Эксцессия - Бэнкс Иэн М.. Страница 31

Вслед за этим все девять сброшенных наноракет тоже должны были быть перехвачены эффектором, прежде чем успеют детонировать.

При любом повороте дел вы будете думать, что это мои послания в бутылках, и это лучшее, что я мог придумать, – подумал Сисл Ифелеус 1/2, расщепляя сердечник с его сдвоенным внутри мозгом. Сердечник мигом лишился энергии. Ничего живого не осталось внутри него. На оплакивание, цветы и траурные марши времени не было. Он переустроил свои внутренности, переместив сердечник к внешней стороне, затем позволил телу вернуться в нормальное положение. Сердечник он пропихнул обратно, в разбитый кожух, засунул на самый верх задней панели, туда, где висело в реакторе все то, что уже не подлежало восстановлению. Затем он позволил сердечнику свалиться в лилово-синюю плазму и побрызгал радиацией выхлопов наноракет: они вспыхнули и дезинтегрировались, оставив за кормой светящийся огненный след.

Лазер, нацеленный на дрона, теперь был настроен в спектре рентгеновских лучей. На то, чтобы проникнуть сквозь экран защиты, ему понадобилось полторы секунды. Еще четыре с половиной секунды ушло на то, чтобы подтащить дрона к пределам достижения полей корабля.

Он подождал, пока зеркало экрана не приблизилось к порогу истощения (ему и так оставалось жить всего ничего), и просигналил:

– Сдаюсь! – надеясь, что говорит с такой же, как он, машиной. В противном случае они выстрелят прежде, чем его сообщение дойдет до их медленных животных мозгов.

Лазер погас. Дрон оставил свои ЭМ-экраны включенными.

Он двигался навстречу судну задир. Корабль, ощетинившийся лезвиями, с каждой минутой становился ближе. Рядом с его массивным корпусом тело маленького дрона казалось пылинкой.

– Выключай… т-твою растак, экран! Отвоевался!

– Не могу! – Дрон вложил все эмоции, на которые был способен, в этот крик-сигнал, словно пытался докричаться сквозь стену.

– Немедленно выключай, дрянь такая!

– Я пробую! Пробую! Но ничего не получается. Вы повредили меня! Разбили наголову! Такое вооружение! Где ж это видано стрелять из таких пушек по таким воробьям! Какие шансы у меня, жалкого дрона, против такой силищи?

Почти в области действия. Недалеко. Совсем близко. Еще две секунды.

– Выключай свои экраны немедленно и сдавайся, как положено, а то разнесем в клочки твою башню!

Еще две секунды – это столько они наговорили. Прекрасно. Если он вынудит их к дальнейшей болтовне… подольше будет заговаривать им зубы…

– Пожалуйста, не делайте этого! Я не могу выключить проектор – движок заело, он в аварийном режиме и не может отключиться. Забился! Честное слово, я делаю все, что могу! Пожалуйста, поверьте мне. Не убивайте меня. Я бедный путешественник, потерпевший кораблекрушение – я один остался в живых, вы же знаете, наш корабль был атакован! Мне повезло вовремя смылся. Я такого большого корабля в жизни еще не видел. Даже не слышал, что такие бывают. Поверьте, я дрожу от одного вашего вида.

Пауза. Заминка. В животных измерениях времени. Это хорошо. Животным нужно время, чтобы подумать. Куча времени – по его, дрона, понятиям. Последний раз предупреждаем – вырубай…

– Вот, пожалуйста, вырубил. Я ваш со всеми потрохами.

И с этими словами Дрон Сисл Ифелеус 1/2 выключил свой электромагнитный отражатель. В то же мгновение он выстрелил из лазера прямой наводкой по кораблю.

И еще мгновение спустя он вскрыл оболочку с оставшимся запасом антивещества, приводя в действие встроенную систему самоуничтожения, и проинструктировал последнюю наноракету, остававшуюся в его теле, также сработать на самоуничтожение.

– На-ка, выкуси! – сказал он, и затем его не стало, мгновенно и навсегда он превратился в маленький огненный клубок тепла и света. Он закончил свое существование, как маленькая, но яркая комета, сгоревшая в бездонных просторах космоса.

Облако сверкающих останков дрона-камикадзе ослепило на миг сенсоры корабля задир. Впрочем, эффект от прямого попадания крошечного лазера был сравним разве что со щекоткой. Плазма. Атомы. Ничего крупнее молекулы. Что-то вроде медленно расширяющейся кучки мусора от двух групп наноракет.

Какое разочарование: а ведь это была особо усложненная модель дрона эленчей. Захватить его было бы неплохим кушем. И тем не менее игра стоила свеч:

было разыграно неплохое сражение, а неожиданность конца охоты доставила задирам настоящее удовольствие.

Крейсер, чье название можно было перевести как “Свирепая Целеустремленность” или “Яростное Намерение”, неторопливо вышел из огненного облака, оставшегося на месте смехотворного сражения, старательно сканируя пространство на предмет оставшихся наноракет. Конечно же, они ничем не грозили крейсеру, но, похоже, дрон использовал арсенал своего микроскопического оружия для переноса информации, и вокруг могло остаться еще что-то, что не сработало бы на самоуничтожение при обнаружении эффектором. Сдав немного назад, крейсер пошел по следу дрона. Он обнаружил небольшое остывающее облако вещества – очевидно, последствия недавнего взрыва – и более ничего. Сплошное разочарование.

Офицеры “Свирепой Целеустремленности” обсуждали, стоит ли дальше искать пропавший корабль эленчей. С ним что-то стряслось? Или этот маленький дрон обманывал их? Или, может, поблизости прячется противник поинтереснее?

Это также могло оказаться и западней. Хитрая Культура как и полумистические эленчи с их страстным желанием стать кем-нибудь еще – славилась способностью по несколько месяцев водить за нос целые флотилии задир. И все кончалось таким же разочарованием или издевательским заявлением, что, дескать, она или же одна из опекаемых подкультуришек, ее вечно хнычущих клиентов, вышла на что-то другое в совсем ином месте. А вся великолепная охота задир оказывалась сорванной.

Этот случай мог быть как раз из таких. Возможно, корабль эленчей выступал в контракте с Культурой. Возможно, они упустили судно эленчей и какой-нибудь ОСТ, что шел по их следу, как они – за эленчами. Разве такое не могло случить – ся?

Нет, возразил один из офицеров, потому что Культура никогда не пожертвует дроном, ведь дроны считаются чувствующими существами.

Остальные, признав странным такое сентиментальное отношение к жизни, вынуждены были согласиться с товарищем.

Крейсер провел в системе Эспери еще два дня, а потом возвратился в хабитат под названием Тир с пустяковой поломкой двигателя.

III

С технической точки зрения это была ветвь метаматематики – обычно называемой метаматикой. Да, метаматика: расследование сущностей Реальности.

Метаматика заводит в области, которых никто не видел, о которых никто не слышал, которые никто не может вообразить.

Это все равно, что прожить полжизни в крошечной, душной и теплой коробке, поскольку не знаешь лучшего… И внезапно найти небольшую дырку в углу этой коробки, крошечное такое отверстие, в которое можно просунуть палец и ковырять до тех пор, пока коробка не развалится. После чего выбраться из обломков, вдохнуть холодный свежий воздух, оказаться на вершине горы в окружении глубоких долин, лесов, сверкающих озер, искрящегося снега. И это, конечно, еще не начало реальности, это вот именно только вдох, сделанный перед тем, как будет произнесен первый слог первого слова первого параграфа первой части первой книги первого тома истории.

Метаматика позволяла претворить этот эксперимент в жизнь, претворить и повторить его миллион раз, расширяя в миллиард раз и более. С ее помощью можно было испытать такое блаженство, о котором человеческий мозг не имел никакого понятия. Она была наркотиком для Умов: беспредельно раскрепощающим, неизменно благотворным, целительным, наркотиком для интеллекта машин.

Это было хобби Умов. Так Умы коротали время. Они измышляли совершенно новые вселенные с новыми возможностями, с иными физическими законами. Корабли играли с ними, иногда создавая какие-нибудь особенные условия для появления жизни, иногда пуская события на самотек, позволяя им развиваться не по задуманному сценарию, а так, как это предусмотрено природой, или же устраивая все таким образом, чтобы возникло нечто совсем уже иррациональное и непостижимое.