рискованных маневров подполковник вспомнил брата Тимоти и его вопрос о вере в Бога. Несмотря на то что никогда не чувствовал себя ревностным христианином, Джон шептал слова молитвы, в сложившейся ситуации задумываясь, кому же отдать предпочтение: Христу, Иегове или Аллаху.

Обогнув Тель-Авив по объездной, израильский профессор свернул на старое разбитое четырехполосное шоссе, ведущее на север, в Хайфу. Его проложили вдоль древней прибрежной дороги пилигримов, которые проторили путь из Акры в Святой город.

Вдоль крутых склонов горного хребта Кармель с правой стороны и ровной зелени хлопковых полей по левую руку, в долине, что в незапамятные времена стала колыбелью финикийского государства, Вануну вел грохочущую колымагу еще три четверти часа. В конце концов они достигли развилки у города Атлит и повернули к морю. В нескольких милях севернее сквозь знойное марево виднелись предместья Хайфы, карабкающиеся на отроги Кармеля и охватывающие выгнутый, подобно ятагану, Хайфский залив.

Здесь дорога стала пустынной, и Холлидей почувствовал, что теряет ощущение времени. Куда девался двадцать первый век с его суетой, автомобилями и самолетами? Рыцари в сверкающих доспехах и белоснежных плащах ехали по тропе на огромных дестриерах. ¹⁰⁹ Трепетали, играя с ветром, флажки на копьях. Паломники устало волочили ноги рядом с вьючными лошадьми, а лорды и леди скучали в ярко разрисованных крытых повозках. Взбитая тысячами копыт и подошв пыль висела в горячем воздухе, будто туман.

Железнодорожный переезд, который «тойота» с грохотом преодолела, прогнал наваждение. Вануну свернул на узкую грунтовку с глубокой колеей. Она змеилась между извилистым берегом моря и болотистой пустошью, где три скучающих фламинго вяло ковыряли клювами тину в поисках пропитания. Позади болота виднелся какой-то трубопровод, заканчивающийся серым промышленным зданием за бетонным забором.

Темные, дышащие холодом руины замка Пелерин выросли перед ними, словно осколок далекого прошлого. Остатки родового гнезда Келлерманов из окрестностей Фридрихсхафена по сравнению с ними выглядели крошечными.

Вануну притормозил на обочине, и они выбрались под палящее солнце. Для похода в развалины профессор облачился в старые, потертые штаны и футболку с надписью «Археологи роются в грязи», а Холлидей и Пэгги в джинсы и футболки «Не грусти, будь евреем», купленные накануне в мусульманском квартале Иерусалима. Головы защищали бейсболки с длинными козырьками и эмблемами Еврейского университета.

Прямо перед путешественниками выдавался в море небольшой скалистый мыс приблизительно три четверти мили длиной, а на нем высился замок, словно приземистый маяк на фоне сапфирно-синих средиземноморских волн.

— Срань Господня… — пробормотала Пэгги.

— Весьма емкий эпитет, — рассмеялся профессор. — Они вырыли ров сорок футов шириной, полностью отделяющий полуостров от материка. Его при необходимости можно было заполнять морской водой. На той стороне некогда возвышалась крепостная стена, сложенная из блоков известняка. Шестнадцать футов толщиной и почти сто — в высоту. И все это построено вручную — вряд ли использовали технические приспособления сложнее тачки. Работали добровольцы, в основном пилигримы, направляющиеся в Иерусалим. На все строительство потребовалось чуть больше шести месяцев.

«Довольно быстро для Средневековья», — подумал Холлидей, а Вануну тем временем продолжал рассказ:

— На голой скале перед стеной были построены три башни — две по краям и одна в центре. Единственный путь, по которому можно было миновать стену и защитные башни, — узкий проход, изогнутый таким образом, что не проходил ни один таран, а следовательно, ворота не могли разбить. Внутри замка располагались жилые помещения, часовни, склады. В общем, все, что необходимо для жизни четырехтысячного гарнизона. Это если считать прислугу и мастеровых. По тем временам крепость вполне могла считаться неприступной. Для снабжения продовольствием на случай осады здесь имелась собственная небольшая гавань, а водой обитателей замка обеспечивали три артезианских колодца, а кроме того, от гор Кармель был проложен желоб, по которому талая вода весной наполняла небольшой бассейн.

— А не было ли здесь более раннего укрепления? — спросил Холлидей.

Рейнджер что-то припоминал, но смутно.

Слушая пояснения профессора, они подошли к старому рву по тропинке, вьющейся между щетиной сухой травы и песчаными бугорками.

— Да, — кивнул Вануну. — Совсем маленькая застава Ле-Дестриот. Но она обветшала и пришла в упадок гораздо раньше, чем построили Пелерин. Еще раньше тут причаливали корабли римлян, а еще раньше, почти за две тысячи лет до того, в гавани стояло поселение финикийцев. Когда тамплиеры копали котлованы под фундаменты зданий, то нашли клад — финикийские золотые монеты. Их оказалось достаточно, чтобы полностью финансировать строительство замка.